Ознакомительная версия.
Возвращаю статью Ольги Маховской, на которую только что совершил наезд журнал «Огонек», обвинив ее в травле Натальи Захаровой с помощью НТВ.
Название: Эмиграция пробует нас на зуб, или Бедная Маша (Молчание ягнят, Последняя гастроль?)
Продолжаются всплески истерии вокруг Натальи Захаровой, гражданки Франции, русской по происхождению. Ее дочка Маша, после бракоразводного процесса с отцом-французом оставленная с матерью, воспитывается теперь в приемной семье, лишенная обоих родителей. Из вполне благоприятного послеразводного расклада, включавшего хороший пансион и квартиру в Париже, Наталья умудрилась потерять самое дорогое.
Некоторые отечественные издания перепечатывают друг у друга версию развития событий в изложении самой мадам Захаровой и ее российского адвоката. Они приправлены откровенными оскорблениями в адрес французского суда, политики Франции, президента, конечно, французского, мужа-негодяя. Центральный персонаж этой драмы, бедная Маша, вытеснена огромными, похожими на рекламные щиты портретами своей матери («биологической», как теперь говорят, ведь есть уже и приемная), а также реестром ее бомондных знакомств. Она представляет себя то как известную актрису, то как преуспевающего визажиста, теперь, видимо, ее можно назвать и общественным (а то и политическим!) деятелем: при такой-то красоте и силе духа…
Печальная повторяемость этих позорных историй с отнятием детей у некоторых наших бывших соотечественниц вытекает из мотивов и способов эмиграции. Они выезжают на Запад «на мужьях» (эмигрантский сленг) в расчете на полную защищенность и относительную безнаказанность. Свобода спутана с безответственностью и необязательностью, материнство рассматривается как выгодный социальный статус, дающий повод для шантажа и торга с французским окружением. Эти истории на 80 процентов вырастают из психологической неготовности наших девушек к жизни в условиях поденной и непрерывной обязательности, помноженной на разницу в культурах. Если эти факторы не учитывать, невозможно адекватно оценить вердикты французского суда. Политические интерпретации событий оказываются просто нелепыми.
Российская эмиграция во Франции имеет давнюю репутацию культурной и высокообразованной, верующей и сдержанной, достойной и терпеливой. Здесь пытаются сохранить идеалы высокой духовности. Случаи с необузданными дамами (femmes de sauvage) из постсоветской экономической волны эмиграции воспринимаются здесь как досадное недоразумение. У русских не принято выносить сор из избы, устраивать публичные обсуждения своей частной жизни. Исторически российская эмиграция вплоть до третьей диссидентской волны определяла свою позицию не через отношения со страной, принявшей ее в трудные годы изгнания, а через свое противостояние России советской. Российская диаспора никогда прежде не заявляла о дискриминации по национальному признаку и насилии со стороны французов.
Французская политика в отношении иммигрантов, пожалуй, самая лояльная в Европе. Иммигранты рассматриваются здесь как стратегический потенциал страны. На сегодняшний день каждый пятый житель Франции является иммигрантом в первом поколении. Для детей иммигрантов создана гибкая система промежуточных классов с экспресс-курсом французского языка и постепенным погружением в обычный школьный процесс. Есть программа и на русском языке.
Объективно совместная жизнь француза и бывшей советской гражданки сама собой благополучно сложиться не может. Дети из межкультурных браков растут в условиях конкуренции моделей семейного поведения. Французы – очень семейные люди, это касается, прежде всего, отцов. Нашим женщинам трудно привыкнуть к тому, что все вопросы должны обсуждаться и согласовываться с мужем, с раннего утра до позднего вечера день жены забит обязанностями по дому, а время досуга строго ограниченно и проводится по определенному сценарию. Постсоветская женщина, ориентированная на то, что роль мужа формальна, так как сводится к роли добытчика, привыкшая отводить душу в трепе с подругами, тяжело адаптируется к ситуации такого «насилия». Во французской семье основную тяжесть несет не мать, как сложилось за годы советской власти у нас, а отец. Есть случаи, когда папы-французы перешли из католичества в православие, чтобы сохранить духовное единство семьи.
