Однажды я принимал участие в образовательном форуме вместе с человеком, практиковавшим дзен-буддизм, и когда кто-то из публики его спросил: «Что для вас Бог?» — прозвучал поразительный ответ: «Я считаю, что Бог — это проживание данного момента, который обычно мы чувствуем неясно и запоздало». Иначе говоря, Бог ускользает от нас каждую секунду, Бог — это интуиция, ощущаемая в собственной глубине, которая в реальности не наша и ничья — просто Сущность. Не убегать из настоящего в рожденные фантазией цели и задачи — это входная дверь в ощущение существования, которое мы так мало ценим по сравнению с собственными планами и амбициями, но которое, в свою очередь, является началом понимания, что жизнь священна. И если у нас нет контакта с нашей Сущностью, у нас нет контакта с Сущностью других. И тогда все превращается в мысли, абстракции, вещи…
Таким образом, покой — это великая дверь. Дверь в то, что в итоге оказывается таинством, потому что мы это ещё не прожили. Но эта дверь — что рыбам вода: похоже, они её не чувствуют именно потому, что живут в ней. Нет ничего более знакомого, чем «Я сам» — субъект нашего собственного сознания, который стал для нас невидимым из-за его близости. Однако если мы будем взращивать это Я, поливая его своим вниманием как росток в горшке, который надо насыщать влагой ежедневно, оно станет не только источником умиротворения, но и ключом к счастью. Умиротворение — это не то же самое, что отсутствие волнений, а скорее внутренняя сила, которая остается с нами даже среди волнений и конфликтов.
Обучение этой технике в мировых масштабах мне кажется очень важной человеческой потребностью, но мы должны понимать, что покой в мире зависит от внутреннего покоя. Способность достичь большего спокойствия, просто встречаясь с глубинами собственного разума, была бы противопоставлена чувству потерянности во множестве импульсов и мыслительных абстракций.
Как к этому прийти? Было бы достаточно некоторого количества людей, понимающих в этом вопросе, чтобы появилась соответствующая инициатива. Но в больших бюрократических системах сложно что-то предлагать. Я всегда говорил, что образование кажется мне большим белым слоном: наверное, среди всех видов бюрократии его сложнее всего сдвинуть с места. И мы знаем, что бюрократия на самом деле, начиная служить чему-то, заканчивает служением самой себе. Это огромная социологическая проблема.
Я не буду долго задерживаться на покое, оставляя его с верой что когда-нибудь все поймут, что это важная тема, забытая образованием.
Спонтанность
Кроме способности оставаться в покое, давая уму отдохнуть и уняв мысли, нас также интересует способность, кажущаяся диаметрально противоположной, — разрешить мыслям свободно течь. Мы — живые существа, и как у всех живых организмов, наш ум — тоже часть процесса жизни. Но у нас нет истинной свободы, чтобы позволить потоку жизни спонтанно двигаться внутри нас. Дети, которые пока не потеряли непосредственности и инициативы, гораздо свободнее нас. Но мы шаг за шагом их приручаем, а потом образование приводит их к общему знаменателю. И они, как и мы, теряют радость в процессе приручения, ибо счастье не является одной из целей образования.
Счастье человечества однажды будет зависеть от того, чтобы мы заинтересовались счастьем детей, и очень жаль, что это не входит в политическое кредо сегодняшних глав образования, как когда-то входило в программу многих мудрецов Греции: Ликург, Солон и Платон разделяли идею, что нельзя построить счастливое общество, если не заботиться о воспитании добродетельных людей. И то, что они понимали под добродетелью, сильно отличалось от нашего морализма. Добродетель была для них внутренним состоянием, из которого естественно вытекало добро. То есть мы внутренне добры, если находимся в хорошем состоянии, а деструктивность происходит от помех нашей внутренней природы, то есть от внешних напастей.
Следовательно, нас интересует исцеление не только покоем и вниманием к глубине нашего сознания, но и свободой и подчинением своей настоящей жизни, которую мы не проживаем по причине различных помех. Мы не живем Жизнь, мы не можем сказать, что находимся в гармонии с Жизнью. Процессы приручения, образования и воспитания отлучили нас от самих себя, а технологические роды забрали у нас и веру в природу, которая должна была бы вдохновлять нас.
