своей этнической группы трудностях, а второй — «получатель» — читал, делал выводы и отвечал. Затем оба описывали свои чувства по отношению к оппоненту и представляемой им этнической группе.
Белые американцы реагировали на контакт совершенно по Оллпорту: выполнив роль получателя, проникались сочувствием к иммигрантам. Те же, наоборот, начинали хуже относиться к более состоятельным и респектабельным белым американцам, выслушав их жалобы. Но при этом относились к ним лучше после того, как сами выступали в роли отправителей.
Эмиль повторил исследование в Рамалле и Тель-Авиве, организовав видеочат между палестинцами и израильтянами. Последние, как и белые американцы, начали теплее относиться к палестинцам, выслушав их. А палестинцы начинали думать об израильтянах лучше, рассказав им свою историю. Контакт давал положительный результат, если переворачивал существующую структуру власти, а не игнорировал ее.
Эмиль препарировал ненависть в разных уголках мира, а недавно обратился к родине и белому националистскому движению в США. Ультраправые активизировались в последние несколько лет и начали более открыто выражать свою позицию. В августе 2017 года они собрались с неонацистами в Шарлоттсвилле, что в штате Вирджиния, и устроили демонстрацию против сноса статуи Роберта Эдварда Ли. Вспыхнули столкновения с левыми и антирасистами, и ультраправый активист преднамеренно врезался на автомобиле в толпу противников, ранив многих и убив левую активистку Хизер Хейер. Происшествие легче представить себе на западном берегу реки Иордан, чем в университетском городке в Америке.
В период расцвета «Белого арийского сопротивления» у Тони атрофировалась эмпатия. То же происходит и с нынешними белыми националистами [142]. Они дегуманизируют чужаков и считают мусульман развитыми всего на 55% по шкале Нура Ктейли. У них притуплена реакция на чужие эмоции, и они считают насилие оправданным средством насаждения своих убеждений.
Сторонников движения крайне правых легко бояться и еще проще списать со счетов как безнадежных ксенофобов. Но пример Тони доказывает, что заблудшие души могут вернуть себе человеческий облик. Как нам создать способствующие этому обстоятельства?
Покинув ряды сторонников «белого превосходства», Тони нашел онлайн-журнал под названием «Жизнь после ненависти» (Life After Hate) с историями, похожими на свою. Люди писали, как состояли в агрессивных группировках и почему вышли. Тони стал активным соавтором. В 2011 году его вместе с другими участниками пригласили на необычную встречу.
Google Ideas (ныне Jigsaw, подразделение Alphabet) собрала около пятидесяти бывших членов разных группировок для обсуждения стратегии профилактики экстремизма. «Это было безумие какое-то, — вспоминает Тони. — Члены ИРА сидели напротив джихадистов и неонацистов. Они бы раньше поубивали друг друга».
Несмотря на очевидные различия, у присутствовавших на встрече было немало общего. Большинство лечили ненавистью полученные в детстве раны и избавились от нее, найдя новый смысл жизни, чаще всего в родительстве и великодушии бывших врагов, подаривших им прощение. «Столько людей вступали в группировки и выходили из них по одинаковым причинам!» Тони понял, что не одинок в своей трагедии. А значит, мог бы помочь кому-нибудь еще тоже расстаться с ненавистью.
Вместе с единомышленниками Тони превратил «Жизнь после ненависти» в крупную некоммерческую организацию, которая сейчас вытаскивает людей с нравственного дна, где он и сам побывал. «Мы дошли до края, но смогли вернуться, — рассказывает Тони. — И снова пойдем туда, чтобы вывести других». Хрестоматийный пример альтруизма, рожденного страданием.
«Жизнь после ненависти» внедряется на форумы и в группы проарийцев, неонацистов и ку-клукс-клана в соцсетях и напоминает, что у них есть выбор. В организацию часто обращаются члены группировок и их родственники; через неделю после событий в Шарлоттсвилле поступила почти сотня звонков. Тони с коллегами помогают людям найти психолога, мастера по сведению татуировок и обрести надежду на будущее.
Одним облачным июльским днем мы с Тони, Эмилем и Нуром Ктейли собрались на мозговой штурм в Северо-Западном университете [143]. Члены «Жизни после ненависти» хотели подробнее узнать об эмпатии непосредственно от нас, поскольку мы занимаемся ее изучением. А мы, в свою очередь, хотели из первых рук получить информацию от людей с таким опытом, как у Тони. Но все были заинтересованы в том, чтобы найти решение. Это была очень необычная встреча.
Члены «Жизни после ненависти» рассказывали о себе, первым начал Тони. С мягким открытым лицом, в рубашке в розовую полоску, с кулоном из акульего зуба и браслетом из деревянных бусин он походил на футбольного фаната, ставшего фолк-музыкантом.
Следом выступила Анжела Кинг. Ее дразнили в школе, и в какой-то момент она решила, что единственный способ перестать быть жертвой — это нападать самой. Она превратилась в гомофобку и расистку и совершила несколько преступлений на почве ненависти. Ее арестовали за вооруженное ограбление еврейского магазина и отправили за решетку. Руки, ноги и грудь Анжелы были покрыты свастиками, на внутренней стороне нижней губы красовалась надпись sieg heil. В тюрьму она шла как на расовую войну, но попала в камеру к ямайкам. За игрой в криббидж они заставили ее изменить взгляды и приняли как свою. «Агрессия, злость и насилие были реакцией на всех и все в моей жизни. Когда ко мне отнеслись по-доброму и с сочувствием, меня как будто разоружили», — вспоминает Анжела [144].
Следующим был Сэмми Рэнджел, коротко стриженный темноволосый мужчина с тихим голосом. Выглядел он так, будто не вылезает из спортзала. У него та же история: его обижали, он начал всех ненавидеть, а потом раскаялся, встретив понимающего человека из числа врагов.
Мы с Эмилем и Нуром рассказывали о результатах исследований ненависти и их практическом применении. Наши стратегии ребята не одобрили. «Вы пытаетесь проблемы решать, — возразил Сэмми, — но это не наша задача в таких ситуациях. И ни к чему не приведет». Члены группировок ожидают, что их будут переубеждать. И возводят «крепость из аргументов», как выражается Тони: защиту от любых доводов, состоящую из антитезисов, риторических приемов или старых добрых угроз.
Чтобы пробиться сквозь эту броню, члены «Жизни после ненависти» начинают с малого. «Нельзя сразу ставить себе цель изменить человека, — объясняет Сэмми. — Сначала надо проявить искренний интерес к нему, выслушать его и только потом искать, за что зацепиться».
Сэмми вторит легендарному психологу Карлу Роджерсу. Тот видел главную задачу психолога в том, чтобы выслушать пациента, причем внимательно и непредвзято. Члены ксенофобских группировок привыкли к тому, что несогласные — а это практически все — от них отмахиваются. Сэмми, Тони и Анжела когда-то верили, что все должны их ненавидеть. Чтобы подорвать эту уверенность, надо было проявить искреннее сочувствие.
Тони разъяснил, что эмпатия к ксенофобу не равна разделению его взглядов. «Надо однозначно осуждать мировоззрение, саму ненависть, но не человека». Даже это кажется невыполнимым. Зачем стараться ради человека, покрытого татуировками с пропагандой геноцида? Никто не обязан за ненависть