Неожиданный звонок неизвестной мне мадам Захаровой произвел на меня сильное впечатление. Я была в Париже, изучая психологические и культурологические проблемы воспитания наших детей в эмиграции, и как раз пыталась помочь в аналогичном судебном разбирательстве. Решался вопрос об отнятии двух чудесных мальчишек у российской по происхождению мамы, вторым браком за французом, первым – за американцем российского происхождения (с ума сойдешь от таких эквилибров). Логику защиты выстраивать не удавалось, так как никто не мог угомонить чумную мамашу. Зарплата французского отчима – программиста почти вся уходила на оплату схватки французского суда с американским. Вместо рациональных аргументов в свою пользу она выкатывала весь этот набор ругательств нерадивой мамаши, известный теперь и по истории с Наташей Захаровой. За закрытой дверью мне пришлось отчитать ее резко и наотмашь, чтобы отрезвить: через несколько дней предстоял суд, в результате которого дети должны были переехать к отцу в страну, на территорию которой ей было запрещено въезжать (по совокупности проступков, на которые так щедры некоторые из наших бывших граждан, стремящиеся войти в чужую культуру любыми способами). Общими усилиями вопрос о передаче детей отцу удалось надолго отложить.
Монолог мадам Захаровой по телефону длился полтора часа (!). Медленно, как кошка, прощупывая территорию, она рассказывала… о себе. Тот привлекательный портрет, который потом растиражировали в прессе. О ребенке лишь мельком: я ращу девочку четырех с половиной лет, ну о ней говорить еще рано, маленькая, ничего не понимает. А Маша уже была в приюте. Она попала туда, потому что ее активная мама по собственному почину затеяла судебную свару с бывшим мужем, рассчитывая на новые дивиденды, и – проиграла («осталась старуха у разбитого корыта»). Тогда, во время телефонного перформанса (представления), у меня не возникло вопросов. Знакомый до боли типаж. Склонные к самодемонстрациям и позам женщины богемного или околобогемного круга здесь и там (а эмиграция – это только шаржированный образ нас самих) озабочены тем, как привлечь внимание (и средства) к себе; они достигают небывалого порой искусства в обольщении простаков, предпочитая мужчин. Если надо – тихие горлицы, томные сирены, если надо, фурии, они неизбежно занимают «детское место в семье». А дети отправляются к бабушкам или, если повезет, перевешиваются на покорных супругов. Дочки в таких семьях – падчерицы у родных мам, вечные Золушки. Хронические алкоголички бывают лучшими мамами.
Исключительность этой истории придает и неловкое вмешательство прессы и президента. Россия учится работать со своими бывшими гражданами из ближнего и дальнего зарубежья. Объединять нацию вокруг лозунга «Наших бьют!» – хороший способ нарушить наметившийся зыбкий контакт со своими диаспорами (не только русскими – российскими), а также с лояльными по отношению к ним странами. Стыдно за журналистов, которые опустились в вопросах защиты прав ребенка до светской хроники. Мы не там ищем кумиров. В прошлом году, одновременно с историей мадам Захаровой, по международному конкурсу во Французскую академию прошла москвичка Вера Дорофеева, специалист по истории Древнего Китая, мама девятнадцатилетнего сына, вырастившая его одна. Прошлым же летом под Москвой работала первая летняя школа для детей эмигрантов, куда мамы из той же российской эмиграции не побоялись отправить своих чад учиться по российским программам. Разные случаи – разные тенденции. Есть много реальных проблем. Во Франции, как и в большинстве стран выезда наших граждан, нет психологических служб, нет логопеда. Сосредоточиться на этом придется: вслед за четвертой, экономической, дикой волной эмиграции, катится пятая, профессиональная, собственно, просто миграция людей, перемещающихся вместе с семьями в поисках работы.
Прагматизм во внешней политике, который как нас уверяют, пришел на смену романтизму и народной дипломатии, обозначает прежде всего профессионализм с жестким выстраиванием стратегий в отношении с диаспорами. Работу не наладить без глубокой этнографической экспертизы.
Наташа Захарова сейчас в Москве, приехала собирать урожай. Особым цинизмом было открыть фонд «Спасите Машу!» в расчете на поступление взносов из страны, где столько материнского горя, где сотни матерей физически теряют своих детей, где полстраны держится на терпении женщин. На наших мамах. Ну не за салонными же дамами, доводящими жизнь свою и своих близких до абсурда, нам теперь волочиться в поисках новых идеалов материнства и женственности? Классик нашел бы что сказать: «Ты все пела, это дело, так поди же…».
Ознакомительная версия.
