сказать, что в уединенном месте и под покрытием темноты неизвестные меня ограбили, воспользовавшись обстоятельствами. При забывании имен дело обстоит точно так же: под влиянием усталости, расстройства циркуляции и интоксикации некая неведомая психическая сила отнимает у меня способность располагать собственными именами в моей памяти. Та же сила в иных случаях может вызвать провалы в памяти и при полном здоровье и свежести.
Анализируя наблюдаемые на себе самом случаи забывания имен, я почти регулярно нахожу, что искомое имя обычно имеет то или иное отношение к какой-либо теме, близко меня касающейся и способной вызвать во мне сильные, нередко мучительные аффекты. В согласии с полезной и целесообразной практикой цюрихской школы психиатрии выражу эту мысль иначе: ускользнувшее из моей памяти имя затрагивает какой-то «личный комплекс» [23]. Отношение этого имени к моей личности бывает неожиданным, часто устанавливается путем поверхностной ассоциации (двусмысленное слово, созвучие); его можно вообще обозначить как стороннее отношение. Несколько простых примеров лучше всего пояснят его природу.
а) Пациент просит меня посоветовать какой-либо курорт на Ривьере. Я знаю одно такое место в ближайшем соседстве с Генуей, помню фамилию немецкого врача, практикующего там, но самой местности назвать не могу, хотя, казалось бы, знаю ее прекрасно. Приходится попросить пациента обождать, пока я уточняю у домашних, как называется местность близ Генуи – там, где лечебница доктора N, в которой так долго лечилась такая-то дама. Мне говорят, что уж я-то не должен был забыть это название. Местечко зовется Нерви. В самом деле, психиатру, часто сталкивающемуся с нервными расстройствами, полагалось бы помнить это название.
б) Другой пациент рассказывает о близлежащей сельской местности и утверждает, что кроме двух известных ресторанов там есть еще и третий, с которым у него связано определенное воспоминание; сейчас он скажет название. Я отрицаю существование третьего ресторана и ссылаюсь на то, что семь летних сезонов подряд жил в этой местности и, стало быть, знаю ее лучше, чем мой собеседник. Раздраженный моим возражением, он между тем вспоминает, что ресторан называется «Хохвартнер». Мне приходится уступить и признать, что все эти семь лет я жил по соседству с рестораном, существование которого отрицал. Почему я позабыл и название, и сам факт существования ресторана? Думаю, все потому, что это название слишком отчетливо напоминает мне фамилию одного венского коллеги и затрагивает во мне, опять-таки, «профессиональный комплекс».
в) На вокзале в Райхенгалле я собирался взять билет и не мог вспомнить, как называется прекрасно известная мне ближайшая большая станция, через которую я так часто проезжал. Приходится самым тщательным образом искать ее в расписании поездов. Станция называется Розенхайм. Тотчас стало понятно, в силу какой ассоциации это название от меня ускользнуло. Часом раньше я навещал свою сестру, жившую близ Райхенгалля; сестру зовут Роза, значит, я был в «обители Розы» (Rosenheim). Название станции у меня похитил, если угодно, «семейный комплекс».
г) Прямо-таки грабительское воздействие семейного комплекса можно проследить на целом ряде примеров.
Однажды ко мне на консультацию пришел молодой человек, младший брат одной моей пациентки; я видел его бесчисленное множество раз и привык, говоря о нем, называть по имени. Когда затем я захотел рассказать о его посещении, оказалось, что я позабыл его имя – вполне, как мне помнилось, обыкновенное – и не мог никак восстановить его в своей памяти. Тогда я пошел на улицу читать вывески – и мгновенно вспомнил, как зовут этого человека, едва его имя встретилось в надписи. Анализ показал, что я провел параллель между этим человеком и моим собственным братом, как бы пытаясь ответить на вытесненный вопрос: поступил бы мой брат в подобном случае точно так же или повел бы себя иначе? Внешняя связь между мыслями о чужой семье и о моей собственной установилась благодаря той случайности, что здесь и там имя матери было одинаковым – Амалия. Я понял далее и смысл подставных имен, которые мне почему-то навязывались. Эти имена, Даниель и Франц, пришли, как и имя Амалия, из шиллеровских «Разбойников» под влиянием очередной шутки Даниеля Шпицера, он же «венский гуляка» [24].
д) В другой раз я не мог припомнить имени моего пациента, с которым был знаком еще с юных лет. Анализ пришлось вести длинным обходным путем, прежде чем удалось получить искомое имя. Пациент сказал однажды, что боится потерять зрение; это вызвало во мне воспоминание об одном молодом человеке, который ослеп вследствие огнестрельного ранения; в свою очередь, на это наложилось воспоминание еще об одном молодом человеке, который стрелял в себя, – фамилия его та же, что и у первого пациента, хотя они не родственники. Однако искомое имя я вспомнил, лишь когда установил, что мои опасения были перенесены с этих двух юношей на человека, принадлежащего к моему семейству.
Непрерывный поток «личных сведений» течет, таким образом, в моем сознании, и обычно я о нем не подозреваю, но он дает о себе знать через подобного рода забывание имен. Я словно вынужден сравнивать все то, что слышу о других людях, с собою самим; будто при всяком известии о других приходят в действие некие мои личные комплексы. Это ни в коем случае не может быть моей индивидуальной особенностью; скорее, тут надо усматривать общее указание на то, каким образом мы вообще понимаем других. Я имею основание полагать, что другие люди в этом отношении совершенно не отличаются от меня.
Лучший пример такого рода сообщил мне некий господин Ледерер, опираясь на собственные переживания. В ходе свадебного путешествия он встретился в Венеции с одним малознакомым господином и захотел представить того своей жене. Фамилию его он позабыл, и на первый раз пришлось ограничиться неразборчивым бормотанием. Встретившись с этим господином вторично (в Венеции это неизбежно), он отвел знакомца в сторону, признался, что забыл его фамилию, и попросил избавить от неловкости и назваться. Ответ собеседника свидетельствовал о прекрасном знании людей: «Охотно верю, что вы не запомнили мою фамилию. Меня зовут так же, как и вас, – Ледерер!» Здесь поневоле испытываешь довольно неприятное ощущение, знакомое всякому, кто встречает постороннего человека с твоей фамилией. Недавно я сам испытал похожее чувство, когда на прием ко мне явился некий господин З. Фрейд. Впрочем, один из моих критиков уверяет, что он в подобных случаях испытывает как раз обратное.
е) Действие «личного восприятия» обнаруживается также в следующем примере, сообщенном Юнгом.
«Y безнадежно влюбился в одну даму, вышедшую вскоре замуж за X. Несмотря на то, что Y издавна знает X и даже находится с ним в деловых отношениях, он все же постоянно забывает
