И наконец, он отмечает различие между теми депрессивными индивидами, которые являются собственно меланхоликами (такими, которых Кречмер ставит в один ряд с циклотимическими и называет их индивидами с «тяжелой кровью»), и теми, которых можно определить как людей, постоянно находящихся в дурном настроении: «они холодны и эгоистичны, вечно ворчат и всех ненавидят, раздражительны и ко всему критичны, подлы и коварны. В их пессимистичности по отношению ко всему, а также и по отношению к своей собственной судьбе есть нечто фанатичное. Они испытывают чувство, близкое к радости, по поводу своих новых неудач и не способны желать добра никому».
Синдром энеатипа IV был описан еще в первые годы развития психиатрии, в чем можно убедиться, читая исследование психопатических личностей Курта Шнайдера [83]. Анализируя результаты исследований немецких ученых, опубликованные до него, он, например, приводит следующее наблюдение по поводу «депрессивного психопата»:
«В глубине души он отрицает жизнь и в то же самое время испытывает к ней нечто вроде оставшейся без взаимности любви. В нем часто развита склонность к тщеславию, привычка сравнивать себя с другими, с теми, кто доволен жизнью и счастлив, и осознание простоты последних, возможно, даже излишней простоты, которая характерна для этих людей, заставляет таких страдальцев рассматривать собственные страдания как признак благородства, а себя считать чем-то вроде аристократов… Другие видят в своих страданиях достоинство, подобное их склонности к размышлениям и печальным раздумьям… Нередко в обстановке, которой они себя окружают, и в их образе жизни заметна склонность к эстетству, которая может порождать высокомерие и скрывает под собой внутреннее уныние. Другую категорию депрессивных составляют люди, постоянно находящиеся в дурном настроении, холодные и эгоистичные, ворчащие и озлобленные, раздражительные и воспринимающие все критически, жестокие и недоброжелательные. Они сохраняют свой пессимизм в любых обстоятельствах и способны ощущать почти радость по поводу своих собственных неудач. Они также неспособны желать добра другим людям». Такой характер Крепелин называет «расположенным к раздражительности», а Блейлер - «раздражительной дистемией» (dysthymia); оба эти определения находятся в соответствии с данным Ашеффенбургом описанием такой личности как вечно недовольной и негодующей [84].
Первым в истории психоанализа, кто привлек внимание к синдрому энеатипа IV, был Карл Абрахам: он сделал это в описании «словесно-агрессивного характера» при попытке установить связь структуры характера с изменениями, связанными с раскрытием либидо в соответствии с теорией Фрейда. Вот как описывает словесно-агрессивный или словесно-пессимистический характер Гольдман-Эйслер в своем классическом исследовании «Кормление грудью и формирование характера» [85]:
«Этот тип характеризуется глубоко пессимистичным взглядом на жизнь, иногда сопровождаемым приступами депрессии и замкнутостью, пассивным отношением, чувством неуверенности, стремлением обеспечить себе гарантии определенного уровня жизни, амбициозностью, в которой соединяются сильное желание подняться наверх по социальной лестнице с ощущением недостижимости этого, с ощущением несправедливости, острым ощущением соперничества, нежеланием разделить свой успех с кем бы то ни было и нетерпеливой раздражительностью». Подобный синдром описывает и Эдмунд Берглер, который называет его «словесным пессимизмом».
Он подчеркивает нарцистический аспект этого синдрома и интерпретирует его как навязчивое стремление повторять пережитую когда-то фрустрацию, связанную, как полагают, с отнятием от материнской груди. Стремясь интерпретировать эту ориентацию личности в духе представления Фрейда о фиксации, он высказывает предположение о том, что посредством своей фиксации на фрустрации словесный пессимист способен извлекать удовольствие из предвкушения катастрофы и разочарования, а это приводит к тому, что он ощущает удовлетворение от того, что является жертвой.
