реальное и управляемое. Это очень успокаивало меня. Я могла сосредоточиться на ощущении боли и не думать ни о чем другом. Своего рода трансцендентный, внетелесный опыт (см. эндорфины). Еще я думала о том, что все это очень интересно: то, как это выглядит и ощущается. А еще о том, что благодаря этому мне становилось лучше. Это было доказательством того, что я сделана из мяса и прочего, – я думала, что это сюрреалистично и захватывающе.
Когда я резала себя, я была точно так же зациклена на своем теле, как странно, что у меня есть эта телесная оболочка, о которой нужно заботиться, что я не только связана с мясным мешком, но и сама являюсь им. Мой мешок с костями? Это не может быть правдой. И все же.
Дэриен говорит, что на практическом уровне самоповреждение выполняло функцию эмоциональной разрядки.
– Когда я причиняла себе боль, я чувствовала себя в безопасности. Это облегчало чувство тревоги и обреченности. Это также было похоже на хорошую карму, если это вообще имеет смысл? (Хороший пример магического мышления.) Я надеялась, что, причиняя себе боль, я смогу предотвратить боль в будущем. Причиняя себе боль, я надеялась, что, какой бы порядок ни существовал во Вселенной, он решит, что я заплатила свою дань, и пощадит меня.
Эти чувства мы уже встречали у кающихся флагеллантов и голодных монахинь.
В течение следующих десяти лет Дэриен периодически занималась членовредительством.
– Со временем я делала это менее регулярно, но в то же время мои отношения с едой и физическими упражнениями становились все более разрушительными.
К четырнадцати годам порезы случались еженедельно, но к концу подросткового возраста расстройство пищевого поведения полностью завладело ею.
– Голодание было инструментом, который я использовала для борьбы с депрессией и тревогой. Как ни странно, мои цели и привычки, связанные с едой, полностью выходили из-под моего контроля и вызывали гораздо большее беспокойство – они постоянно менялись, а облегчение приходило все реже и реже.
Сегодня жизнь Дэриен выглядит иначе. Спустя несколько лет после выздоровления от порезов и расстройства пищевого поведения она больше не испытывает желания резать себя.
– Сейчас у меня в жизни есть много поддержки; я по-прежнему очень тревожна, но справляюсь с этим лучше, чем раньше. Я нашла лекарства, которые помогают мне справиться с моим состоянием. Я думаю, что лекарства стали большим шагом на пути к отказу от самоповреждений. У меня есть друзья, иногда я курю траву.
Отношения Дэриен с болью продолжаются, но они нашли, по ее словам, более «социально приемлемые способы удовлетворения этой потребности», такие как искусство («просто часами рисую маленькие линии»), видеоигры («я чертовски плоха в них, и мне нравится проигрывать, проигрывать и проигрывать, пока не выиграю») и БДСМ, который, по ее словам, преследует такие же терапевтические цели, как и членовредительство.
– В сексуальном плане я довольно четко попадаю в категорию нижних мазохистов, что уж говорить. Забавно думать, что, будучи человеком, одержимым идеей избежать боли, контролируя свой разум и тело, я чувствую себя наиболее комфортно, позволяя другим делать с моим телом что угодно и причинять мне боль. Создаем новые ощущения, детка, новые нейронные пути! Мои сексуальные желания то приходят, то уходят, но я заметила, что мои потребности становятся более явными, когда я чувствую скуку, беспокойство или когда теряю смысл в жизни.
Итак, в чем для Дэриен разница между болью тогда – хаотической, одурманивающей, поглощающей – и болью сейчас?
– Единственное различие между моим неконтролируемым самоповреждением и сексуальной болью – это, мне кажется, намерение, стоящее за этим.
Говоря о болезненных, но приятных встречах, она добавляет, что «возбуждение с моим партнером было вызвано желанием получения той же намеренной боли, но она исходила из нежности, наших отношений и сострадания к себе».
Иногда я не решаюсь делиться такими деликатными и потенциально провоцирующими личными историями, особенно потому, что здесь нет простых ответов. Для лечения зависимости от алкоголя или других наркотиков есть метод немедленного, спонтанного отказа, чтобы остановиться навсегда. При компульсивном поведении, связанном с едой или телесными ощущениями, для выздоровления необходимо научиться поддерживать определенный уровень калорийности и выработать здоровые привычки. У меня была почти смертельная одержимость рвотой, и все же, чтобы выжить, мне пришлось научиться есть здоровую пищу. (На это ушло более десяти лет, и я, вероятно, буду работать над этим всю жизнь.) Я, как и многие другие, нашла для себя безопасную золотую середину, когда дело касается поведения, связанного с поиском сильных ощущений.
Я понимаю, что для многих, как и в случае с алкоголем, не существует безопасной середины в крайностях; единственное стремление – уйти как можно дальше. Я поддерживаю всех, кто принимает такие решения. Мое желание разобраться в собственных смешанных чувствах насчет стремления к боли ни в коем случае не является попыткой привести доводы в пользу умеренности во всем! Патология терниста, жизнь беспорядочна, и воздержание спасает жизни.
Мне просто интересно, как люди вроде меня справляются со своим телом. Для Анны важна терапия и забота окружающих.
– Мне в основном нужно осознавать свое эмоциональное состояние, когда я занимаюсь этим, – говорит она о боли для удовольствия. – Хотя обычно мое состояние вполне нормальное, я бы не хотела делать это, когда я чувствую депрессию или стресс, чтобы не впасть в зависимость.
Я знаю, что этот скользкий путь всегда существует. Я не думаю, что самоповреждение совершенно отдельно от более безопасных и менее вредных видов мазохизма. Я думаю, что, как и в случае с наркоманией и лудоманией, существует целая система. Кажется, что у всех нас есть свои уровни интереса, влечения и патологии. Похоже, то, что мы чувствуем, когда испытываем боль, помогает определить, считается акт вредным или нет. Как и в случае с другими зависимостями, «безопасная» боль, причиняемая специально, ни в коем случае не лечит зависимость от членовредительства; точно так же никто не скажет, что умеренное потребление алкоголя является лечением для всех расстройств, связанных с алкоголем.
Все это говорит о том, что целенаправленное причинение боли может быть как здоровым, так и нездоровым, и заметить разницу бывает непросто.
Важным компонентом для лечения такого поведения, как компульсивное членовредительство, является понимание того, какой цели служат такие действия. Многие мои негативные опыты работы с терапевтами были связаны с неспособностью лечащего врача проявить достаточное любопытство к мотивам моего внутреннего состояния. Иными словами, они полагали, что знают, почему я голодаю и режу себя, что я от этого получаю и что их авторская система лечения является единственно верным и правильным выходом. Мое поведение было ужасным и представляло
