И этим намертво запираем ситуацию. Ведь «пружина» поведения ребенка — сильное чувство, которое он испытывает. Он не может по нашему приказу перестать чувствовать то, что чувствует. Он видит только, что мы им недовольны, и в результате его страх, тоска, отчаяние становятся сильнее. А значит, трудное поведение проявляется еще ярче.
Часто бывает, что те чувства, которые стоят за трудным поведением ребенка, вызывают сильные негативные эмоции у нас самих. Вы замечаете, что какие-то чувства ребенка для вас совершенно невыносимы, и вы вместо того, чтобы помогать ему, сами погружаетесь в пучину страха, отчаяния, одиночества, и тоже готовы заплакать. Бывает, это связано с вашей собственной детской травмой. Имеет смысл сходить к психологу, чтобы попытаться ее проработать.
Нередко, критикуя детей и объясняя им, в чем они не правы и как надо делать, мы повторяем: «Я тебе сто раз говорил, а ты!». На самом деле они, к сожалению, очень хорошо нас слышат и слушаются. Гораздо больше, чем надо бы. Ведь им неоткуда узнать правду о мире и о самих себе, кроме как от окружающих их взрослых. Они вынуждены принимать все, что мы говорим, за чистую монету (по крайней мере до юношеского возраста, когда у них развивается критичность и самостоятельность мышления). Если папа говорит, что я неумеха, что у меня «руки не тем концом вставлены» — значит, так оно и есть. Если мама говорит, что «со мной всегда одни проблемы», что я «вечно влипаю в истории», значит, ей виднее, она же взрослая. Стоит ли стараться, если я — «неумеха»? Какой смысл быть внимательным, если все равно «влипну»? Так происходит формирование и закрепление трудного поведения. Дети просто соответствуют нашим ожиданиям.
Чем больше переживаний и страсти вкладывает взрослый в свои ожидания, тем сильнее давление на ребенка. Тут невозможно не вспомнить про пресловутые «гены». Почему нередко приемные дети демонстрируют как раз то асоциальное поведение, которого так боятся их приемные родители и от которого всеми силами их пытаются отвратить? Это станет ясно, если мы посмотрим на ситуацию с точки зрения ребенка.
Растет в приемной семье девочка и знать не знает, что ее приемные родители все время с ужасом ждут, не проявятся ли в ней «гены» ее матери-проститутки. Возможно даже, она вообще не знает, что она приемная. Растет себе и растет. И делает то, что обычно делают девочки. Вот она в пять лет крутится перед зеркалом, нацепив на себя бусы и неумело намазавшись маминой помадой. Другие родители бы посмеялись, умилились или, на худой конец, отругали. Но наши, ждущие плохого, с ужасом смотрят на происходящее: «Началось!».
Девочке исполняется десять, и она по телефону обсуждает с подружками, врет ли Настя, будто целовалась с семиклассником, причем взасос. Родителей накрывает волна ужаса: вот оно! Возможно, они даже ничего не говорят. Хотя чаще говорят, предупреждают, объясняют, «нудят» и вообще проявляют какую-то странную озабоченность отношением дочки к ЭТОМУ.
Наконец, девочка становится подростком, и начинаются мальчики, свидания, короткая юбка и лифчик с эффектом увеличения груди, купленный втайне от родителей на сэкономленные карманные деньги. Не надо объяснять, как все это будет восприниматься родителями, в чьем воспаленном сознании «гены проституции» уже почти поработили их бедное дитя. А у девочки в этом возрасте семь пятниц на неделе, она, как и все ее ровесницы, осваивает разные роли, сегодня она рубаха-парень, завтра — женщина-вамп, послезавтра — кокетливая ветреница. Но ее родители на некоторые варианты ролей реагируют особым образом. Они боятся. Они отчаиваются. Они ждут.
И обычно дожидаются.
Собственно, выбор у нее небольшой: послушная девочка, чтобы соответствовать ожиданиям родителей, должна, просто обязана стать проституткой. А куда деваться? Хочешь — не хочешь… Если она строптива и непослушна, она будет воплощать в жизнь самые страшные родительские кошмары. И станет кем? Правильно, все тем же. В результате на свет явится еще один пример, подтверждающий ужастики про «приемных детей, которых, сколько ни воспитывай, а яблоко от яблони»…
Мы недооцениваем формирующую силу родительских ожиданий. Потому что не отдаем себе отчета, насколько дети на самом деле пластичны и послушны. Они могут не слушать, что мы там говорим, но отношения с нами так важны для них, что на наше настроение, чувства, состояния они реагируют очень чутко. Поэтому очень важно, чего мы ждем от детей и как мы о них думаем.