Интересно отметить, что понятие «мазохистский характер», введенное Райхом в статье, напечатанной в Международном журнале психоанализа (1932-1933), не включает никаких ссылок на словесно-агрессивный или словесно-пессимистический синдром (характер), и это наводит на мысль о том, что Райх имел в виду описания самостоятельной структуры характера. Отличительная черта мазохистского характера, согласно Райху, состоит в присущем ему «хроническом субъективном ощущении страдания, которое объективно проявляется и специфически выделяется в качестве тенденции к жалобам. Другой важной чертой мазохистского характера является „хроническая тенденция" причинять самому себе боль и принижать собственные достоинства».
Наиболее интересным в статье Райха была его полемика с Фрейдом относительно существования инстинкта смерти, полемика, которая и явилась причиной публикации этой статьи, а также ответа на нее, озаглавленного: «Корпоративная дискуссия о психоанализе». Хотя мысли, изложенные в статье, дескриптивно верны, я думаю, большинство из нас сегодня не согласилось бы ни с теорией мазохистского поведения Фрейда, ни с альтернативой этой теории, выдвинутой Райхом: «специфическое мазохистское торможение функций оргазма, проявлением которого становится страх смерти или боязнь лопнуть или взорваться (bursting)».
Среди теоретиков психологии никто не уделяет зависти такого внимания, как Мелани Клейн. Она пишет в своей работе «Зависть и благодарность» [86]:
«Я пришла к заключению, что зависть является самым мощным фактором в подрыве чувства любви и благодарности в самой их основе, поскольку она оказывает влияние на самое раннее из всех отношений, а именно на отношение к матери. Основополагающее значение этого отношения для всей эмоциональной жизни человека подчеркивается в ряде психоаналитических исследований, и я думаю, что, продолжив исследование конкретного фактора, который может оказаться самым беспокоящим на этой ранней стадии, я добавила нечто важное в свои исследования раннего развития ребенка и формирования личности».
По существу, она показывает, как зависть способствует появлению затруднений при формировании у ребенка объекта блага, так как его фрустрация приводит к тому, что он воспринимает свою мать как зло. Мелани Клейн проводит различие между завистью и жадностью, которое можно уподобить разграничению «вожделения» и «зависти»:
«Жадность - это мощное и ненасытное желание, выходящее за рамки того, в чем нуждается субъект, и того, что в состоянии и что желает дать ему объект. На бессознательном уровне жадность прежде всего стремится к полному опустошению, высасыванию досуха и пожиранию груди, то есть целью жадности является деструктивная интроекция; тогда как зависть стремится не только к тому, чтобы взять все, что можно, но также и к тому, чтобы запятнать мать сначала дурными экскрементами и негативной частью своей самости и прежде всего нанести эту грязь на ее грудь для того, чтобы навредить матери и уничтожить ее. В самом глубоком смысле это означает разрушение ее созидательной способности».
Независимо от того, пожелаем ли мы поверить вслед за последователями Клейн в то, что ребенок действительно фантазирует подобным образом, оставляя на теле матери свои экскременты, или же мы будем считать, что это фантазия взрослого, проецируемая на экран детства, мы можем отнестись к ее высказываниям так же, как относимся к сюрреалистической карикатуре, т. е. воспринимать их символически и феноменологически.
Нечто подобное можно было бы сказать и о стандартных психоаналитических высказываниях, касающихся ситуации с эдиповым комплексом: независимо от того, воспринимаем ли мы сексуальные символы буквально или нет, они содержат соответствующее описание взаимоотношений ребенка с родителями:
«На протяжении всего этого раздела я говорю о первичной зависти к материнской груди, и этот вид зависти следует отличать от его более поздних форм (присущее девочке желание занять место матери и присущее мальчику желание занять положение женщины), при которых зависть больше не фокусируется на материнской груди, но распространяется на принятие матерью пениса отца, на ее способности вынашивать детей и рождать их и на ее способности кормить их грудью» [87].
Зависть к пенису является несомненной реальностью, которая проявляется, например, в том, что многие девочки вырастают в обстановке бессознательного сексуального притяжения к отцу и ощущения ненависти к матери из чистого соперничества, в то время как в других случаях, в чем я не сомневаюсь, проблема скорее связана с любовью родителей, нежели с их сексуальной жизнью. Более оригинальным вкладом Клейн в выявление примитивной природы зависти является ее подчеркивание стремления зависти к «порче объекта».
