в основе текущей правительственной стратегии по улучшению условий содержания в женских тюрьмах Великобритании.
Один из важнейших аргументов Мензис Лит заключается в том, что сотрудники учреждения должны понимать смысл системного поведения, чтобы бороться с ним, а также осознавать собственные чувства и мысли — то, как они реагируют на людей, содержащихся в учреждении. Это может показаться очевидным, но тюремная бюрократия, которая иногда оказывается необходимой, слишком быстро нивелирует этот подход: женщина превращается в цифру, а действие — в показатель, за которым необходимо наблюдать. При этом реальные проблемы игнорируются. Здесь проявляются бессознательные силы, которые не сразу заметны, но тем не менее требуют распознавания и анализа. Существует множество способов, с помощью которых учреждения создают структуры, позволяющие свести к минимуму контакты между работниками и обитателями: медсестрами и пациентами, надзирателями и заключенными. К числу таких мер защиты можно отнести частую смену сотрудников, закрепленных за пациентками. Это мешает развитию доверительных профессиональных отношений или приводит к тому, что человек просто выполняет свои задачи строго по протоколу без отступлений в сторону. Это создает непреднамеренную защиту от переживаний, которые может вызвать эмоциональный контакт, а также делает менее четкими значение и функцию такого поведения. Наш новый подход был направлен на борьбу с этим. Мы хотели создать пространство, где сотрудники могли бы собраться и поговорить о работе и о том, какое влияние она оказывает на них лично, а также взглянуть на женщин, с которыми они работают, вне рамок строгих протоколов.
Однако груз процедур все еще нависает над нашей работой. В рамках этого процесса для каждой заключенной, причинившей себе вред, делается запись в специальной книге. Сотрудники везде носят ее с собой, сопровождая заключенных на работе, занятиях, в спортзале или медицинском центре. Книга важна, но в то же время она представляет собой символ распространенного отношения к лечению: запись сама по себе кажется эффективным проявлением заботы, а процесс отслеживания поведения заключенной ставится во главу угла. Книга так удобна в работе как раз из-за того, что сглаживает истории отдельных людей, их мысли и настроения и сводит все к статистическим данным, которые легко отслеживать. Каждый сотрудник обязан зафиксировать информацию о женщине, если считает, что она находится «в группе риска» и может нанести себе вред или покончить жизнь самоубийством. Из-за этого заключенная считает, что про нее точно не забудут.
Такое восприятие легко подхватывается самими женщинами. Некоторые из них начинают идентифицировать себя через книгу и считать, что запись там сродни знаку почета — наравне с теми, шрамами, которые остаются от порезов и самоудушения. Заключенные впадают в зависимость от внимания и бдительного отношения, которые сопровождают наблюдение после селфхарма. На их взгляд, проверка 12 раз в день — это забота, а если их будут проверять всего шесть раз — это уже пренебрежение. Система, которая должна решать проблему, может в итоге непреднамеренно способствовать ее усугублению. В этой системе наблюдений есть безошибочная определенность, конкретность и неукоснительность, которые в точности повторяют внутреннюю логику самого самоповреждения. С обеих сторон взаимодействие и разговоры ценятся в первую очередь как единица, которую нужно нормировать и подсчитывать — совсем как таблетки. Иногда отмечалось, что заключенной «назначено» два-три разговора в день. Такая конкуренция за заботу среди и без того уязвимых людей явно деструктивна, поскольку самоповреждение может стать основой взаимодействия как друг с другом, так и с персоналом. Сотрудники же, в свою очередь, порой впадают в отчаяние из-за невозможности добиться прогресса.
Попытка понять Скай, опираясь исключительно на ее поступки и не обращая внимания на ее взгляды и психологическое состояние, прямо противоречила всему, чему я научилась и что делала на протяжении своей карьеры. В то же время это подчеркивает практически невозможный баланс для учреждения, на которое возложена обязанность одновременно содержать преступников в заключении и защищать их, заботиться об их благополучии и других потребностях, используя только те ресурсы, которые у него есть, а не те, которые ему необходимы. Формальный подход имеет много несовершенств, но некоторые учреждения не могут позволить себе ничего иного, поскольку им нужно позаботиться об огромном количестве людей с непростыми и противоположными потребностями.
Мое взаимодействие со Скай в рамках «Стратегии по работе с самоповреждениями» было более глубоким. Мы хотели проверить, сможем ли изменить сложившуюся культуру путем предоставления подробных индивидуальных формулировок, которые помогут персоналу справиться с самоповреждением заключенной, а также предложить ей курс терапии, аналогичный тому, который был бы нормой для людей, представляющих серьезную опасность для самих себя из-за селфхарма. Пребывание Скай в тюрьме продемонстрировало неэффективность попыток бороться с поведением, не исследуя его глубинные причины. К моменту нашей встречи она уже подверглась многочисленным вмешательствам людей на разных уровнях тюремной иерархии, начиная от обещания выдать сертификат за подписью начальника тюрьмы в знак признания того, что она на неделю прекратила самоистязания, до мягкой игрушки, чтобы сгладить отсутствие домашних животных, которых она так любила, и заканчивая работой в тюремной библиотеке, о которой она просила. Проявленные к ней забота и сострадание были трогательными. Однако все это оказалось эфемерным: девушка продолжала демонстрировать свою травму и добиваться помощи лучшим способом из известных ей, а именно через перевязывание шеи подручными материалами так, чтобы она покрывалась рубцами и синяками. Сами попытки отучить Скай от такого поведения приводили к обратному эффекту: она повторяла свои действия, ведь, когда ее состояние «налаживалось», она получала меньше заботы и внимания. Девушка приходила в ярость, когда другие заключенные, прибегавшие к селфхарму, занимали ее место. Она полагала, что оно принадлежит ей по праву. В результате любое снижение уровня самоповреждения и связанного с ним вознаграждения неизбежно вели к тому, что поведение вновь становилось агрессивным.
Наши встречи часто проходили с перерывами, и, похоже, она рассматривала меня как еще одного человека, с которым благодаря селфхарму она могла посидеть и поговорить, а также пожаловаться на мнимое пренебрежение. Скай постоянно напоминала мне, чтобы я приносила на сеансы специальную книгу и записывала в нее свои наблюдения. Она с нетерпением пыталась узнать, сколько проверок в день ей «назначено». Официально число ей никто не называл, но она ценила его и использовала в качестве критерия для сравнения с другими.
Параллельно с этим девушка предъявляла своего рода «список задач»: ее жалобы и запросы по поводу содержания в тюрьме. Наша терапия длилась полгода, и на первых встречах казалось, что сессии стали очередным винтиком ее замкнутого существования — того, что она довела до уровня искусства и от опасной реальности которого не собиралась уходить. Когда я попыталась перевести разговор на тему