Трудное поведение — примитивная технология
Дети на самом деле очень сильно зависят от взрослых. От их взглядов на воспитание, принципов, отношения к ребенку, даже от их сиюминутного настроения. Если ребенок живет в семье, он с каждым годом становится все более продвинутым экспертом по собственным родственникам. Он знает, к кому с каким вопросом надо подойти, как с кем разговаривать, у кого какие слабые места и «больные мозоли». И эти знания позволяют ему довольно неплохо устраивать свои дела, они помогают получить нужную ему вещь, отправиться спать пораньше или прийти домой попозже, когда-то улизнуть от домашних обязанностей, в какой-то момент получить поддержку и помощь, а в другой — побыть «маленьким и бедненьким», когда-то — получить больше самостоятельности, «карт-бланш» на свои новые затеи. Это вовсе не обязательно манипуляции — скорее, коммуникативная компетентность, умение общаться и договариваться. Семьи, в которых коммуникативная компетентность (прежде всего взрослых) высока, живут практически без скандалов, в них, как говорят, «хорошая атмосфера». Семьи, в которых не научились понимать друг друга и быть «экспертами по родственникам», нередко выясняют отношения и разрешают противоречия более грубыми способами: криком и руганью, а то и дракой.
Как формируется у ребенка коммуникативная компетентность? Конечно, в общении со взрослыми. Чем больше времени они проводят с ребенком, чем более открыты и искренни с ним, чем чаще говорят о своих чувствах, о том, что им нравится и не нравится и почему, тем лучше для ребенка. Чем сложнее, тоньше, разнообразнее та обратная связь, которую получает ребенок от взрослых в ответ на каждый свой поступок, тем лучше условия его коммуникативного развития. При этом одно из важнейших условий — отсутствие тотального стресса, постоянного страха или чувства одиночества. Потому что если ребенок боится своих Родителей или почти их не видит, естественно, ему не до тонкостей общения, у него формируется грубое, примитивное коммуникативное поведение (истерики, крики, агрессия, ступор и т. д.).
Ведь практически любое трудное поведение — это не что иное, как поведение примитивное, грубое, простое, действие по кратчайшей траектории. Понятно, почему у детей, лишенных нормального детства в любящей семье, оно встречается гораздо чаще, чем у детей благополучных. Привлечь к себе внимание истерикой просто, дать хорошенько в ответ на обидные слова — просто, отказаться делать уроки, поскольку трудно и непонятно — просто. При этом даже самое ужасное поведение не направлено «против» кого-то, оно всегда «за» ребенка, его цель — удовлетворить какие-то его потребности. И добиться этого более приемлемыми и приятными способами он не может и не знает как.
Даже если нам кажется, что ребенок делает что-то нам назло и его единственная цель — довести нас до белого каления, это почти наверняка не так. Просто потому что наше «белое каление» само по себе ему совершенно не нужно. Возможно, он хочет проверить серьезность наших намерений и убедиться, что «даже такого» мы его не бросим. Возможно, он хочет всегда быть главным, всегда настаивать на своем и тем самым обеспечить собственную безопасность — ведь если он «главный», мы не сможем причинить ему никакого вреда. Возможно, он хочет определить границы дозволенного в этой семье, потому что границы — важнейшая характеристика любой группы, знать их — значит «быть своим». Возможно даже, что он отрабатывает таким образом свою обиду и злость на кого-то другого, и это его способ, чтобы не погрузиться в пучину обиды, отчаяния, депрессии. Возможно, он просто по-детски чего-то очень сильно хочет, но не привык к тому, что его желания для кого-то важны и интересны, и ему в голову не приходит ими поделиться — для него проще добиваться заветной цели испытанным и привычным способом.
Ребенку, особенно ребенку с непростой судьбой, есть чем заняться в жизни, кроме как специально доводить взрослых. Ему надо наверстать упущенное, научиться справляться с тревогой и болью, приспособиться к новой жизни. И все, что он делает, плохое или хорошее, в конечном итоге направлено на это. Проблема в том, что его «арсенал», его набор технологий по достижению целей очень скуден, а сами технологии малоприятны для окружающих. Задача по изменению трудного поведения — это и есть задача по расширению «арсенала», обучению ребенка более сложным, но и более эффективным способам добиваться своего.
