объяснение дополняет другое, что само по себе было бы крайне полезно и познавательно, если бы из такого положения дел не вытекало, что ни одно из объяснений не вправе притязать на полную достоверность. Оба объяснения относительны, это эвристические точки зрения, которые не могут поэтому считаться универсальными понятиями. Зато они, по крайней мере, проясняют отдельные существенные подробности явления. Теория вытеснения опирается на совокупность психических фактов, которые отмечаются повсеместно, и то же самое можно сказать о потребности в самоутверждении (или воле к власти). Разумеется, каждый хотел бы наслаждаться всем, что ему доступно, и в то же время быть «на высоте», но столь же очевидно, что при наличии этого примитивного, наивного, инфантильного отношения к миру не избежать невроза, если человек попытается приспособиться к окружающей его среде. Последнее условие очень важно, без него не бывает невроза, случается разве что «нравственное умопомешательство» (
moral insanity [155]) или «высший идиотизм» (
höheren blödsinn).
343 Следовательно, если для возникновения невроза необходимы по меньшей мере два условия, оба они должны иметь этиологическое значение. Не может быть и речи о том, чтобы только инфантильная установка выступала причиной невроза, тогда как воля к приспособлению не играла бы роли. Вторая не только может быть этиологическим фактором, она всегда им является. Фрейд и Адлер объясняют невроз исключительно с инфантильной точки зрения. Более полное объяснение должно также учитывать волю к приспособлению. Если наблюдается избыток инфантильности, необходимо выявлять и избыток приспосабливаемости. Причем не следует трактовать последнее как нечто вроде вытеснения инфантилизма или его «замещения»; с тем же успехом мы могли бы трактовать инфантилизм как вытеснение приспособления и тоже рассуждать о «замещении». Ни Фрейд, ни Адлер не одобрили бы такую трактовку, пусть она логически неизбежна, если принимать во внимание этиологическое значение воли к приспособлению. А нам придется это сделать – даже Фрейду требовался фактор, который подавляет, не исполняет желаний, вызывает беспокойство и т. д. Адлер же нуждается в чем-то, что угнетало бы человека. Если нет этиологического противостояния равных сил, то вся инфантильная похотливость, по сути, беспредметна.
344 Выяснив, что каждый невротик страдает инфантильной похотливостью, мы должны задаться вопросом, как у него обстоят дела с волей к приспособлению, ибо, возможно, он развил в себе инфантильную похотливость в качестве пресловутого «замещения». В таком случае оно было бы чисто симптоматическим, вовсе не подлинным; при объяснении с инфантильной точки зрения смысл толкования был бы совершенно неуместным. Более того, была бы допущена непростительная ошибка. К сожалению, такие промахи довольно часты, поскольку внимание врача зачастую устремлено именно на инфантильные черты. В результате пациента слепо обвиняют в неполноценности.
345 Однако инфантилизм сам по себе – явление крайне двусмысленное. Во-первых, он может быть как подлинным, так и сугубо симптоматическим; во-вторых, может быть как остаточным, так и эмбриональным. Имеется принципиальное различие между тем, что осталось инфантильным, и тем, что находится в процессе роста. То и другое может принимать инфантильную или эмбриональную форму, чаще всего с первого взгляда невозможно определить, прискорбно ли стойкая крупица инфантильной жизни перед нами или жизненно важное творческое начало. Принижать эти возможности – значит вести себя как олух, не ведающий, что будущее важнее прошлого. По этой причине было бы целесообразнее исследовать «инфантильно-извращенные» фантазии на предмет их творческого содержания, а не прослеживать их до колыбели, и трактовать всякий невроз, скорее, как попытку приспособления, а не как неудачное или иным образом искаженное выполнение желания.
346 Конечно, теория инфантилизма имеет то неоценимое преимущество, что всегда помещает врача «над» пациентом: врач воплощает здравое, разумное, высшее понимание, а больной оказывается беспомощной жертвой бессознательных инфантильно-извращенных (перверсивных) желаний. Кроме того, у врача появляется возможность уклоняться от встреч с личностью пациента лицом к лицу и прятаться за техникой.
347 Нетрудно увидеть, насколько эта установка подкрепляется и поддерживается всевозможными сознательными и бессознательными повадками; ясно, почему теория инфантилизма исходно получила одобрение врачей, пусть в качестве обычных людей эти врачи вполне готовы признать личность своих пациентов. Колоссальное влияние учения Фрейда объясняется не только согласованностью с реальными или предполагаемыми фактами, но и во многом тем, что оно дает возможность затронуть больное место другого человека, принизить его, а себя возвысить над ним. Какое благословенное облегчение наступает, когда можешь обронить, будучи загнанным в угол: «Это не что иное, как сопротивление!» или когда не нужно всерьез воспринимать доводы оппонента, потому что их очень легко истолковать «символически» – не уточняя при этом, приемлемо ли такое объяснение для его психологии.
348 Кроме того, имеется бесчисленное множество пациентов, которые охотно, проявляя показную застенчивость, подписываются под теорией инфантилизма, ибо та предлагает им ясный намек на то, каким образом можно выдать тревожный «инфантилизм» за принцип «не что иное, как». Вдобавок теория во многих случаях сулит как бы ниспосланное свыше избавление от малоприятных насущных забот реальной жизни, возврат на блаженные луга детства, где, призывая этиологическое пугало, пациент притворяется, будто старается выяснить, почему не сумел приспособиться к настоящему и в чем заключается вина родителей и воспитания.
349 Принято думать, что на свете нет ничего такого, что нельзя было бы использовать для получения незаконной выгоды. Но следует отметить, где именно в схему прокрадывается злоупотребление и как именно оно применяется. Тут все в значительной степени зависит от врача, который должен тщательно приглядываться к своему пациенту, чтобы обнаружить злоупотребления подобного рода. Техника ничего не замечает, зато человек видит – и только он может развить в себе чувствительность, необходимую для того, чтобы решить, следует ли лечить невроз по диагнозу инфантильности или по диагнозу неприспособленности.
350 Едва ли нужно прибавлять, что техника до определенного момента необходима – мы все в этом вполне убеждены. Но за каждым методом стоит человек, который гораздо важнее, потому что, независимо от используемой техники, он должен принимать решения, жизненно важные для пациента. Поэтому обязанность психотерапевта состоит в том, чтобы заниматься самопознанием и подвергать критическому рассмотрению собственные предпочтения, будь то религиозные или философские (точно так же асептика обязательна для хирурга). Врач должен заранее решить свое «личное уравнение», чтобы не чинить насилия пациенту. С этой целью я разработал критическую психологию, которая позволит психиатру распознавать различные типичные установки, даже пусть школа Фрейда утверждает, что эта метода не имеет ничего общего с психоанализом. Психоанализ является техникой, за которой человек исчезает, и которая всегда остается одной и той же, независимо от того, кто ее практикует. Следовательно, психоаналитик не нуждается ни в самопознании, ни в критике своих предпочтений. По-видимому, цель обучающего анализа для него заключается
