или были чрезмерно строги к себе, и формулировать в ответ на это доброжелательные мысли. В сложных ситуациях можно для успокоения приложить ладонь к груди в области сердца. Это классическое упражнение на концентрацию, которое помогает восстановить гармонию души и тела.
Возможно, нам и не нужны активные тренировки в самосострадании. Достаточно понаблюдать за тем, как мы поступаем с собой. Резко, нейтрально, а может, даже дружелюбно? Марк Лири говорит о некоем балансе между строгостью и благосклонностью, который все мы можем найти для себя. «Как бы ни прекрасна была наша жизнь, недостаток самосострадания всегда стоит на пути к счастью, — говорит мне Лири. — Мне необязательно иметь высокий уровень самосострадания. Я просто не хочу, чтобы он был низким. Это как со здоровьем: пусть оно не будет идеальным, но и болеть я тоже не хочу». Таким образом, нет нужды постоянно призывать к самосостраданию. Если у нас всё хорошо, оно и не нужно. Благодаря научным открытиям и в первую очередь рекомендациям Марка Лири со временем я пережил перемены, которые можно сформулировать в одном предложении: оказавшись на земле, я стараюсь вместо пинков проявить дружелюбие к себе. Как минимум чуть больше дружелюбия, чем я проявлял раньше. Это способствует не только улучшению моего самочувствия, но и моему движению вперед.
«Я старею, — спокойно поведал мне на прощание 66-летний профессор. — При этом я не становлюсь ни капли приветливее к себе. С другой стороны, я уже не так вредничаю, как раньше. Мне кажется, в этом и есть суть». Я и сам в этом убедился и благодарен Марку Лири за то, что он приоткрыл доселе неизвестную мне сторону tsewa, научив невозмутимому взгляду на это качество.
Неподходящий корсет. Многочисленные пути нашей печали
Взгляни, скорбь — скорбящему одно лишь утешенье.
Роберт Гамерлинг, австрийский поэт и драматург
Госпожа Янг пробегает недоверчивым взглядом по холмам и деревьям парка. «Где же ты?» — робко спрашивает она у тишины. Вдруг из-за поленницы выбегает маленькая девочка со светящимися глазами. «Мама! — зовет она. — Где же ты была? Ты меня вспоминала?» Госпожа Янг рыдает. И хотя она несколько лет не видела дочь, она сразу же узнаёт ее, одетую в любимое фиолетовое платье. «Мама тоже скучала по тебе, моя дорогая Найеон». Госпожа Янг опускается на корточки, раскрывает объятия и хочет погладить дочь по головке. В эту минуту парк, ландшафт и Найеон растворяются в воздухе. Госпожа Янг остается сидеть перед экраном в телевизионной студии. На ней — очки виртуальной реальности и оборудованные сенсорами, связанные с помощью кабеля перчатки. Мы возвращаемся в реальную жизнь, где три года назад маленькая Найеон умерла от лейкемии.
Корейский телеканал MBC привлек целую команду специалистов, чтобы «оживить» Найеон в виде цифрового клона для документального фильма Meeting you («Встреча с тобой») [169]. Так на основе точной информации, полученной от мамы, возник компьютерный образ девочки. Результат оказался поразительно реалистичным. Волосы девочки развевались на ветру, платье колыхалось в соответствии с ее движениями. Дотрагиваясь до цифровой дочери с помощью сенсорных перчаток, госпожа Янг ощущала сопротивление. Они вдвоем бегали по парку, играли, как прежде, и праздновали день рождения Найеон. В конце анимированная дочь, улыбаясь, протянула матери белый цветок. «Мама, видишь, у меня больше ничего не болит», — спокойно сказала она, а потом легла на траву и мирно заснула. Мама снова разрыдалась.
История госпожи Янг, облетевшая мир в 2020 году, была прокомментирована в Сети тысячами пользователей. Все безоговорочно признавали ее право на этот опыт, но такое отношение к скорби периодически подвергалось сомнению. Многие предостерегали, что подобная встреча может только навредить матери, повлечь депрессивные состояния. Другие советовали госпоже Янг отпустить ситуацию, чтобы свыкнуться с потерей. Мать встречает своего умершего ребенка — и слезы, вызванные этим событием, встают комом в горле. Но в тот же миг у многих людей, очевидно, формируется мнение об этом. Некоторые считают неуважением переводить скорбь в компьютерное измерение. Другие видят в ней нечто интимное, не предназначенное для широкой общественности посредством телевидения.
История госпожи Янг и вызванная ею реакция показывают, что, судя по всему, в нашем обществе существуют определенные представления о том, как вести себя в случае смерти. Несколько лет назад у меня был такой опыт. Почти одновременно не стало сестры и отца Йонатана, одного из моих близких друзей. Вскоре мы снова проводили вечеринки, ночевали в палатках и врывались по ночам в бассейн под открытым небом. Я не видел слез моего друга, он не казался подавленным. Йонатан очень любил обоих, и тогда я был сбит с толку, потому что он не казался скорбящим. В моем представлении адекватная реакция на тяжелую потерю была совсем иной. Когда умирают близкие, кажется нормальным, что постоянно льются слезы и человек стремится к уединению. Он лежит с красными от слез глазами в постели и не хочет ни в отпуск, ни отдыхать. Так я полагал. Вместо того чтобы попытаться понять Йонатана, спросить его, как всё обстоит на самом деле, я втайне был рад, что жизнь, судя по всему, продолжается.
Наше отношение к скорби нередко очень напряженное. Мы особенно опасаемся этой части нашего мира чувств. Невыносима даже мысль о том, что в дверь позвонит полиция, чтобы сообщить, что отец попал в аварию, подруга погибла во время катания на лыжах в горах или что-то случилось с нашими детьми. Несмотря на это, мы имеем на удивление четкие представления о том, как нужно вести себя в случае смерти близкого. Откуда мы знаем об этом? Почему нам кажется, что мы в курсе, как выглядит скорбь, если практически не сталкиваемся с ней? Бывает ли правильная и неправильная скорбь?
Когда-то смерть была частью повседневности. Еще в начале ХХ века в Европе бушевали эпидемии и войны. Жизнь была трудной, медицина неразвитой. Можно было умереть от аппендицита, погибнуть, упав с шатких строительных лесов или при родах. В ХVIII веке в Европе родители теряли в среднем от трех до четырех детей [170]. Так уже в юном возрасте люди встречались со смертью в ее разных проявлениях. Боль утраты, без сомнения, была такой же сильной, как и сегодня, но имела другой статус, воспринимаясь в меньшей степени как личная трагедия. Кроме того, большинство людей были сильнее погружены в религию и верили в жизнь после смерти — порой более счастливую.
Еще одной опорой им служили ритуалы. В начале 2020 года во время раскопок на севере Ирака, в глубине пещеры Шанидар, было найдено свидетельство очень древнего погребального ритуала.
