Методы психотерапии. Как лечить страхи и детскую психосоматику - Геннадий Юрьевич Иванов

именно это положение. Потом закрыл глаза и стал представлять себя маленьким (есть такая техника). Потом мы с ним стали дышать в режиме психосоматического приступа, пытаясь уловить частоту того случая. И понемногу стало получаться. Даже случилось что-то вроде отреагирования – тело вошло в вспоминание и стало вибрировать. Абреакция была, конечно, слабенькой. Пришлось достать из ножен другое оружие – образную терапию. За три сеанса, где мытьем, где катаньем, мы все-таки эмоцию отыграли. А потом, как и полагается, внедрили в сознание альтернативу: «Если долго мучиться, что-нибудь получится». Не знаю, сделали ли я из этого парня Джемса Бонда, но он сам говорит, что трусить перед силой обстоятельств перестал. Вернее, он на них стал смотреть спокойней, без эмоций.

Жертва и насильник – это одно целое

Пришла дама с жалобой на отсутствие удовольствия от жизни. Особенно от сексуальной жизни. Причина невроза хорошо известна и много раз проработана с сексологами и психоаналитиками. Вот только толку ноль. Попросил рассказать.

Оказывается, еще будучи подростком она была изнасилована двумя взрослыми мужчинами в поезде. С тех пор любые сексуальные коммуникации у нее возможно только с позиции жертвы. Если она не унижена и не боится, то и оргазма нет. Чтобы разорвать порочную зависимость, я предложил прокрутить памятный эпизод с точки зрения насильников.

Выйдя из гипноза, в котором она переживала известные события в шкуре поддатых парней, моя подопечная существенно изменила образ произошедшего. После этого мне осталось только разотождествить оргазм с позицией жертвы, что и было проделано. В общем, вылечили это расстройство. А все благодаря подходу к человеческой личности как к коллективному произведению. Если бы мои коллеги исповедывали эту же концепцию, то женщина уже бы давно освободила свою психику от ненужного груза.

Поучительная история о пиле

Каждый из нас что твоя матрешка. Внутри той личности, которую видят все, находится другая, под слоем которой прячется третья и т. д. Гипнотерапевт, когда речь идет о повреждениях одной из внутренних матрешек, должен последовательно, слой за слоем, добраться до нее. Иначе психокоррекция не случится.

Один мужчина жаловался на шероховатости в общении и вообще на неудовлетворенность всем вокруг. Я решил не тратить время на уточнение, раз пациент сам не знает, чего хочет. Сосредоточился на поиске фобических реакций, чтобы было за что ухватиться.

Не без труда нашлась заноза в виде звуков ремонта. На шум дисковой пилы и визг перфоратора мой подопечный реагировал как кот на собаку. Я, конечно, сразу начал эксплуатировать нахлынувшую эмоцию, но она так же неожиданно, как началась, вошла в свои берега. Я был озадачен. Повторные попытки дали тот же результат: сильный эмоциональный импульс, который тут же гаснет. Это мне напомнило, как заводится мой дизельный драндулет на морозе: сначала, вроде, мотор заработает, несколько секунд потарахтит, а потом глохнет.

Ассоциация мне не понравилась. И на следующем сеансе стали подбираться с другой стороны. Дело в том, что одним из моментов, поделивших жизнь моего пациента на до и после, была потеря отца. Это мы выяснили в процессе простой беседы, и там действительно нашлась психотравма, которую мы благополучно разрядили, после чего открылся следующий слой личности. Во всяком случае, дома мой подзащитный начал сам слушать на записи звук перфоратора и пытаться разобраться в своих ощущениях. Изменения в бытовом поведении были обусловлены тем, что в предыдущей модификации он, видимо, был более активным человеком.

И это дало плоды! Потому что на третьем сеансе я услышал, что звуки ремонта возбуждает в нем чувство ожидания чего-то нехорошего. «Пошла тепленькая», – подумал я, а вслух предложил представить, как выглядит это саднящее чувство. Мой подопечный послушно включил воображение, и мы оба увидели ручную пилу. Я не успел придумать шутку по этому поводу, как началась спонтанная регрессия, и мужчина провалился в детские годы, когда мама вынимала душу из папы.

Это были в некотором смысле семейные будни, которые матушка моего героя имела обыкновение разнообразить ссорами с батюшкой. Она начинала его пилить, что заканчивалось ответным взрывом эмоций и немедленной тишиной. Папа в этот момент словно бы омертвевал душой, что позволяло потушить ссору и восстановить семейный аншлюс. Через некоторое время все повторялось, поэтому папин маневр, похожий на встречный пожар, который применяют в тайге, чтобы остановить стихийный, мой пациент усвоил как эффективную форму выживания. Вот откуда ступор, каким заканчивались все его эмоциональные импульсы.

Разобравшись в этом, мы стали разряжать травматическое воспоминание, раз за разом переживая его, чтобы выводить возникающие избытки эмоций. Для стимулирования процесса я все время включал запись звуков ремонта. И на последнем прослушивании я заметил, что мой подопечный уснул. И вой болгарки при этом его нисколько не беспокоил! Случилось, психокоррекция состоялась.

Жизнь без иммунитета

Недавно созвонился с пациентом, о котором полгода не было вестей. Оказалось, что у него все хорошо, расстройство не возвращалось и т. д. Вспомнилась эта история. Дело в том, что ко мне этот мужчина попал с депрессией и хронической усталостью. Рушилась личная жизнь, разваливался бизнес, а самое главное, он не понимал, что с ним происходит.

На диагностике выяснилось, что блокирован образ матери. Всякий раз, когда я просил его «вспомнить маму», он просто засыпал. Представляете, какая защита? Почесав затылок, я понял, что такая реакция организма скрывает что-то серьезное, и надо менять тактику. Стал втолковывать своему подопечному, что ему необходимо сесть и написать покойной маме письмо. Тот согласился, но скоро выяснилось, что он не может это сделать. Не получается. Я настаивал. Мой подопечный, ломая со злости карандаши, все же выдавил из себя несколько строк. Этого было достаточно, чтобы зафиксировать эмоциональный импульс – появилась возможность проникнуть в память.

Я слушал, что вспоминает 50-летний мужчина про свою мать, и передо мной вставал образ женщины-монстра, которая сама не знала детства и к своему восьмилетнему сыну относилась без скидок на малолетство. Когда они ссорились, она неделями могла не разговаривать. По мере того как мой подопечный погружался в воспоминания, уходила сонливость, ее место занимала злость. Под конец мужчина словно с цепи сорвался: проклинал свою мать за то, что она накачала его болью. Всю свою жизнь он нес это чувство в себе как материнский дар – боялся расплескать…

Мне этот случай запомнился, потому что тогда я сделал вывод: строгая воспитательница на месте матери – это тяжелые последствия. Ведь психокоррекция потребовала ни много ни мало – 5 месяцев работы! Когда все закончилось и я с облегчением выбирал пот со лба, на ум пришли слова писателя Набокова, которые до