то же самое в отношениях с Джорджией: «Если я начну говорить, то есть если я начну самоутверждаться в роли родителя, то потеряю тебя».
Я могла бы перечислить много эпизодов, но самый значительный из них произошел, когда я узнала, что Джорджия встречается с мальчиком постарше, весьма испорченным и довольно проблемным юношей… Тогда я вмешалась, прекратила эти отношения, из-за чего произошел конфликт.
Д. Н.: Получается, что и в отношениях с дочерью у вас срабатывает поведенческий сценарий «Я сдерживаю себя, чтобы не потерять ее». Но в этой последней ситуации вы не сдержались. Каким образом болевая точка вновь дала о себе знать?
Д.: Да, я не сдержалась. Ясно объяснила дочери, что думаю и что считаю правильным, но внутри я умирала. Помню, сказала ей: «Ну почему ты не слушаешь, когда я тебе объясняю?» Снова возвращается боль оттого, что меня не слушают, но в данном случае в роли матери оказываюсь уже я сама. И эта боль сочетается с ужасным страхом потерять дочь, если я сделаю то, что считаю правильным. Я боялась, что она убежит из дома или решится на какой-нибудь опасный поступок, например на попытку суицида. Это опасение мучило меня.
Д. Н.: Заметила ли дочь, что вас что-то мучает?
Д.: Без сомнения, она почувствовала: как мать я огорчена тем, что она попала в опасную и сложную ситуацию. Дети исключительно восприимчивы. В каком-то смысле она неосознанно воспользовалась моими переживаниями в сложившихся условиях. Иногда я даже чувствую, что дочь мной манипулирует, она всегда старается обернуть ситуацию в свою пользу.
Д. Н.: У меня сложилось впечатление, что в вашем случае мы имеем дело с двойной болевой точкой: глубинный страх повторить модель поведения матери и явный страх потерять дочь. Но если в текущем конфликте вы сможете сосуществовать с Джорджией, разрешать его педагогическими мерами, это даст вам шанс выйти из круга болевой точки.
Д.: Это правда. В начале я всегда реагирую с раздражением, копируя манеру матери: «Хватит! Ты никуда не пойдешь. Дай сюда телефон!» Затем я постепенно прихожу в себя, стараюсь не допускать резких высказываний и вспоминаю о педагогических приемах. После этого я пытаюсь поговорить с дочерью и донести свою точку зрения, объяснить, почему я одно забираю, а другое не запрещаю.
Д. Н.: Когда не можешь вырваться из круга болевой точки, сделать правильный шаг крайне сложно. В какую бы сторону вы ни двигались, вы рискуете оказаться либо в роли матери, либо в роли беспомощного ребенка, который не знает, что делать. Но вы нашли свой путь.
Что полезного вы почерпнули из десяти шагов правильного поведения в конфликте?
Д.: Для меня очень полезным оказался первый шаг вперед: сфокусироваться на проблеме, а не нападать на собеседника. Кроме того, мне не помешало бы научиться слушать не комментируя, потому что мое типичное поведение в конфликте – это нападать и все время комментировать слова собеседника.
Мне также стоит поучиться задавать вопросы, на которые я не знаю ответа. У меня есть дурная привычка, если это можно так назвать, задавать наводящие вопросы. Неудивительно, что дочь старается меня избегать.
Еще один шаг, который следует применить в моем случае, – это предлагать, а не командовать, однако у меня есть подозрение, что это может быть эффективно только в отношениях на равных, тогда как в случае «родитель–ребенок» это может быть неправильно воспринято.
Донателла осознает важность отказа от механизма нападок на дочь, который порождает возвращение к призраку ее собственной матери и вызывает у нее автоматическое чувство вины, которое душит любую возможность добиться результата. Первый шаг вперед в майевтическом методе управления конфликтом, «сосредоточиться на проблеме, не нападая на собеседника», идеально подошел к ее ситуации и дал результаты.
Донателла понимает, что в общении с дочерью ей важно действовать оперативно и точечно; научившись видеть конкретную проблему и понимать, в какой момент стоит вмешаться, она сможет эффективно разрешать конфликты.
Отвечая на сомнение Донателлы в том, что пятый шаг вперед эффективен во взаимоотношениях родитель–ребенок, я указал, что с подростками можно прибегнуть к такому способу решения проблемы, используя его как педагогическую технику установления границ, о которой я подробно рассказываю в одной из своих книг [48]. Она заключается в установлении четких границ, в пределах которых подросток получает значительную свободу действия.
