Инстинкт и бессознательное - Карл Густав Юнг

Доклад на совместном симпозиуме Аристотелевского общества, ассоциации исследователей разума и Британского психологического общества в Бедфордском колледже Лондонского университета в июле 1919 г. Текст впервые опубликован в «Британском журнале психологии» (номер X, 1919, стр. 12–26) на английском языке. На немецком увидел свет в сборнике «О психической энергии» (Цюрих, 1928), с коротким дополнением в конце перепечатан в сборнике «О психической энергии и сущности сновидений» (Цюрих, 1948).

[263] Тема данного симпозиума так или иначе затрагивает проблему чрезвычайно важную как для биологии, так и для психологии с философией. Но если мы хотим обсуждать связь инстинкта с бессознательным, необходимо прежде четко определить наши термины.

[264] Что касается определения инстинкта, я хотел бы подчеркнуть значение реакции по принципу «все или ничего», отмеченной Риверсом [183]; мне представляется, что вот эта особенность инстинктивной деятельности имеет особое значение для психологического рассмотрения проблемы. Разумеется, я ограничусь этой стороной вопроса, поскольку не считаю себя достаточно компетентным в биологии и, следовательно, не вправе рассуждать о биологическом аспекте. Но, попытавшись дать психологическое определение инстинктивной деятельности, я осознал, что не могу всецело положиться на реакцию по принципу «все или ничего», и причина здесь следующая: Риверс характеризует эту реакцию как процесс, лишенный градаций интенсивности применительно к условиям, его породившим. Эта реакция протекает с собственной интенсивностью при любых условиях и нисколько не пропорциональна воздействию исходного раздражителя. Когда мы обращаемся к психологическим процессам сознания, чтобы установить, существуют ли среди них такие, интенсивность которых совершенно несоразмерна силе раздражителя, то оказывается, что у человека их множество – это, например, и чрезмерные аффекты, и впечатления, и преувеличенные позывы, и далеко заходящие намерения, и все прочее в том же роде. Отсюда следует, что всю совокупность этих процессов нельзя классифицировать как инстинктивную, а потому нам требуется какой-то другой критерий.

[265] Мы очень часто употребляем слово «инстинкт» в обыденной речи. Мы говорим об «инстинктивных действиях», подразумевая такое поведение, мотив и цель которого не осознаются полностью и которое можно объяснить лишь некоей смутной внутренней потребностью. Эту особенность уже отмечал в прошлом английский автор Томас Рид: «Под инстинктом я понимаю естественное побуждение к некоторому действию, без малейшей цели, без обдумывания и без представления о том, что мы делаем» [184]. То есть инстинктивное действие опосредуется бессознательностью стоящего за ним психологического мотива, в противоположность сугубо сознательным процессам, которые выделяются из общего числа именно осознаваемой непрерывностью их мотивов. Инстинктивное действие можно считать более или менее внезапным психическим событием, неким вмешательством в непрерывность сознания. В этом отношении оно воспринимается как внутренняя необходимость, и таково, между прочим, определение инстинкта, данное Кантом [185].

[266] Соответственно, инстинктивную деятельность следует отнести к специфическим бессознательным процессам, которые улавливаются сознанием лишь через их результаты. Но, если удовольствоваться таким понятием инстинкта, вскоре мы обнаружим его недостаточность: ведь оно просто отделяет от сознательных процессов инстинкт, характеризуя его как бессознательное действие. Если же, с другой стороны, рассматривать бессознательные процессы в целом, то мы поймем, что невозможно классифицировать их все как инстинктивные, пусть в обыденной речи различия между ними и не проводится. Внезапно встретив змею и сильно испугавшись, вы вправе назвать свой страх инстинктивным, поскольку он неотличим от инстинктивной боязни змей у обезьян. Но именно единообразие явления и его регулярная повторяемость выступают наиболее характерными особенностями инстинктивного действия. Как удачно отмечает Ллойд Морган [186], биться об заклад по поводу инстинктивной реакции столь же скучно, как и ставить на то, взойдет ли завтра солнце. При этом вполне может случиться так, что кого-то неизменно охватывает страх при встречах с совершенно безобидной курицей. В этом случае механизм страха тоже действует бессознательно, подобно инстинкту, однако мы все-таки должны различать указанные процессы. В первом примере страх перед змеями представляет собой общераспространенный и целенаправленный процесс, а второй пример из повседневной жизни есть образчик фобии, а не инстинкта, поскольку он проявляется только изолированно и не может считаться какой-то общей особенностью. Существует множество иных бессознательных принуждений такого рода – например, навязчивые мысли, музыкальные пристрастия, неожиданные идеи и настроения, импульсивные аффекты, депрессии, состояния тревоги и т. д. Эти явления знакомы как нормальным, так и аномальным (abnormen) индивидуумам. До тех пор пока они возникают изолированно и не повторяются регулярно, их нужно отличать от инстинктивных процессов, пусть даже кажется, что стоящие за ними психологические механизмы соответствуют психологическим механизмам инстинктов. Они могут характеризоваться реакцией по принципу «все или ничего», что особенно ярко замечается при патологии. В психопатологии хорошо известны случаи, когда раздражитель вызывает четкую и относительно избыточную реакцию, сопоставимую с инстинктивной.

[267] Все эти процессы следует отличать от инстинктивных. Лишь те бессознательные процессы, которые наследуются, протекают единообразно и регулярно, могут считаться инстинктивными. Одновременно в них должна проступать своего рода метка вынужденной необходимости – на такую рефлективность указывал Герберт Спенсер [187]. Подобный процесс отличается от простого сенсорно-моторного рефлекса только степенью сложности. Потому-то Уильям Джеймс вполне обоснованно называет инстинктом «простой двигательный импульс, возникающий под влиянием внешнего раздражения и обусловленный некоторой предшествующей в нервных центрах… рефлекторной дугой» [188]. У инстинктов общим с рефлексами являются единообразие и повторяемость действия наряду с неосознаваемостью их мотивов.

[268] Вопрос происхождения инстинктов и способов их приобретения представляется исключительно трудным для внятного ответа. Тот факт, что они по определению и без вариантов наследуются, никак не объясняет их происхождение, просто вынуждает задумываться о жизни наших предков. Широко распространено мнение, будто инстинкты проистекают из индивидуальных, позднее обобщаемых, актов воления, которые часто повторяются. Это объяснение правдоподобно постольку, поскольку мы можем ежедневно наблюдать, как определенные тщательно заучиваемые действия постепенно становятся автоматическими благодаря постоянной практике. Но если обратиться к самым поразительным примерам инстинктов из животного мира, нам придется признать, что элемент заучивания порой полностью там отсутствует. В ряде случаев невозможно даже вообразить, как вообще рассуждать о заучивании и практике. Возьмем для примера невероятно изощренный инстинкт размножения у бабочки-юкка (Pronuba yuccasella) [189]. Цветки растения юкка раскрываются всего на одну ночь. Бабочка берет пыльцу с одного цветка и скатывает ее в маленький шарик, затем перелетает на второй цветок, раскрывает его пестик, откладывает яйца между тычинками и вводит шарик пыльцы в воронкообразное отверстие пестика. Эту сложную операцию бабочка-юкка проделывает всего единожды за свою жизнь.

[269] Подобные случаи