взгляд на совесть [524]
825 Сама этимология слова «совесть» говорит нам, что это особая форма «знания» или «сознания» [525]. Особенность «совести» состоит в том, что это знание относительно эмоциональной ценности наших представлений о собственных действиях (или уверенность в наличии такого знания). Согласно этому определению, совесть есть сложное явление – с одной стороны, это элементарный акт воли или побуждение к действию, для которого нельзя отыскать сознательного основания; с другой стороны, это суждение, которое опирается на рациональное чувство. Данное суждение является оценочным, оно отличается от интеллектуального суждения тем, что, помимо объективного, общего и беспристрастного характера, раскрывает субъективную точку зрения. Оценочное суждение всегда подразумевает субъекта, предполагая нечто благое или прекрасное для конкретного человека. Если же я утверждаю, что то-то и то-то хорошо или даже прекрасно для группы людей, это не обязательно оценочное суждение – с тем же успехом это может быть обоснованная констатация факта. Значит, совесть как бы двуслойна: ее нижний слой содержит конкретное психическое событие, а верхний выступает своего рода надстройкой, отражающей положительное или отрицательное мнение субъекта.
826 Как и следовало ожидать ввиду сложности явления, эмпирическая феноменология совести обнимает очень широкое поле. Совесть может проявляться как акт сознательного размышления, который предвосхищает некое психическое событие, сопровождает его или следует за ним, либо как эмоциональная его «окраска» (в этом случае ее нравственный характер не бросается в глаза). Так, некое действие может повлечь за собой будто бы беспочвенное состояние тревоги, причем субъект не будет замечать ни малейшей связи между ними. Нередко моральное суждение переносится в сновидение, смысла которого субъект не понимает. Например, одному моему знакомому деловому человеку сделали весомое и даже почетное предложение, которое, как выяснилось много позже, привело бы к катастрофическому мошенничеству, согласись он его принять. На следующую ночь – само предложение, повторюсь, показалось ему вполне приемлемым – он увидел сон, в котором его руки и предплечья были покрыты черной грязью. Он не усмотрел в этом сне никакой связи с событиями предыдущего дня, поскольку не желал признаться себе в том, что поступившее предложение задело его, как говорится, за живое и обнажило готовность с его стороны к выгодной сделке. Я предупредил его об опасности, и ему хватило прозорливости предпринять некоторые меры предосторожности, каковые и спасли этого человека от сколько-нибудь серьезного урона. Поразмысли он над ситуацией с самого начала, то догадался бы, что всему виной нечистая совесть: он сообразил бы, что ему предлагают «грязное дельце», против которого бунтует его нравственность – не позволяет, так сказать, испачкать руки. А сновидение представило это речевое выражение в наглядной форме.
827 В данном случае отсутствует классическая характеристика совести – conscientia peccati («осознание греха»). Вдобавок пропадает и специфический чувственный оттенок нечистой совести. Вместо этого во сне возникает символический образ черных рук, привлекающий внимание к «грязному» занятию. Чтобы осознать собственную нравственную реакцию, то есть ощутить свою совесть, этому человеку пришлось пересказать сон постороннему (мне). Для него это был поступок совести, ибо сны всегда внушали ему чувство неуверенности. Это чувство пришло к пациенту в ходе анализа, который показал ему, что сны нередко оказываются полезными для самопознания. Без такого опыта он, полагаю, попросту отмахнулся бы от упомянутого сновидения.
828 Из приведенного примера мы узнаем важное обстоятельство: нравственная оценка поступка, выражающая себя в специфическом чувственном оттенке сопровождающих идей, не всегда зависит от сознания; она может проявляться автономно. Фрейд утверждал, что в подобных случаях имеет место вытеснение, которое обеспечивает особый психический фактор – так называемое Супер-эго, или Сверх-Я. Но если сознательный разум и вправду совершает произвольные акты вытеснения, нужно допускать некое подспудное признание моральной отвратительности вытесняемого содержания, ведь без этого мотива соответствующий порыв воли не может осуществиться. Как раз такого знания и недоставало моему знакомому, причем в изрядной степени: он не испытывал никакой моральной реакции и воспринял мое предупреждение с некоторым скептицизмом. Причина здесь в том, что он никоим образом не осознавал сомнительного характера поступившего предложения, следовательно, у него не было оснований для вытеснения. Если коротко, гипотеза о сознательном вытеснении в данном случае неприменима.
829 В действительности состоялся бессознательный акт, который совершился так, словно был сознательным и преднамеренным, – иными словами, как если бы это был акт совести. Субъект будто осознал аморальность поступившего предложения, и это осознание вызвало у него соответствующую эмоциональную реакцию. Но весь процесс происходил подсознательно, и единственным следом, им оставленным, был сон, который в качестве нравственной реакции не подлежал осознанию. «Совесть» в том значении, в каком мы определили ее выше – как «знание» себя, conscientia, – тут попросту отсутствует. Если совесть и вправду представляет собой разновидность знания, то познающим выступает не эмпирический субъект, а бессознательная личность, которая, по всем признакам, ведет себя как сознательный субъект. Она улавливает сомнительность поступившего предложения, распознает корысть эго, которое не чурается нарушить закон, и заставляет выносить соответствующее суждение. Это означает, что эго оттесняется бессознательной личностью, каковая и совершает необходимый акт совести.
830 Именно подобные переживания побудили Фрейда придать особое значение Супер-эго. Однако фрейдистское Супер-эго не является естественной и наследуемой частью структуры психики; это, скорее, осознанно приобретаемый запас традиционных установок, этакий «моральный кодекс», включающий, к примеру, Десять заповедей. Супер-эго – это патриархальное наследие, которое как таковое является сознательным приобретением и которым столь же сознательно владеют. Если в работах Фрейда оно предстает почти бессознательным фактором, то во многом это объясняется практическим опытом автора: последний наглядно показывал ему, что в удивительно обильном количестве случаев воздействие совести протекает бессознательно – как в нашем примере. Фрейд и его школа отвергали гипотезу об унаследованных, инстинктивных способах поведения (в нашем определении – архетипах) как мистическую и ненаучную, а сами объясняли бессознательные поступки совести вытеснением со стороны Супер-эго.
831 Гипотеза о Супер-эго не содержит в себе ничего такого, что само по себе отличалось бы от общепринятых способов мышления. В этом отношении Супер-эго тождественно своду правил, который обыкновенно называют «моральным кодексом». Единственная особенность заключается в том, что отдельные проявления моральной традиции оказываются бессознательными в том или ином случае. Следует также отметить, что Фрейд допускал существование «архаических пережитков» в Супер-эго – то есть актов совести, на которые воздействуют какие-либо архаические мотивы. Но поскольку Фрейд оспаривал существование архетипов, то есть подлинно архаических способов поведения, то можно лишь предполагать, что под «архаическими пережитками» он имел в виду определенные сознательные традиции, которые могут быть бессознательными у ряда индивидуумов. Ни при каких обстоятельствах речь не идет о врожденном восприятии, иначе, по его собственной гипотезе,
