непреднамеренно убить, не испытывая при этом ни ненависти, ни удовольствия, так же как они могут убить животное, которое причиняет вред. Определенные детские реакции, которые выглядят жестокими, вероятно, также проистекают из неспособности к идентификации такого рода, так как ребенок еще не созрел в достаточной мере для межличностных отношений.
И наконец, нам кажется, что существуют определенные семантические аспекты, имеющие значение в данном случае. В принципе, агрессия, враждебность, деструктивное поведение – все это термины взрослых людей. Они имеют определенное значение для взрослых, но не имеют такого значения для детей и поэтому могут использоваться применительно к детям лишь при условии их видоизменения или нового толкования.
Например, дети на втором году жизни могут самостоятельно играть бок о бок, не вступая в контакт друг с другом. Если между ними происходит взаимодействие, носящее эгоистический или агрессивный характер, это взаимодействие иного рода, нежели то, которым характеризуются взаимоотношения десятилетних детей; осознанное восприятие другого человека здесь может отсутствовать. Если один из таких детей тянет к себе игрушку другого, преодолевая его сопротивление, это действие скорее подобно вытаскиванию предмета из маленького и узкого контейнера, чем взрослой агрессии, носящей эгоистический характер.
То же самое можно сказать и об активном малыше, который обнаруживает, что у него отобрали соску, и начинает гневно кричать, или о трехлетнем ребенке, который дает сдачи наказывавшей его матери, или о рассерженном пятилетнем, который пронзительно кричит «Я хочу, чтоб ты умер», или о двухлетнем, который постоянно обижает своего новорожденного брата. Ни в одном из этих случаев мы не должны воспринимать ребенка как взрослого и относиться к его реакции так, как мы отнеслись бы к реакции взрослого.
Большинство подобных видов поведения, динамически воспринимаемых в рамках представлений самого ребенка, должны, вероятно, расцениваться как реактивное поведение. Скорее всего, их источником является разочарование, неприятие, одиночество, страх утратить уважение или защиту (т. е. препятствия для удовлетворения базовых потребностей или угроза возникновения таких препятствий), а не наследственное, по существу, влечение к ненависти или причинению боли. Уровень наших знаний не позволяет нам ответить на вопрос о том, относится ли подобная интерпретация ко всем видам деструктивного поведения, а не просто к большей их части, или нет.
Мы можем расширить сферу обсуждения сравнительных данных, обратившись к этнологии. Самый беглый обзор материала подтверждает любому заинтересованному читателю, что уровень враждебности, агрессивности, деструктивного поведения в жизни примитивных культур не постоянен, но колеблется в пределах от 0 до 100 %. Существуют народы, подобные арапешам, которые отличаются таким добродушием, дружелюбием и отсутствием агрессивности, что им приходится прибегать к крайним мерам, чтобы найти человека, который обладал бы достаточной напористостью, чтобы управлять ими. Другую крайность представляют народы, подобные чукчам или добу, которые настолько исполнены ненависти, что непонятно, что мешает им поубивать друг друга. Безусловно, это лишь описание поведения, наблюдаемого извне. При этом мы можем задуматься о том, какие подсознательные импульсы лежат в основе данных видов поведения и насколько они могут отличаться от того, что мы видим.
Судя по всему, у человека нет необходимости быть даже настолько агрессивным или склонным к деструктивному поведению, насколько это характерно для рядового представителя американского общества, не говоря уже о некоторых других уголках земного шара. Антропологические данные дают нам веские основания для того, чтобы рассматривать деструктивное поведение, злобу или жестокость людей как наиболее вероятное вторичное реактивное следствие препятствий или угрозы возникновения препятствий для базовых потребностей.
Обычный опыт, который описывается в литературе по психотерапии, свидетельствует о том, что насилие, гнев, ненависть, желания деструктивного характера, стремление к отмщению и т. п. в большом количестве встречаются практически у каждого, если не в явной, то в скрытой форме. Опытные врачи не воспринимают всерьез слова того, кто говорит, что никогда не испытывал ненависти. Они лишь будут предполагать, что данная личность подавила ее либо вытеснила в подсознание. Они предполагают, что ее можно обнаружить в каждом.
Кроме того, существует общепринятый опыт психотерапии, который открыто говорит об импульсах насильственного характера в человеке (не получающих выхода) и стремится помочь ему избавиться от них, устранить их невротические или нереалистические составляющие. Обычным результатом успешной терапии (или успешного развития и созревания личности) является то, что можно наблюдать у самоактуализирующихся людей: 1) они испытывают враждебность, ненависть, стремление к насилию, злобу, агрессивность деструктивного характера гораздо реже, чем обычные люди; 2) они не теряют способность к гневу или агрессивности, но у них эти состояния обычно трансформируются в негодование, самоутверждение, сопротивление попыткам использовать их, гнев против несправедливости, т. е. агрессивность нездорового характера становится здоровой агрессивностью; и 3) более здоровые люди, очевидно, гораздо меньше страшатся собственного гнева или проявлений агрессивности, поэтому они способны выразить их более искренне, если они вообще проявляют их. Существует несколько противоположностей ярости. Так, противоположностью ярости может быть меньшая ярость, или сдерживание ярости, или попытки не проявлять гнев. Кроме того, существует оппозиция ярости здорового и нездорового характера.
Эти «данные» не дают ответов на наши вопросы, однако они весьма поучительны и помогают понять, что Фрейд и самые верные его последователи считали склонность к агрессивности инстинктивной, в то время как Фромм, Хорни и другие неофрейдисты пришли к выводу о том, что она вовсе не имеет инстинктивного характера.
Эндокринология и генетика
Любой, кто захотел бы собрать всю информацию об источниках склонности к насилию, должен был бы также обратиться к данным эндокринологии. Ситуация вновь представляется относительно простой в отношении низших животных. Почти нет сомнений в том, что половые гормоны, а также гормоны надпочечников и гипофиза явно оказывают определяющее влияние на склонность к агрессивности, доминированию, пассивности и свирепости. Но поскольку все железы внутренней секреции оказывают взаимное влияние друг на друга, некоторые из полученных данных весьма сложны для понимания и требуют специальных знаний. Это касается и исследований человека, поскольку данные, связанные с ним, еще более сложны. И все же не стоит пренебрегать ими. Кроме того, существуют доказательства того, что мужские гормоны некоторым образом связаны с самоутверждением, со способностью и готовностью к боевым действиям и т. д. Существуют также подтверждения того, что разные индивиды выделяют разное количество адреналина и норадреналина и что эти вещества некоторым образом определяют предрасположенность к борьбе, а не к бегству и т. д. Новая наука, находящаяся на стыке двух дисциплин, – психоэндокринология, без сомнения, сможет многому научить нас в связи с этой проблемой.
Разумеется, данные генетики, касающиеся хромосом и самих генов, также весьма актуальны. Например, одно лишь открытие того, что особи мужского пола с