Конечно, сегодня считается, что у эмбриона, как и у животных, очень мало сознания. Но если представить, что плод сознателен, тогда представителям медицинской профессии не было бы так безразлично, что новорожденного отлучают от его матери, или чуть-чуть придушивают, когда преждевременно перерезают пуповину (потому что медики очень заняты и торопятся), или хлопают по спине, чтобы вызвать плач.
Хотя существует всего полпроцента вероятности осложнений при естественных родах, очень показательно, что в латиноамериканских странах как минимум половине женщин делают кесарево сечение. Кроме того, что такой ситуацией доказывается деспотизм культуры над телами матерей, подобное вмешательство в естественный ход процесса вполне соответствует ситуации, когда технико-экономическая система забирает наши жизни с момента рождения, отделяя нас от природного порядка. Традиционно считалось, что ребёнку всё равно, но я думаю, что новорожденные, которые не знают мира, ещё не потеряли того сознания, на поиск которого мы потом тратим всю оставшуюся жизнь. Не зная этого, искатель просветления, или божественного, желает вернуть себе разум плода, как полагал Фрейд, говоря, что океанические состояния сознания мистиков подразумевают воспоминания о состоянии плода. Но мы не должны думать, что подобная интерпретация — мол, мы часть единого и когда-то об этом знали — сможет уменьшить интенсивность нашего желания вернуться. При этом мы, напротив, уводим детей всё дальше и дальше от этого переживания — быть в мире и чувствовать Бытие — всякий раз, когда говорим: «Нельзя», «Осторожно», «Не смей», «Слушай, что я тебе говорю» и т. д.
Могло бы показаться, что свободное течение жизни противоположно покою, но эти состояния как раз комплементарны. Можно сказать, что в медитации есть измерение, которое идет от красного света (призыва к покою) до зеленого (приглашения спонтанно течь), и люди, практикующие медитацию, очень хорошо знают, что только на словах это два несовместимых состояния. В традиции Дзен обычно говорят, что человек должен уподобить свой разум небу, неподвижному и невозмутимому, по которому свободно плывут облака. Это значит, если человек делает свой разум похожим на небо — чистое пространство, то разум, как и пространство становится проницаемым.
Чем здоровее разум, тем более он будет проницаем, и таким образом, мы сможем больше осознавать происходящее, а самое главное — откроемся принятию сиюминутного опыта, что, кроме того, означает, что мы сможем принимать и других, вместо того чтобы вооружаться против гипотетических или воображаемых противников.
Отдаться течению жизни, или большей спонтанности, значит доверять интеллекту собственного организма. В прошлом веке психофизиолог Уолтер Кеннон ввел термин «гомеостаз» в отношении элементарного механизма биологической саморегуляции, но в более широком смысле эту идею можно распространить на некую мудрость инстинкта. Наш разум гораздо более сложен, чем то, что доступно лишь процессу мышления, поэтому мы не могли бы развиваться, если бы давали управлять собой только на уровне рационального ума, и об этом знают хорошие управленцы, характеризующие правильного лидера в компаниях, или бизнесмены, чувствующие, где нужен нюх, или интуиция.
Я называю этот аспект медитации измерением самоотдачи. И кажется, что в истории религий оно присутствует, но в искаженном виде. Потому что такое действие, как отдать себя Богу, для мистика означавшее раствориться в божественном (и этим растворить и свою личную волю в послушании божьей воле, как «да будет воля Твоя» в «Отче Наш»), исторически преобразовалось в слушаться Церковь, её представителей и властей. Но божественная воля не передаётся через законодательство или кодекс, хотя и такой богописаный, как заповеди Моисея. Потому что природа самоотдачи — это состояние восприимчивости к влиянию выше человеческого, которое не проходит через словесные или даже концептуальные приказания. И поскольку самоотдача переходит в повиновение тем или иным концепциям определённой религии (особенно той, которая сама себя позиционирует как путь самоотдачи, например ислам), оно наверняка подразумевает запрет со стороны религиозных властей самоотдачи как таковой, ибо она предполагает отказ от контроля. Таким образом, на разум накладывается мандат контроля в соответствии с замаскированными полицейскими требованиями.
В XIX веке Ницше писал, что цивилизации его эпохи (упадка христианской культуры, с его духом инквизиторства, морализма репрессий) больше всего нужна была бы повторная прививка дионисийского духа, вдохновлявшего первоначальную религию человечества.
