П.: Чувствую сострадание. Не стоило его бояться. В нем ничего страшного нет.
Процесс выявления ведет к желаемому окончанию интерпретации посредством совершенно иного подхода. Во-первых, это не терапевт говорит пациенту о предполагаемом «значении» действия, жеста, голоса; пациент сам вынужден передать себе что-то. Во-вторых, между «думать» о поведении или символе и эмфатировать его - большая разница.
Скрытым первым шагом в выявлении будет переживание чувственного содержания действия, которое выявляется. Следующим шагом является передача содержания посредством слов. Этот процесс подобен символизму в поэзии или в визуальных искусствах. Попытка нарисовать, например, является, кроме всего прочего, попыткой увидеть.
Процесс контакта с переживанием с последующим выражением его словами можно рассматривать как еще один случай преувеличения и развития экспрессивного действия. Разница в том, что в выявлении развитие не остается в рамках одного переживания (движение, голос, слова), но перетекает из одного переживания в другое. Когда информация (до сих пор скрытая) трансформируется из действий, звуков или образов в слова, этот процесс (совершенно заслуживающий быть названным выявлением, поскольку обычно моторно-визуальная активность ближе к нашим автоматическим и бессознательным процессам, тогда как вербализация или понятность связывается со «вторичными процессами»), является частью нашей активности в бодрствовании. Процесс передачи не обязательно состоит в переходе от действий к словам для того, чтобы обслуживать общую цель преувеличения:
Т.: Что вы сейчас чувствуете?
П.: Беспокойство. Меня беспокоит, что ничего важного
не приходит в голову. А я знаю, что группа ждет. Т.: Вижу, что вы притоптываете левой ногой. П.: (усиливает движение) Да. Т.: А теперь заставьте все ваше тело делать то же, что
делает нога. П.: (Постепенно увеличивает притоптывание, пока не
начинает пританцовывать обеими ногами, похлопывая себя ладонями по бедрам, улыбаясь
во весь рот).
Т.: Что нибудь произносите.
П.: А! А! А!! (сильные выдохи прерываются голосом, пока не превращаются в смех)
Т.: Теперь проделайте что-нибудь с тем же отношением.
П.: (берет кого-то за руку, тянет, распрямляет его). Проснись, дружок! (Идет вокруг, притоптывая, руками показывая, что надо встать). Проснитесь все! Давайте выбираться из этого запустения! (Отворяет дверь и кого-то выталкивает). Ну-ка, давай отсюда. Я вычищу этот дом и повыбрасываю весь хлам. (Тянет кого-то за руку). Встряхнитесь и радуйтесь, или выметайтесь отсюда!
Г. Идентификация и Исполнение Роли
Исполнение роли является важной частью Гештальт- терапии и во внешнем смысле, т.е. поступая согласно данной роли, и во внутреннем смысле, т.е. испытывая переживания другого, представляя себя в атрибутике другого человека или какой-то вещи.
Поскольку исполнение роли придает идее, чувству или образу моторное выражение, его можно считать еще одним случаем трансляции от одной экспессивнои модальности к другой. В самом деле, это обратная сторона выявления: в выявлении мы вербализуем свои действия, в исполнении роли мы действиями реализуем мысль. Таким образом, исполнение роли можно понимать как еще один способ завершения или осуществления экспрессии. Частное поведение, которое мы называем «мышлением», может считаться несовершенным действием или действием символическим. Перевоплощением мы доводим действие до его полного выражения. То же самое можно сказать о предвкушении и воспоминаниях. То, что Гештальт-терапевт делает, когда просит пациента «сыграть» свои воспоминания или ожидания, эквивалентно тому, чтобы попросить его физически выполнить действие, которое им выполняется, иногда довольно часто, в воображении. «Играя», пациент может обнаружить, что он привязан к такому-то воспоминанию или фантазии вследствие их «незавершенности» - из-за необходимости предпринять действие, хронически избегаемого или подменяемого воображаемо.
Кроме принципа завершенности существует и другой принцип, в котором «игра» выражает отношение Гештальт-терапии. С внутренней точки зрения «игра» влечет за собой процесс идентификации, соотношения себя с тем, кого мы «играем», с признанием «его» переживаний своими собственными. Инструкции «будь им», «стань своей рукой», «превратись в свой голос» и т.д. - это шаг за пределы преувеличения, требуемого выявлением. Между «придай голос плачущему в тебе ребенку» и «превратись в плаксу» существует разница в степени идентификации. Задача затрудняется, когда пациенту приходится идентифицировать себя со своими неприятными сторонами, которые он старается подавить или изжить. С другой стороны, если он способен идентифицировать себя со всем своим хорошим или плохим, то он берет на себя ответственность.
