причин, побудивших Скай нанести себе увечья, она ответила, что ей слишком больно обсуждать прошлое и что из-за него у нее «помутился рассудок». Главное, что у нее не было особого желания разбираться с самоповреждениями, потому что ей они казались не проблемой, а способом сообщить о боли, вывести ее наружу и попросить о помощи. Скай охотнее обсуждала преступление, из-за которого она оказалась в тюрьме: девушка напала на пару, которая тоже жила на улице. По ее словам, они ее обокрали. Она со смаком рассказывала, как пинала мужчину и била его бутылкой по голове. Для нее это было доказательством того, что она не робкая или хрупкая девушка, а стойкий боец, сражавшийся за свою жизнь разными способами.
Однако в отношении центральной темы нашей терапии Скай оставалась сдержанной. Спустя несколько сеансов, когда девушка снова пришла со списком в руках, я решила изменить привычный ход событий. Я сказала, что наши встречи ничем не отличались от любого другого занятия в течение дня. Для нее всё и все были одинаковыми. Пока я пыталась пробиться через ее защиту, я заметила, что она ценит меня так же мало, как и саму себя. Казалось, что последнее замечание сломало стену неуверенности в себе. В ответ Скай посмотрела на меня так, как не делала прежде. Складывалось ощущение, что она впервые рассматривала мое лицо. До этого момента она неохотно и в общих чертах рассказывала о самоповреждении и тем более не желала делиться мыслями и прошлым. Ее прежняя невозмутимость наводила на мысль о смирении с тем, что это просто неотъемлемая часть ее жизни, будто завязать на шее шнурок — все равно что сделать утром зарядку или перекусить после обеда. Но теперь из-за скуки, фрустрации или провокации она, наконец, решила немного рассказать о прошлой жизни и о том, как оказалась в тюрьме.
С девяти лет Скай жила в детских домах и приемных семьях. В 15 лет ее впервые осудили за нанесение тяжких телесных повреждений социальному работнику и поместили в колонию для несовершеннолетних. Детство Скай и ее младшего брата Джейкоба было тяжелым. В конце концов их родителей, давно употребляющих наркотики, лишили родительских прав, а детей, которые были свидетелями домашнего насилия, забрали из-под опеки. Несколько раз Скай и Джейкоба помещали в приемную семью, но озлобленность из-за того, что им пришлось столкнуться с такими переживаниями, приводила к тому, что их каждый раз возвращали в детский дом. По сравнению с сестрой Джейкоб был более замкнут и молчалив, Скай же открыто показывала свой гнев. Девочка острее испытала чувство покинутости, когда семья, которая изначально хотела взять двух детей, усыновила только Джейкоба, потому что от Скай было бы «слишком много проблем». Скай не только проявляла агрессию, но и, как и многие травмированные дети, страдала от недержания дольше, чем считалось нормой. Также она сталкивалась с двойным недержанием. Стыд, который она испытывала при этом, только усугублял ее поведенческие проблемы: она пыталась скрыть беспорядок, лгала приемным родителям и совершала кражи.
Меня поразили ее слова о том, что она чувствует себя «вывернутой наизнанку», не способной контролировать ни чувства, ни собственное тело. В связи с этим я вспомнила фрейдовское представление об эго как о чем-то, что сначала выражается через тело, а не через разум: «Первое эго — это телесное эго» [36]. Малыш, о котором родители заботятся, удовлетворяют его потребности и держат на руках, познает границы своего телесного эго через контейнирование со стороны взрослого. У детей вроде Скай такого психологического контейнера нет. Из-за этого они становятся уязвимы и их полностью поглощают физические ощущения, эмоции или нечто другое. У девушки было очень слабое представление о себе как о целостном существе, способном поддерживать в равновесии потребности тела и разума. Скорее, она жила в состоянии упадка из-за неконтролируемых чувств, которые интернализировались в теле и отождествлялись с ним, а затем выражались тоже через него — в детстве в виде недержания, а во взрослом возрасте в виде самоповреждений. Кожа стала полем эмоциональной битвы: одновременно и оружием, и полотном для самовыражения. Позже Скай ясно дала понять, причем убедительно, что она не была склонна к самоубийству и на самом деле использовала шнурки, чтобы остаться в живых, бороться с чувством невидимости, пренебрежения и стресса.
Случай Скай характерен для женщин в тюрьме. Существует диспропорция: заключенные женского пола чаще в детстве страдают от жестокого обращения (53 % среди всех женщин, отбывающих наказание в тюрьмах Великобритании, по сравнению с 27 % мужчин [37]) и гораздо больше подвержены риску нанести себе повреждения (треть женщин-заключенных по сравнению с 15 % мужчин-заключенных) [38]. Самоповреждения могут служить защитным механизмом, который спасает жизнь, хотя прибегающие к нему люди не всегда это осознают. Это способ восстановить права на тело, исходя из собственного желания, а не для использования или насилия со стороны окружающих. В общепринятом понимании самоповреждение можно рассматривать как сочетание потребностей, не выраженных другими способами: крик о помощи и просьба о заботе, выражение боли и травмы, проявление чувства вины, которое испытывают многие люди, пережившие насилие, считая, что именно они виноваты в том, что с ними случилось.
Однако самоповреждение постоянно понимается упрощенно, даже в тюремном контексте, где это происходит особенно часто. Нередко селфхарм воспринимается как неумение выразить свои мысли, в то время как на самом деле женщины, которые наносят себе порезы, ожоги и синяки, зачастую выразительно дают понять, что они делают и зачем. Скай, как и многие пациенты, с которыми мне доводилось работать, вела письменный учет своих повреждений. В ее случае это был дневник, другие прибегали к рисованию и сочинению стихотворений. Этих женщин объединяет то, что для них нанесение увечий — это способ самовыражения, который они выбрали сами, а не прибегли к нему из-за отсутствия альтернатив. В нанесении меток и увечий на кожу есть своя выразительность, чувственная непосредственность и приятная срочность, выражающая истину о горе, стыде, боли и травме, которую не способно передать устное или письменное слово. Может быть больно и горестно слушать рассказы пациентов о том, как они причиняют себе вред, и рассматривать хитросплетения шрамов, которые всегда с ними на каждой конечности, доступной взору. Но я не могу позволить этому заслонить мысль, которую многие женщины пытались донести до меня по-своему: самоповреждение — это не отчаянный и бессмысленный крик, оно может быть осознанным и намеренным выражением самых глубоких эмоций человека. Кроме того, иногда селфхарм становится компульсией. Такой способ расслабиться вызывает привыкание, и отказаться от него сложно. Акт самоповреждения