Лучшая иллюстрация применения этого метода – карманные деньги: сумма от пяти до пятнадцати евро в неделю в зависимости от возраста, которую необходимо четко обозначить и которую нельзя изменять, при этом родитель не должен требовать отчета о том, на что именно потрачены эти деньги.
То же самое касается вопроса о времени возвращения домой по вечерам: должна быть установлена четкая временная граница, причем родителю необязательно контролировать все, что происходит до этого времени, когда сын или дочь-подросток гуляет с друзьями.
Выход за рамки высокоэмоционального подхода, заставляющего Донателлу вновь и вновь переживать свою детскую боль, связанную с поведением матери, позволяет ей мыслить конкретнее, вытеснить прошлое, освободиться от факторов, которые держат ее в напряжении, когда ей приходится конфликтовать с дочерью.
Вместо того чтобы перенимать поведение матери, Донателла разработает свой ясный и практичный подход к отношениям и воспитанию дочери, в котором больше не будет места болевой точке.
Франческо: Победить любой ценой
Д. Н.: Здравствуйте, Франческо, добро пожаловать. Я бы предложил сразу начать с рассказа о вашем детском конфликте.
Школьные друзья
Когда мне было восемь-девять лет, после уроков по дороге домой мы с одноклассниками часто начинали драться… Простого «Ты не поделился со мной полдником!» было достаточно, чтобы начать драку, в результате которой всегда оставался синяк.
В те моменты двумя главными эмоциями были гнев и одиночество. Моя болевая точка: «Я не могу проиграть».
Д. Н.: Как связано то, что вы «не можете проиграть», с вашими одноклассниками?
Ф.: Я должен был выйти победителем из всех схваток и перепалок. Когда хорошо учишься в школе, хорошо ведешь себя дома, ты просто не имеешь права проиграть, даже когда ссоришься с друзьями.
Д. Н.: Как звучит ваша краткая фраза?
Ф.: «Почему ты не можешь заставить себя уважать?»
Д. Н.: «Я не могу проиграть» – это классический камень преткновения. В чем заключался ваш поведенческий сценарий?
Ф.: Я старался всем нравиться, всем угодить.
Д. Н.: Франческо, теперь предлагаю перейти к вашему текущему конфликту.
Как ты мог со мной так поступить?
Речь пойдет о конфликте на работе, который я отношу как к организационной, так и к межличностной сфере [49]. Я работаю в международной школе и уже некоторое время руковожу группой учителей, своими коллегами. В сферу моей ответственности входят как административные, так и преподавательские обязанности. Приходится иметь дело с коммуникативными и управленческими задачами. Иными словами, я и учитель, и менеджер. По сути, из коллеги я превратился в начальника, причем совершенно неожиданно.
Одна из моих задач – проведение оценочных интервью преподавателей. Как-то раз я отправил всем электронное письмо с ссылками для доступа, и у меня возникла блестящая идея обратиться в конце этого письма (чтобы не писать еще одно) к одной из учительниц, с которой я не хочу проводить это интервью: она тоже претендовала на мою должность. Пытаясь сбить ее с толку (на глазах у всех), я спросил, с кем она хотела бы побеседовать – со мной или с коллегой из другого отдела. Это предложение спровоцировало ужасный конфликт. На следующий день она приходит и сухо говорит: «Нам нужно кое-что обсудить». Я предлагаю отложить разговор на два-три дня. Тем временем она пишет множество имейлов о плохой организации, отсутствии прозрачности и полном хаосе, тем самым как бы говоря мне: «Почему на эту должность выбрали тебя – некомпетентного и не умеющего коммуницировать? Ведь ее должна занимать я».
Наконец наступил день выяснения отношений. Мы снова встречаемся в кабинете, преподавательница плачет и пылает гневом, говорит мне гадости. Центральным аргументом ее гневной полуторачасовой речи была фраза, которую я написал в электронном письме. Она не смогла стерпеть моих слов, что спровоцировало конфликт, который продолжается до сих пор, постоянно все сильнее обостряясь.
В своем монологе обиженная коллега раз за разом повторяла: «Как ты мог со мной так поступить?» Кстати, наша встреча проходила на французском, ее родном языке. Она решила высказать мне все.
