друг на друга и сыплют оскорблениями. Быть свидетелем этой реакции в действии у другого человека довольно тяжело – я знаю это по себе, поскольку часто сталкивалась с этим, когда занималась разъяснительной работой в новостях. Тем не менее я могу найти в своем сердце сострадание, если подумаю о том, что это просто рефлекс нашей нервной системы, автоматическая реакция на опасность. Впрочем, в моменте я могу изрядно расстроиться – в конце концов, я ведь тоже человек.
Как только эта высокоактивная нервная система оказывается перегружена, состояние низкой активации все отключает, что проявляется в отрицании проблемы, несмотря на убедительные доказательства ее наличия. Как бы мне это ни не нравилось как медицинскому работнику, я прекрасно понимаю, как это отрицание приносит людям определенную пользу.
Диссоциация – это ценный механизм преодоления, который включается, когда реальность приносит чрезмерный дискомфорт.
Таким образом, как бы негативно я ни относилась к подобной линии мышления, причинившей вред стольким людям, я могу найти в своем сердце сострадание и для нее.
Еще одна причина, почему люди могут реагировать подобным образом, заключается в недоверии к ученым и врачам. Я признаю, что мы нанесли пациентам огромный вред, хотя и с благими намерениями. Мне доводилось участвовать в разговорах с семьями, которые настолько отчаянно пытались сохранить жизнь близкому человеку, что я соглашалась установить трубку для кормления напрямую в желудок, потому что мне не хватало духу сказать им, что надежды нет. Бо́льшую часть своей медицинской карьеры, прежде чем я осознала всю силу связи между разумом и телом, я была убеждена, что лучшее решение от большинства болезней – это лекарства. Теперь же я стремлюсь к тому, чтобы по возможности их не употреблять.
Медицинское образование и процесс становления врача травматичны по своей природе.
Как для нашего тела, поскольку нам постоянно приходится игнорировать его сигналы о сне или голоде, так и для нашей базовой человечности. Сложно сохранять профессиональные границы, когда иногда хочется плакать вместе с горюющими детьми или высказывать свое мнение, когда человек, кажется, не может определиться с выбором лечения. Во время напряженных ночных дежурств я часто испытывала стресс, меня тошнило в два часа ночи, а давление зашкаливало настолько, что у меня мог случиться инсульт.
В прошлом и настоящем было немало примеров травм, вызванных расизмом в здравоохранении. Одни из самых ужасных эпизодов связаны с периодом, когда исследователи диагностировали сифилис у чернокожего населения, однако не предлагали лекарство (пенициллин), чтобы проследить за течением этой ужасной болезни (печально известное Исследование сифилиса в Таскиги продолжалось с 1932 по 1972 год). Или с насильственной стерилизацией женщин из коренных народов во время родов (по некоторым данным, подобное происходит по сей день), не говоря уже о службах опеки, которые заявляются при малейших признаках бедности или алкоголизма. Все это делает систему здравоохранения чрезвычайно небезопасной. Большинство людей не понимают боязни вакцинации, однако она может приобрести смысл, если принять во внимание вред, нанесенный медиками в прошлом.
Мои пациенты и подписчики постоянно делятся историями, в которых те, кто должен был лечить, приносили вред. Я не исключение. Если человек пережил детскую травму, то эта ситуация повторяет сценарий, когда люди, которые должны были о нем заботиться, причиняли боль. Это неизбежно ведет к повышенной чувствительности. Когда человеку говорят, что его симптомы ненастоящие (газлайтинг) или несущественные (пренебрежение), это наносит душевную рану. Когда человек с инвалидностью или хроническим заболеванием лишен надлежащего доступа в здание или места, где он может посидеть, если он не может позволить себе лекарства или принадлежности для ухода, либо необходимо предпринять невероятные усилия, чтобы получить помощь, – это наносит травму.
Пример
Шанис услышала о пандемии COVID-19 от одного из своих соседей, чтобы узнать подробности, зашла в соцсети и сразу же наткнулась на пост о том, что это лишь хитрость, призванная помешать нормальной жизни людей и заставить их выполнять губительные для них приказы. Она работала в колл-центре, и начальник велел ей обзванивать людей из дома. К счастью, он дал ей мобильный телефон, которым она могла бы пользоваться, потому что на ее собственном тарифном плане не хватало минут.
Привычной жизни троих ее детей быстро пришел конец: детский сад, куда ходили младшие, закрылся, а из школы, где учился старший, учителя еженедельно отправляли всех по домам из-за очередной вспышки болезни. Шанис пришлось придумывать, как присматривать за детьми, пока она на работе. Иногда она делала звонки, пока один ребенок был в ванной, а второй – в туалете.
Ситуация усложнилась – компания сократила ее рабочий день на треть из-за отсутствия клиентов. Меж тем владелец квартиры оставил арендную плату прежней. Каждый раз, заходя в соцсети, она читала, что врачи отказываются применять эффективные лекарства. Это напомнило ей о том случае, когда ее отец обратился в приемный покой с сердечным приступом, а персонал больницы просто отправил его домой.
Когда появилась вакцина, везде писали, что вводить ее в организм опасно. Все только и говорили, что об опасных побочных эффектах и подозрительно быстрых сроках ее разработки и тестирования, отчего ей было очень неспокойно, и, когда ее начальник сказал, что перед возвращением на работу ей необходимо будет пройти вакцинацию, у нее начались кошмары и панические атаки. Она стала искать в интернете, где купить поддельный сертификат о вакцинации. Каждый раз, когда она смотрела в календарь, где был отмечен день назначенной вакцинации, у нее начинало бешено колотиться сердце, и, хотя ее работа была под угрозой, женщина старалась об этом не думать.
У многих людей наблюдается подобная реакция в связи с климатическим кризисом. Я говорю о руководстве предприятий, отстаивающих свое право сохранить объем добываемых ресурсов. О промышленниках, уничтожающих природные леса и естественную среду обитания, которые отрицают, что лесные пожары и наводнения имеют какое-либо отношение к этим вырубкам. Сейчас, когда мы испытываем дефицит таких товаров, как автомобили и мобильные телефоны, многим все еще сложно связать это с детским трудом в шахтах на другом конце света. Многие из этих рудников принадлежат североамериканским и европейским компаниям, и то, как они позволяют себе вести свой бизнес за границей, у них на родине считалось бы преступлением. Подобная диссоциация приносит прибыль акционерам, одновременно причиняя вред обычным людям и другим живым существам. Такое упорное отрицание настолько укоренилось в этих компаниях, что, несмотря на вопиющие доказательства, их сомнительная деятельность продолжается.
Политика
Политические полюса существовали всегда, однако с каждыми выборами противоположные лагеря будто еще больше отдаляются друг от друга. Каждая сторона ведет все более ожесточенную борьбу, упорно продолжая отрицать серьезные опасения, имеющиеся у другой.
Одним из неоспоримых фактов является усугубляющееся неравенство.
Было время, когда во многих странах существовал крепкий средний
