тем самым помогут избежать отторжения коллективом. Очень важен и соционормативный контекст: корреляция между агрессивностью ребенка и его отвержением сверстниками у девочек вдвое выше, чем у мальчиков, для которых агрессивность нормативно более приемлема, причем разные мальчишеские подгруппы имеют на сей счет собственные правила и нормативный порог терпимости к агрессии.
Отношение детей к агрессии меняется с возрастом. Если маленькие дети, как правило, не любят агрессивных сверстников, то в среднем детстве агрессивные подростки часто приобретают популярность, занимают центральное положение в своих группах, становятся предметом восхищения и подражания. Полуторагодичное лонгитюдное исследование 334 американских школьников 11–12 лет показало, что более агрессивные мальчики, а также мальчики, которые выделяются из общей массы, становятся более популярными у сверстников, особенно у девочек. Напротив, мальчики, поведение которых выглядит детским (например, они хорошо ведут себя в классе), популярность теряют (Bukowski et al., 2000). Исследователи объясняют это теорией «разрыва в созревании» (Moffitt, 1993): младшие подростки хотят дистанцироваться от детства и используют отношения в группе как средство приобретения некоторых признаков взрослого статуса. Лонгитюдное исследование социального развития 905 детей от 10 до 14 лет показало, что по мере того, как дети становятся старше, агрессия все реже вызывает у них неприязнь, наоборот – она становится групповой нормой (Cillessen, Mayeux, 2004). А если ребенок поступает в соответствии с групповыми нормами, каковы бы они ни были, он уже не вызывает неприязни ни на игровой площадке, ни в школьном классе. Поскольку у младших подростков агрессия становится нормативной, более агрессивные мальчики все чаще становятся групповыми лидерами. По данным П. А. Ковалева (Цит. по: Реан, 2003а), среди подростков с высоким социометрическим статусом («эмоциональные лидеры», которым сверстники оказывают предпочтение) 48 % составляют лица с уровнем агрессии выше среднего. Это способствует криминализации подростковой культуры и росту демонстративно-агрессивного поведения отдельных мальчиков. Кроме того, в подростковой среде появляется насилие, связанное с сексуальными и романтическими мотивами, которого раньше не было.
Соотношение агрессивности и популярности у сверстников в разных средах варьирует. Недавнее обследование учащихся (101 мальчик и 111 девочек от 11 до 15 лет) нескольких московских школ показало, что мальчики больше склонны к физической, а девочки к непрямой агрессии. Но у мальчиков связи между агрессивностью и популярностью среди соучеников не обнаружено, а у девочек она отрицательна, они отвергают агрессивных сверстниц (Бутовская, Тименчик, Буркова, 2006). В другом исследовании, сравнивавшем русских и армянских подростков, агрессия коррелирует с популярностью у мальчиков, но не у девочек. Популярные дети во всех возрастах имеют более высокие показатели по кооперации, дружественному поведению и соблюдению правил поведения. Более богатый репертуар коммуникативных навыков и способов примирения позволяет им успешно манипулировать другими и поддерживать социальное равновесие в группе, что и делает их популярными.
Иными словами, в более высокоорганизованной среде агрессивность не вознаграждается. По мере усвоения детьми новых социальных ролей и коммуникативных навыков специфически подростковая агрессия, связанная с необходимостью отстаивать свою автономию от старших и завоевывать статус у сверстников, ослабевает, уступая место более сложным формам соперничества и кооперации (Moffitt, 1993).
Разница между мальчиками и девочками в этом отношении также сильно преувеличена. Соревновательность, иерархия и агрессивность присутствуют не только в мужском, но и в женском мире. Знаменитый антрополог Сара Хрди еще в 1981 г. показала, что поведение самок обезьян не менее эгоистично, соревновательно и ориентировано на господство, чем поведение самцов, и может быть не менее жестоким. Самки нарушают друг другу репродуктивные циклы, монополизируют ресурсы, подчиняют и сексуально манипулируют самцами и даже убивают чужих детенышей. Нет никаких оснований идеализировать и девочек. Хотя они уступают мальчикам в открытой физической агрессии, непрямая агрессия может быть не менее жестокой. С ослаблением гендерной поляризации мы все чаще видим воинственно агрессивных девочек.
То, что мальчики чаще прибегают к физическому принуждению, а девочки к хитрому манипулированию, зависит не столько от гендерной принадлежности и индивидуальных особенностей, сколько от социальной ситуации, причем девочки и мальчики, стоящие на вершине групповой иерархии, имеют между собой много общего. Изучение 1 723 учащихся (913 девочек и 810 мальчиков) с 5-го по 10-й класс (средний возраст 14 лет) из пяти разных школ Западного Берлина подтвердило, что мальчики считают себя и воспринимаются сверстниками как более «крутые», доминантные, чаще прибегающие к физической агрессии, чем девочки. Мальчики чаще признают, что для них очень важно влияние и что они успешно добиваются признания сверстников. Однако многое зависит от положения подростка в иерархической системе его группы. Мальчики и девочки, обладающие наибольшим контролем над групповыми ресурсами, социально-психологически мало отличаются друг от друга и применяют одни и те же стратегии манипулирования другими (Hawley, Little, Card, 2008). Хотя в среднем для мальчиков нормативна прямая, а для девочек непрямая агрессия, социально-доминирующие мальчики и девочки могут, не теряя популярности и авторитета у сверстников, пользоваться обеими стратегиями: «топ-мальчики» могут интриговать и распускать сплетни, а «топ-девочки» – драться. Иначе говоря, гендерные нормативы, представления о том, что подобает или не подобает мальчику и девочке, обязательны не для всех, а только для «средних», не самых влиятельных подростков. «Бистратегические» мальчики и девочки социально успешнее тех, кто жестко следует своему гендерному стереотипу.
Драка или силовая возня? Интерлюдия
Чрезвычайно интересный самостоятельный вопрос – соотношение реальной и условной, игровой агрессии. Силовые соревнования и драки, не только с чужими, но и среди своих – типичная черта всякой мужской культуры. В мужских развлечениях всегда присутствует «силовая» составляющая, причем победа и сила понимаются не только как физическое, но и как моральное превосходство над соперником. Нарочитая жесткость и грубость мужских игр и особенно наказаний проигравшего общеизвестна. Иногда весь смысл игры состоит именно в наказании, унижении проигравшего, которого ставят в смешное, унизительное положение. (Морозов, Слепцова, 2001). Мужская силовая игра предполагает выход за рамки обыденности, проникновение в чужое, опасное «пространство риска», а само соперничество часто описывается в сексуальных терминах или имеет какие-то скрытые сексуальные компоненты. Нужно подмять соперника, «опустить» его, заставить просить о пощаде, отказаться от своего мужского достоинства.
Драки и соревнования, победа в которых определяет ранг отдельного мужчины или мужского сообщества, к которому он принадлежит, могут быть как индивидуальными (поединок), так и групповыми. Как правило, они рассчитаны не только на самих участников, но и на зрителей, то есть являются зрелищем (Морозов, 1998). Ритуальный характер драки при отсутствии личных счетов между драчунами не делает ее менее опасной, жестокой, подчас даже смертоубийственной. Этнография русской деревни полна описаний таких, казалось бы, бессмысленных драк, тем не менее людям они кажутся совершенно нормальными и неустранимыми. То же самое происходит и
