«Видите, это миновало вашу жену, благодаря вам, ценой того, что вам приходится о ней скорбеть». В этот момент его страдание обрело смысл: смысл жертвы. Ничего нельзя было изменить в его судьбе, изменилось лишь его отношение к ней! Судьба потребовала от него отстраниться от возможности исполнения смысла через любовь, однако у него осталась возможность занять определенную позицию к ней.
Приведу несколько строк из писем, которые я получил от заключенных из тюрьмы Флориды: «Я нашел смысл своей жизни сейчас, находясь под арестом, и мне нужно немного подождать, пока у меня появится возможность все исправить. Теперь я смогу все сделать лучше». Заключенный номер 049246 писал мне: «Здесь, в тюрьме, появляется все больше возможностей служить чему-то и расти над собой. Должен сказать, я здесь каким-то образом счастливее, чем когда-либо». Вот письмо от заключенного номер 552–022: «Дорогой доктор! В последние месяцы группа заключенных собиралась для чтения ваших книг и прослушивания ваших записей. Это правда: и в страдании можно найти смысл… Моя жизнь будто только началась — какое прекрасное чувство! Очень волнительно видеть моих братьев по группе, когда они со слезами на глазах обретают смысл здесь и сейчас, хотя они никогда даже надеяться на это не смели. То, что происходит, подобно чуду. Люди, которые были беспомощны и безнадежны, вдруг начинают видеть новый смысл в жизни. Здесь, в тюрьме с жесточайшими правилами безопасности во всей Флориде, всего в паре метров от электрического стула, — именно здесь наши мечты становятся реальностью. Сейчас канун Рождества; но благодаря логотерапии для нас наступает Пасха. В это пасхальное утро над голгофой Освенцима восходит солнце. Нас ждет новый день!»
Душепопечительство во врачебной практике
Поговорим о душепопечительстве, с которым врач сталкивается постоянно, на каждой встрече с пациентом. Оно составляет одну из профессиональных задач, встающих перед врачом. С заботой о душе сталкивается врач-терапевт, когда имеет дело с неизлечимыми болезнями, гериатр, к которому на прием приходят пожилые люди, дерматолог, имеющий дело с обезображенными пациентами, ортопед, лечащий пациентов с инвалидностью, хирург, к которому обращаются больные после ампутации. Перед всеми этими врачами оказываются пациенты, которым приходится иметь дело с неминуемой судьбой, с ситуациями, на которые они никак не могли повлиять. Если пациента нельзя вылечить, если нельзя унять его боль, остается его только утешить. О том, что таким умением должен обладать профессиональный врач, свидетельствует трогательная надпись над главными воротами общественной больницы Вены. Табличку с этой надписью распорядился повесить кайзер Иосиф Второй при открытии и передаче больницы в общественное пользование: Saluti et solatio aegrorum («Исцели и утешь страждущего»). Это говорит о важности не только исцеления, но и утешения больных. В рекомендациях Американской медицинской ассоциации прямо сказано, что последнее обязательно входит в сферу ответственности врача: «Врач должен также утешать душу. Это задача не только психиатров, это задача любого практикующего врача». Конечно, врач может выполнять работу и без оглядки на все это, но тогда, как говорил Поль Дюбуа, он будет отличаться от ветеринара только клиентурой.
Врач вынужден заниматься душепопечительством. «Именно пациенты возлагают на нас задачу взять на себя обязанности душепопечителей в психотерапии» (Густав Балли). Речь идет о роли, которую врач вынужден на себя взять (Карл Ясперс, Альфонс Медер, Вальтер Шульте, Густав Гейер, Герберт Вайтбрехт). «Психотерапия обязательно в той или иной степени является душепопечительством, даже если не осознаёт или не желает этого… Часто она должна действовать именно с заботой о душе» [48]. Конечно, врач не может заменить духовника или священника, душепопечительство остается их прерогативой; но обозначенная фон Гебзаттелем «миграция западного человека от душепопечителя к неврологу» — факт, на который душепопечитель не может закрывать глаза, и требование, от которого не может отмахнуться невролог.
В наше время, в век распространяющейся экзистенциальной фрустрации, когда многие находятся в отчаянии из-за сомнений в смысле жизни вследствие того, что они не способны переносить страдания и в то же время переоценивают или обожествляют способность к труду или получению удовольствия, — в это время врачевание души приобретает особую актуальность. Конечно, то, что мы называем экзистенциальной фрустрацией, существовало и раньше. Но люди, страдавшие от нее, ходили не к врачу, а к священнику.
Мы не должны забывать следующее: сколь мало экзистенциальная фрустрация сама по себе патологический фактор, столь велика возможность, что она станет патогенной и приведет к неврозу. Но это возможное, а не обязательное развитие событий. Точно так же невроз может восходить к экзистенциальной фрустрации, сомнениям и отчаянию в смысле личностного бытия, но это не всегда так.
Если факультативно патогенная экзистенциальная фрустрация становится патогенной фактически, то есть в конкретном случае действительно приводит к невротическому расстройству, тогда мы называем такой невроз ноогенным. Итак, не каждая экзистенциальная фрустрация становится патогенной и не каждое невротическое расстройство ноогенно.
И здесь, наряду с опасностью патологизма, о которой мы говорили ранее, существует еще одна опасность: опасность ноологизма. Ошибка патологизма в том, что для него всякое отчаяние ведет к неврозу, а ошибка ноологизма в том, что для него всякий невроз объясняется отчаянием. Мы не должны игнорировать духовное, но мы не должны его и переоценивать. Видеть причину невротического заболевания исключительно в духовном — значит пасть жертвой ноологизма. Корни неврозов кроются не только в духовном, но и в психофизических слоях человека. Я даже осмелюсь заявить, что невроз в узком смысле слова можно определить как психогенное заболевание (а не ноогенное).
Если принимать всякую болезнь (не только психогенную, но и соматогенную) за ноогенную, как это делает ноологизм, называющий себя психосоматической медициной, то мы придем к ноосоматике. Психосоматическая медицина учит следующему: заболевает лишь тот, кто считает себя больным или печалится. Но на деле оказывается, что при определенных обстоятельствах заболеть может и тот, кто радуется. В действительности процесс телесного заболевания не всегда обусловлен биографией пациента и не всегда выражает личность в той мере, которую столь великодушно приписывает ему психосоматическая медицина. Конечно, некоторые вещи в человеческом бытии обусловлены биографией человека и, как следствие, выражают его личность. Биография — это в конечном счете не что иное, как экспликация личности во времени: в процессе жизни, в разворачивающемся бытии личность проявляет себя, раскатывается, словно ковер, постепенно раскрывая свой уникальный узор.
Физическая болезнь не может быть точным отражением личности. Таким образом, психосоматическая медицина ошибается в расчетах, не принимая во внимание психофизический организм. Мы не должны забывать, что человек не может осуществить все устремления своей духовной личности посредством психофизического организма. Помня об этом, ввиду данной impotentia oboedientalis мы
