Наталья Гришина - Психология конфликта

Ознакомительная версия.

Подобно тому, как Роджерс рассматривает прохождение клиента через различные стадии в его движении к аутентичности, Перлс выделяет разные уровни с точки зрения процесса развития человека. С помощью гештальт-терапии клиент переходит от механического клишированного и ролевого существования (приводя примеры которого, Перлс ссылается на описания игр Э. Берна) к осознаванию их фальшивого и манипулятивного характера, к переживанию своего рода тупика, осознанию необходимости перемен, внутреннего смятения, отчаяния и затем к аутентичности личности, к своему подлинному «Я». Главным механизмом этого возвращения человека к себе самому является осознавание. Неслучайно «Практикум по гештальт-терапии» (Перлс, Гудмен, Хефферлин, 1995) начинается с упражнений, направленных на «чувствование актуального». В ситуации психотерапевтической работы терапевт побуждает клиента к осознаванию происходящего с ним в данный момент и к постоянному расширению пространства этого осознавания. Психотерапевт видит, где возникает рассогласование (например, за счет несовпадения вербального и невербального сообщения), где клиент избегает встречи с настоящим, уходит от него, и побуждает его к продолжению движения. Однако главным действующим лицом этого процесса остается сам человек. Как говорит Перлс, «я не могу осознать ваше осознание, я могу только косвенно участвовать в этом процессе» (Перлс, 1995, с. 75).

Используемые в гештальт-терапии приемы часто именуются играми. Все они так или иначе направлены на усиление осознавания человеком своего подлинного «Я» через актуальное переживание его проявлений, внутренних противоречий, на усиление внутренней коммуникации и завершение гештальта (неоконченных ситуаций). Феноменология, описанная гештальт-терапией и являющаяся предметом ее работы, знакома психотерапевтам и не может не признаваться ими.

Проиллюстрируем это примером из описания психотерапевтического случая И. Ялома. Речь идет о его «Лечении от любви». Семидесятилетняя пациентка Ялома жалуется на то, что в течение восьми лет не может избавиться как от наваждения от мыслей и переживаний, связанных с ее терапевтом, с которым у нее был роман. Внезапность и интенсивность их интимных отношений резко контрастировали для пациентки с неожиданностью и необъяснимостью разрыва. Все ее попытки восстановить этот дорогой для нее контакт терпели неудачу. Они ненадолго встретились только после ее попытки суицида, но эта встреча ничего для нее не прояснила. Восемь лет она живет мыслями и воспоминаниями о нем, и все ее попытки освободиться от наваждения терпели неудачу. Как пишет Ялом, «навязчивость получает энергию, отнимая ее у других областей существования» (Ялом, 1997, с. 30). В терминологии гештальт-терапии речь идет о неоконченной ситуации, незавершенном гештальте, ибо самым мучительным для пациентки Ялома была необъяснимость происшедшего и потребность понять его. В нашей работе был аналогичный пример. За консультацией обратилась одна из участниц групповых занятий. За несколько месяцев до этого она рассталась со своим возлюбленным. Причиной их разрыва стала случайная и незначительная ссора, после чего он перестал звонить ей. Она считала, что он должен позвонить первым, но он не делал этого, а время шло. Рассказав об этом, она спросила, не стоит ли ей позвонить ему. Однако, отвечая на вопрос о том, хотела бы она восстановить отношения с этим человеком, она задумалась, а потом достаточно уверено ответила отрицательно. «Я с самого начала чувствовала, что это не надолго, – сказала она. – Кроме того, у него тяжелый характер, и я устала от этого». Что же тогда не позволяет ей забыть эту ситуацию? Незавершенность. Обсуждение ситуации показало, что незавершенность связана со случайным поводом их разрыва и недостающим – для женщины – фрагментом в ситуации разрыва их отношений, а именно отсутствием заключительного объяснения, которое и должно было бы, по ее мнению, стать основой последующего разрыва. Разрыв произошел, но это объяснение не состоялось, и теперь она чувствует потребность в этом фактически уже ненужном разговоре, единственный смысл которого в том, что он «завершит гештальт».

Теоретическое понимание личностного конфликта как дезинтеграции личности и возможности ее преодоления через внутренний диалог нашло прямое выражение в хорошо известных приемах в практике гештальт-терапии. Психотерапевт предлагает клиенту провести диалог между разными частями своей личности – между «нападающим» и «защищающимся» «Я», диалог с собственными чувствами или воображаемым собеседником. Имитируется ситуация разговора, в процессе которого клиент пересаживается со своего «горячего» стула на противостоящий и обратно и пытается максимально отождествить себя с разными фрагментами своего «Я». Противоположность «нападающего» и «защищающегося» – часто анализируемый в гештальт-группах пример противоположности – как правило, интерпретируется как хорошо известное в психологии противостояние «требующего», указующего, «родительского» и инфантильного, слабого начала. Человек должен попытаться максимально пережить эти оба аспекта своего «Я», осознать то, что обычно отвергается как неприятное или даже неприемлемое, так как только осознание открывает путь к их интеграции в личности. Воссоздание сторон конфликта и их диалог, инициируемый методиками гештальт-терапии, совсем не предполагает, что «носитель» этого конфликта должен сделать выбор между ними:

Рудестам (1990, с. 159–160) приводит пример диалога по методике «двух стульев»: женщина стремилась к интимным отношениям с мужчиной, но как только их отношения действительно стали многообещающими, она сразу же их прервала.

Ознакомительная версия.