невротик тратит лучшие силы, напрасно пытаясь защититься от неведомых и неправедных судий, ощущая все большую и большую безнадежность. В романе обвинения тоже основаны на реальной неудаче К. Как блестяще показал Эрих Фромм в своем анализе «Процесса» [31], этой основой неудачи служит скука жизни К., его пассивный принцип плыть по течению, отсутствие самостоятельности и роста – все то, что Фромм называет «пустой, однообразной жизнью, бесплодной, лишенной любви и плодотворного начала». Любой человек, ведущий такой образ жизни, обречен чувствовать себя виновным, как показывает Фромм, и по веской причине: это вина
его. К. всегда уповает на кого-то, кто придет и разрешит его проблемы, вместо того чтобы собрать и задействовать все свои силы. В этом анализе заложена глубокая мудрость, и я вполне согласна с его основной концепцией. Но я думаю, анализ проведен не до конца. В нем упущена из виду тщетность самообвинений, выявлен всего лишь их обличающий характер. Можно сказать и так: он не рассматривает то, что сама установка К. по отношению к своей виновности в свою очередь неконструктивна, а это так и есть, потому что он выстраивает ее в духе ненависти к себе. Это тоже происходит неосознанно: он не чувствует, что сам беспощадно себя обвиняет. Весь процесс экстернализован.
И наконец, человек может обвинять себя за действия или установки, которые при объективном рассмотрении кажутся безвредными, законными и даже желательными. В таком случае он провозгласит разумную заботу о себе баловством; наслаждение едой назовет обжорством; внимание к собственным желаниям вместо беспрекословных уступок другим будет расценено как бесчувственный эгоизм; посещения психоаналитика, в которых он нуждается и может себе позволить, – как мотовство; отстаивание своего мнения – как нахальство. И здесь тоже имеет смысл спросить, какое внутреннее предписание и гордость за что затронуты данным занятием. Лишь тот, кто гордится своим аскетизмом, обвинит себя в обжорстве; только тот, кто гордится смирением, заклеймит уверенность в себе как эгоизм. Но самое важное, что мы должны знать об этом виде самообвинений, – они часто примыкают к борьбе против зарождения реального Я. Как правило, они появляются (или, точнее, выходят на передний план) на заключительных стадиях психоанализа и представляют собой попытку дискредитировать и подорвать движение к здоровому росту.
Порочный характер самообвинений (как и любой формы ненависти к себе) отчаянно требует принять все меры самозащиты. И психоаналитическая ситуация нам это довольно отчетливо демонстрирует. Как только пациент сталкивается с одним из своих затруднений, то уходит в глухую оборону. Он может пылать праведным гневом, доказывать, что его не поняли, спорить. Он скажет, что это раньше было так, а теперь гораздо лучше; что проблемы не существовало бы, если бы его жена вела себя иначе; что проблема не возникла бы вовсе, если бы его родители были другими людьми. Он может также перейти в контратаку и предъявить вину психоаналитику, часто в угрожающей манере, или, напротив, примется упрашивать и заискивать. Иначе говоря, он реагирует так, словно мы швырнули ему в лицо столь страшное обвинение, что он не может спокойно исследовать его. Он будет вслепую сражаться против него всеми доступными средствами: увиливать от него, возлагать вину на других, каяться, продолжать обвинять и оскорблять психоаналитика. Перед нами один из главных факторов, тормозящих психоаналитическую терапию. Кроме того, это еще и одна из главных причин, мешающих людям быть объективными по отношению к собственным проблемам. Необходимость защищаться от любых самообвинений останавливает развитие способности к конструктивной самокритике и тем самым уменьшает шансы научиться чему-нибудь на своих ошибках.
Я хочу подытожить эти заметки о невротических самообвинениях, противопоставив им здоровую совесть. Совесть – лучший и неустанный охранник главных интересов нашего истинного Я. Она воплощает в жизнь «призыв человека к самому себе», как великолепно выразился Эрих Фромм. Это реакция истинного Я на должное или не должное функционирование личности в целом. Самообвинения же, наоборот, являются результатом невротической гордости и отражением недовольства возгордившегося Я тем, что личность не соответствует его требованиям. Они не работают на истинное Я, а действуют против него, нацелены на то, чтобы его раздавить.
Тяжесть на душе, угрызения совести могут играть конструктивную роль, поскольку заставляют разобраться, что же было неправильного в конкретном действии, или реакции, или даже во всем образе жизни. Те процессы, которые рождаются в нашей неспокойной совести, с самого начала отличаются от невротического процесса. Мы объективно пытаемся оценить причиненный вред или ошибочную установку, которые обращают на себя наше внимание, не преувеличивая и не преуменьшая их. Мы пытаемся понять, что же в нас отвечает за них, и трудимся над тем, чтобы в конечном счете изжить это, насколько получится. Но вразрез с этим у самообвинения уже готов приговор, в котором написано, что вся личность никуда не годится. На этом дело и кончается. Остановка ровно там, где могло бы начаться позитивное движение, – показатель их тщетности. Если обобщить, то наша совесть – нравственная инстанция, которая печется о нашем росте, а самообвинения безнравственны по происхождению и по влиянию, поскольку не позволяют человеку трезво оценить свои недостатки и тем самым препятствуют росту его личности.
Фромм противопоставляет здоровую совесть «авторитарной совести», которую определяет как «интернализованный страх перед авторитетом (властью)». В обычном смысле слово «совесть» означает три совершенно разные вещи: непреднамеренное (неосознанное) внутреннее подчинение внешнему авторитету (власти) с сопутствующим страхом разоблачения и наказания; уличающие самообвинения; конструктивное недовольство собой. По моему мнению, называться «совестью» приличествует лишь последнему, и я буду говорить о совести, имея в виду этот смысл.
Ненависть к себе находит выражение, в-третьих, в презрении к себе. Это понятие я предлагаю использовать как общее название для разнообразных путей подрыва самоуважения, уверенности в себе, куда входят самоуничижение, злая самоирония, пренебрежение к себе, сомнение и недоверие к себе. Его отличие от самообвинений лежит на поверхности. Конечно, не всегда можно определенно сказать, чувствует ли человек себя виноватым, потому что сам назначил себя в чем-то виновным, или из-за пренебрежительного к себе отношения он чувствует себя неполноценным, никчемным, презренным. В таких случаях с определенностью можно сказать только то, что есть множество путей раздавить себя. Однако имеется заметное различие между принципами проявления этих двух форм ненависти к себе. В основном презрение к себе направлено против любого стремления к улучшению или достижению. Степень осознания этого бывает кардинально разной, и о причинах этого явления мы поговорим позднее. Оно может быть скрыто за мощным фасадом высокомерной уверенности в своей правоте. Но ощущаться и выражаться оно может непосредственно. Например, миловидная девушка, захотев попудрить носик