Идентификация и игра не только сокращают дистанцию между «Я» и его процессами, они же способствуют развитию осознанности. Став кем-то или чем-то, мы можем больше понять, чем просто рассуждая об этом. Игра способствует холистичному пониманию, являющемуся больше функцией интуиции, чем чем-то другим. Для Гештальта, однако, использование игры представляется как предписание «Будь тем, что ты есть» в различных вариантах. Сцены и характеры - это не ритуальные божки или творения классика, это аспекты наших собственных жизней, которые мы склонны трактовать как случайные или тривиальные, иногда бессмысленные: любимые обороты речи, жесты, фантазии. -
Основное применение игры или исполнения роли в Гештальт-терапии в обыгрывании грез, в проигрывании предвкушений будущего (которые стоят за большинством конфликтов реальной жизни), представлений прошлого, в обыгрывании различных конфликтующих черт личности. О подходе Гештальт-терапии к воображению, к прошлому и будущему я еще расскажу в этой книге, здесь же остановлюсь на обыгрывании черт личности.
Наиболее драматичными моментами в сеансах Гештальт-терапии являются те, где пациент берется за различные роли, составляющие неинтегрированные аспекты или конфликтующие подсущности его личности: хорошего мальчика и злючки, задиры и филантропа, доброго человека и эгоиста, мужественного и женственного, активного и пассивного, назидательного и ребячливого, победителя и побежденного и др. Думаю, что искусство терапевта заключается в его способности указать на ключевую для пациента роль - это вопрос, требующий, как и все в Гештальт-терапии, особого ощущения момента. Вывод или знание, что практически каждый хочет чувствовать особое, вовсе не достаточны, чтобы сказать кому-то «будь особым» или «действуй особо». Чтобы такое исполнение роли стало успешным, пациент должен войти в контакт со своей психикой постепенно, чтобы игра в «особого» увенчивала органичное развитие за время сеанса.
Ниже даются некоторые ключи, которые могут помочь терапевту развить необходимое отношение при обыгрывании.
1. Психологические симптомы: волнение, вина, стыд. В большинстве случаев волнение включает в себя либо:
А. Воображаемое осуждение или реакция другого (подобны волнению перед выходом на сцену), которые затем могут быть отобраны в качестве субъекта обыгрывания и, возможно, узнаны как собственное отношение к себе; либо:
Б. Катастрофические фантазии о будущем, которые можно обыграть в том же духе: неудача, позор, смерть и т.д.
В вине обычно присутствует самообвинение или проецирование самообвинения, которые также могут быть драматизированы игрой в виновного в полной мере, а затем игрой в обвинителя. В обоих случаях других членов группы можно использовать при драматизации как статистов в роли судей или подсудимых.
В случае стыда или смущения возникает скрытое чувство, что тебя выставляют на виду у всех. Применяемое здесь отношение заключается в обыгрывании ролей наблюдателя или свидетеля.
2. Конфликты. Даже микроконфликты, как, например, улыбаться или нет, смотреть на терапевта или в сторону и т.д., часто являются экспрессией гораздо более широкого душевного надлома, чем кажется при внимательном рассмотрении. Путем выявления или преувеличения обеих альтернатив в каком-либо конфликте пациент подходит к двум важным аспектам своего психологического функционирования.
3. Преувеличение и реверс. Усиление практически любого чувства или экспрессивного акта, жеста, позы, голоса, вербального высказывания может обнажить важное отношение, стоящее дальнейшей обработки обыгрыванием. Когда это уже определено, то можно использовать и противоположное по значению отношение.
4. Противоречие между вербальной и невербальной экспрессиями может стать путем исследования другого душевного надлома. Например, пациент говорит о волнении, а его голос, поза и манеры говорят об уравновешенности и полной безопасности. Я попросил его сыграть по выбору в испуганность и в уравновешенность, подгоняя соответственно и вербальное и невербальное поведение. Играя, он вскорости обнаружил, что он всегда играл в уравновешенного, что он всегда был не настолько свободен, чтобы показать свою слабость, в нем всегда присутствовала тяга к тому, чтобы быть хозяином положения. В другом случае пациент со спокойным хладнокровием говорил о приятных чувствах, ерзая при этом на стуле и вытирая потеющие руки. Я обратился к нему с таким же, как предыдущее, предписанием, чтобы он по выбору сыграл роль взволнованного человека или человека, у которого «все в порядке», это показало ему его претензии и тот факт, что он играет роль «холодного» не только, когда об этом просят, но и всегда.
