корней в европейской почве. В это ощущение погружаешься с головой. Эмоциям американского коллектива свойственна особая несдержанность. Ее можно наблюдать в трудовом рвении и суете будней, во всякого рода увлечениях, в оргиастических сектантских порывах, в буйстве общественного восхищения и порицания. Подавляющее влияние коллективных эмоций распространяется на все стороны жизни. Будь подобное возможно, здесь вообще все делали бы коллективно, ибо сопротивление коллективным влияниям выглядит поразительно слабым. Верно, коллективное действие всегда оказывается менее трудоемким, чем индивидуальное. Порыв коллективного действия распространяется гораздо дальше, чем даже сосредоточенные индивидуальные усилия; он заставляет людей забывать самих себя и презирать возможные риски. С другой стороны, он частенько увлекает слишком далеко и ввергает в ситуации, которые вряд ли случились бы при индивидуальном выборе. Этот порыв, словом, воздействует решительно усредняюще на людскую психологию.
958 В частности, это проявляется в американском отношении к сексу, сложившемся после войны. Налицо выраженная склонность к беспорядочным половым связям, признаками которой служат не только частые разводы, но, прежде всего, своеобразное отрицание «половых предрассудков» среди молодежи. Неизбежным следствием становится ущерб для индивидуальных отношений между полами. Простота сближения не побуждает к преодолению трудностей и потому не закаляет характер, одновременно выступая серьезнейшим препятствием для более глубокого взаимопонимания. Такое понимание, без которого не может быть настоящей любви, достигается лишь преодолением трудностей, обусловленных психологическим различием между полами. Распущенность парализует все эти усилия, предлагая обилие возможностей для близости. Индивидуальная связь становится совершенно излишней. Но чем увереннее господствует так называемая беспристрастная свобода заодно с половой распущенностью, тем больше любовь становится плоской, тем сильнее она вырождается в преходящие половые контакты. Самые последние достижения в области сексуальной морали отражают стремление к примитивизации секса, аналогично неустойчивости нравственных привычек у первобытных народов, когда под влиянием коллективных эмоций все половые табу мгновенно исчезают.
959 Вся американская жизнь кажется жизнью большого поселения, подлинно городской жизнью. Даже самое крохотное поселение отказывается от своего деревенского образа и стремится стать городом. Город управляет стилем жизни даже в деревне. Кажется, поистине все вокруг коллективизируется и приводится к общим меркам. Однажды во время посещения так называемого полевого лагеря (camp) с так называемой деревенской жизнью мой друг-европеец, который путешествовал вместе со мной, тихонько шепнул мне: «Спорим, у них есть учебник по правилам обустройства лагеря». В самом деле, такой учебник немедленно отыскался на полке, зловеще отливающий золотым тиснением на красном переплете!
960 Америка – страна чудесная, можно сказать, божественная, в ее воздухе все еще витает слабый аромат внеисторической вечности, а цикады по-прежнему не робеют перед человеком. Они еще не знают, что живут в Америке, подобно некоторым индейцам-навахо. Лягушки-быки здесь рокочут по ночам, издавая доисторические возгласы. Ночи под звездным небосводом прекрасны, а дни благословлены обилием солнечного света. Это настоящая живая страна, но никто из местных, кажется, не готов к ней – уж точно не эти суетливые, шумные, болтливые, ездящие на машинах горожане. Они даже не снисходят к ней, в отличие от индейцев, с которыми чувствуешь себя особенно легко, потому что они явно поддаются чарам страны, а не стремятся ее покорить. Хотя бы тут наблюдается мир, заповеданный Господом.
961 Я довольно хорошо знаком с материнскими народами Северной Америки, но совершенно затруднился бы объяснить, исходя из одной только теории наследственности, как нынешние американцы, их дальние потомки, приобрели свои поразительные особенности. Можно предположить, что некоторые из особенностей связаны с древними установками первооткрывателей и первых колонистов. Но я не понимаю, какое отношение упомянутые мною особые качества имеют к характеру первых фермеров-колонистов. Другая, куда более внятная гипотеза объясняет особенности американского темперамента тем фактом, что страна населена неграми, яркой и притягательной расой. В отдельных штатах чернокожие и вовсе преобладают (этот факт способен удивить наивного европейца, считающего Америку белой: она не то чтобы белая, а, скорее, пегая, и с этим ничего не поделаешь).
962 Что может быть заразнее, чем жить бок о бок с довольно примитивным народом? Отправляйтесь в Африку и оцените на собственном опыте. Когда все настолько очевидно, что буквально спотыкаешься о факты, обыкновенно говорят о «затемнении» или «почернении» (going black). Если же все не столь очевидно, рассуждают о «влиянии солнца». Но в Индии солнце тоже светит постоянно. На самом деле перед нами смягченное «затемнение», которое уравновешивается особой чопорной моралью (с ее приверженностью праведности и нарочитой респектабельности). Под давлением этих условностей люди попросту высыхают, пусть и возлагают ответственность на солнце. Нам, европейцам, гораздо проще быть слегка аморальными (по крайней мере, слегка распущенными), поскольку у нас нет нужды оборонять моральные устои от неослабевающего натиска первобытной жизни. Неполноценный человек поддается этому натиску, потому что тот притягателен для низших слоев нашей психики, пережившей неисчислимые столетия сходных условий – «Оn revient toujours à ses premiers amours [606]». Этот человек напоминает нам – не столько нашему сознанию, сколько нашему бессознательному – не только детство человечества, но и всю предысторию, которая отстоит не более чем на двенадцать столетий, если говорить о германских народах. Варвар внутри нас все еще удивительно силен и охотно поддается соблазнам юношеских воспоминаний. Поэтому требуется надежная защита. Латинские народы, будучи старше, не должны остерегаться в той же степени, а потому их отношение к цветному человеку иное.
963 Но все оборонительные заслоны германцев возводятся лишь в пределах досягаемости сознания. Ниже порога сознания зараза практически не встречает сопротивления. Цветные люди живут в городах и даже в домах белых – а также, образно выражаясь, под кожей, в подсознании. Это правило, разумеется, работает в обе стороны: у каждого еврея есть комплекс Христа, у каждого негра имеется комплекс белого, а у каждого американца – комплекс негра. Обычно цветной готов отдать что угодно, чтобы стать белым, а белый ни за что не признается, что в нем есть примесь черной крови.
964 А теперь – к фактам. Как насчет упомянутого американского смеха? Как же пресловутая шумная публичность? Как же удовольствие от движения и всевозможных трюков? Как быть с разболтанной походкой, с негритянскими танцами и музыкой? Ритм джаза точно такой же, как у нгома, африканской пляски [607]. Ту не составит труда исполнить, со всеми ее ужимками и прыжками, с качанием плеч и бедер, под американский джаз. Американская музыка очевидно пронизана африканскими ритмами и мелодикой.
965 По сути, бросается в глаза то обстоятельство, что цветной человек с его примитивной моторикой, с его выразительной эмоциональностью, детской непосредственностью, чувством музыки и ритма, с его забавным и образным языком заразил американцев своим «поведением». Любому психологу и любому
