острее, чем физическую угрозу жизни. То, что происходит в машине, где сидят его товарищи, для подростка зачастую важнее происходящего на дороге. Сидящий за рулем мальчик не видит тех, кто сидит сзади и «давит» на него своими шутками и подначками, и не может оценить степень их серьезности. Его внимание разделено, нередко он больше реагирует на сверстников, чем на дорожные знаки. Ему хочется показать нечто необычное, и пассажиры его к этому стимулируют. Соперничество с теми, кто сидит в его машине, и с попутными и встречными водителями сплошь и рядом превращает обычную езду в командные соревнования без четких правил. Мальчишке надо не только вести машину, но одновременно кричать, махать руками и т. п. Болтовня с пассажирами (или разговоры по мобильнику при езде на мотоцикле) резко увеличивают число дорожных происшествий. Плюс громкая возбуждающая музыка и т. п. Причем у мальчиков все это выражено значительно сильнее, чем у девочек.
Сходные тенденции наблюдаются в видеоиграх. Американские психологи (Padilla-Walker et al, 2009) опросили 813 студентов колледжей (500 девушек и 313 юношей, средний возраст около 20 лет), как часто они играют в видеоигры и в какие именно, и сравнили электронный досуг респондентов с их рискованным поведением (выпивка, наркотики, секс), самооценкой и с тем, как они оценивают качество своих отношений с родителями и друзьями. Выя снилось, что студенты, которые больше увлекаются видеоиграми, независимо от пола, чаще пристращаются к выпивкам и наркотикам, а их отношения с близкими ухудшаются. При этом юноши играют в видеоигры втрое чаще девушек и в 8 раз чаще отдают предпочтение жестоким играм. Исследование не было лонгитюдным, речь идет не о причинно-следственной связи, типа «компьютерные игры способствуют опасному сексу, алкоголизму и наркозависимости», а лишь о статистической корреляции (вполне возможно, что именно бедность эмоциональной жизни побуждает молодых людей проводить больше времени за компьютером). Тем не менее, проблема существует. То, что мальчики-подростки вдвое чаще своих ровесниц играют в агрессивные «взрослые» видеоигры (Olson et al., 2007), подвергает их дополнительным рискам. Убедить в этом мальчика трудно.
Любовь к острым ощущениям, новизне и риску, воплощающая в себе традиционные ценности маскулинности и отличающая мальчиков-подростков как от девочек, так и от старших мужчин, дает значительные преимущества подростку перед менее крутыми ровесниками. По данным лонгитюдного исследования (Feldman et al., 1995), такие мальчики в 6-м классе пользовались наибольшей популярностью у сверстников, в старших классах сохранили лидирующее положение, раньше других начали сексуальную жизнь, пользовались успехом у девушек и т. д. Но – оборотная сторона медали! – пониженный порог восприятия риска толкает таких юношей на совершение социально и личностно опасных действий, в результате чего они оказываются в группах риска по незащищенному сексу, инфицированию ВИЧ и ЗППП, участию в изнасиловании, алкоголизму, наркозависимости и преступности. Но ведь мальчик не выбирает свой тип личности, от которого зависит стиль его жизни!
Мальчишеская «рисковость» не сводится к одной только эмоциональной составляющей. В каждом конкретном случае присутствует, как минимум, три аспекта: 1) психологическая диспозиция, склонность к риску, 2) принятие решения и 3) условия среды. У 196 студентов колледжа замерили любовь к острым ощущениям, локус контроля, воспринимаемые риски, ожидаемые выгоды, степень вовлеченности в риски, влияние сверстников, предполагаемое участие сверстников и ожидаемые выгоды, после чего предложили отреагировать на несколько сценариев рискованного поведения. Результаты показали, что участию в рискованных действиях способствуют любовь к острым ощущениям, предполагаемое участие сверстников и ожидаемые выгоды. Твердость принимаемого решения связана с предполагаемым участием в рискованном поступке других людей. Кроме того, студенты принимали во внимание степень их личного риска (Rolison, Scherman, 2003).
Социальная психология требует различать а) восприятие риска, включающее в себя оценку предвидимых последствий действия и степени вероятности наступления этих последствий, и б) мотивацию принятия риска – кажется ли этот риск возбуждающим или пугающим, испытывает ли субъект потребность в острых ощущениях и т. п., и как он относится к воспринимаемому риску. Готовность рисковать зависит от выгодности воспринимаемого риска, его степени и от ситуативных факторов.
Экспериментально доказано, что любовь к риску не является постоянным личностным свойством; индивид, готовый принять на себя высокую степень риска в одной сфере, например в спорте, может быть весьма умеренным в другой (например, в финансах). Менеджер, готовый рисковать казенными деньгами, может быть осторожным в расходовании собственных средств, а скалолаз, охотно совершающий рискованные восхождения, может очень бояться опоздать на поезд. Это существенно и для понимания гендерных различий.
Чтобы понять «предметно-специфические» факторы принятия риска (Domain-SpecificRiskTaking), психологи разработали три отдельные шкалы: шкалу принятия риска («Насколько вероятно, что вы могли бы включиться в данный вид деятельности или вести себя таким образом, окажись вы в подобной ситуации?»), шкалу восприятия риска
(«Насколько опасной и рискованной вам кажется данная деятельность или ситуация?») и шкалу ожидаемых выгод («Какую пользу вы могли бы извлечь из данных действий или ситуаций?»). Затем были сформулированы 40 суждений, относящихся к пяти предметным сферам: финансовые риски (например, проиграть в казино дневной заработок), риски, связанные со здоровьем и безопасностью (типа гулять в опасном районе или не пристегиваться ремнем безопасности в автомобиле), рекреационные риски (например, заниматься опасным видом спорта), этические риски (делать что-то нравственно рискованное) и социальные риски (например, публично защищать непопулярную позицию или спорить с другом по вопросу, в котором ваши мнения расходятся). Исследования, в том числе большой немецкой выборки (Weber, Blais, Betz, 2002; Johnson,Wilke, Weber, 2004), показали, что во всех перечисленных сферах жизни, кроме социальной, женщины склонны принимать на себя меньше рисков, чем мужчины, причем все эти риски кажутся им более серьезными, чем мужчинам. В сфере социальных рисков гендерных различий не оказалось, иногда женщины даже готовы идти на больший риск, чем мужчины, да и сами эти риски кажутся им менее серьезными. При изучении 657 калифорнийских студентов (средний возраст 18,5 лет) женщины обнаружили меньшую склонность участвовать в рискованных рекреационных действиях, в действиях, опасных для здоровья, и в азартных играх, считая их, в отличие от юношей, не только опасными, но и менее увлекательными (Harris, Jenkins, Glaser, 2006).
За этим стоят не только эмоциональные, но и социально-статусные факторы. Одно и то же поведение может быть для одной социальной группы объективно более рискованным, чем для другой. Богатым и влиятельным людям некоторые поступки кажутся менее рискованными, чем бедным и зависимым не потому, что они «по природе» смелее или более склонны к риску, а потому, что у них больше реальных возможностей контролировать ситуацию и тем самым минимизировать свой риск. Кроме того, при оценке разных видов деятельности сказываются традиционные представления (например, езда на автомобиле считается
