Ознакомительная версия.
Мы нужны другим сильными… даже будучи ведомыми.
* * *
Я много говорю об «отношениях»…
Всякий из нас мечтает найти человека, с которым было бы просто хорошо, просто хорошо – комфортно, радостно. Всякий из нас… Всякий из нас стремится к поддержке, помощи, мы хотим, чтобы нас не осуждали и не оценивали, чтобы нас не только принимали такими, какими мы есть, но еще и радовались тому, что мы именно такие, какие мы есть, а не какие-то там другие.
Мечтая любить, мы часто называем такие отношения словом – «любовь». И все ждут. Вот так сядут у околицы или выставятся в окна, промеж наличников, и ждут. Лица напряжены, глаза остекленели, впереди даль уходящая. Ждут… Еще ничего, если б даль была «приходящая», так нет ведь – «уходящая»!
Впрочем, тут я соврал – не ждут. Точнее, не просто ждут, а мечтают и ждут! А как тут увидишь, если не смотришь, а думаешь? Надобно смотреть, надо вглядываться. И пытаться не только увидеть, но и ощутить видимое. Причем и обмануться тут тоже никак нельзя, а то некоторые начинают себя разглядывать… Ждут другого, а разглядывают себя – ну, нормально это?!
Труд видеть – самый тяжелый, ведь нужно просто видеть, а не выбирать. Откуда вам знать заранее, что следует выбрать? Мы же все выбираем, выбираем и ждем, ждем и выбираем. Спросишь, бывало, у такого «ожидающего»: «Чего ждешь-то, приятель?» – «Как чего?! – отвечает. – Знамо, чего!» – «А чего знамо-то?»… И вот тут пустота. Забыл, пока ждал.
Труд по достижению счастья не в том, чтобы трудиться, это ведь не пашня и не завод металлургический, труд в том, чтобы трудиться необычно, по-другому. Ищете вы не хлеб насущный и не металл в разлив, а счастье, и лопата для этого не подойдет.
* * *
Много плюсов, когда вместе живут два человека. Но минусов почему-то всегда оказывается больше.
По ряду причин, подчас, почти не зависящих от пары, их отношения могут разрушаться – приобретать оттенок стеснения, неискренности, вынужденности, зависимости. Как тюрьма, честное слово! И когда я задумываюсь над всем тем хаосом сложностей, которые возникают в итоге такого «житья», когда я вижу множество прекрасных людей, достойных красивой и полноценной жизни, страдающих от тех уз взаимных обязательств, которые они на себя взяли, вольно или невольно на ум приходит вопрос: «А стоит ли такая овчинка выделки?»
Но странно другое. Подчас оба готовы отказаться от своей доли, причитающейся им по «договору», и не страшатся «неустойки» за неисполнение обязательств, но что-то держит их вместе, не дает разойтись. Что это за странная сила? Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять, зачем вообще люди с такой настойчивостью ищут себе пару?
Говорят, что это необходимо, чтобы быть понятым. По ряду более чем веских причин, я склонен думать, что один человек вообще никогда не поймет другого. Просто не может. И количество того, что он утаит – сознательно или неосознанно – от другого, несравнимо больше того, о чем он поведает. Это естественно, если речь идет о человеке случайном, но если мы говорим о том, с кем отведено прожить жизнь?…
О том, что другой нам нужен, мы понимаем, когда нам плохо. Это «плохо» может прийти ниоткуда, нам может казаться, что оно вызвано огромным числом неудач, которые неизменно сопровождают нас в жизни. Когда мы были маленькими, мы в таких случаях бежали к маме… Что вы от нее ждали? Понимания?… Разъяснений? Совета? Защиты? И того, и другого, и третьего. Но… Нет, неправильно. Мы ждали только одного, мы ждали, когда же, наконец, ее рука с легкой тяжестью опустится на нашу детскую голову и нежный голос прошепчет: «Все будет хорошо…»
От близкого человека мы ждем сострадания.
* * *
Проблема не в том, что мы не научены сочувствовать или не умеем сочувствовать, или неловко сочувствуем, проблема в том, что мы не умеем принимать сочувствия, к нам обращенного.
Парадокс в том, что, постоянно ожидая сочувствия (не зря же мы постоянно жалуемся на свои несчастья), мы, получая его, открещиваемся от него, как от нечистой силы! Страх сочувствия нам – это страх нашей гордости, страх утратить установку – «Я сильный, я все могу! Я со всем справлюсь!»
Право, это хорошая установка, но это только установка, а истинную силу может дать нам только ощущение поддержки. Оно же, такова его природа, произрастает лишь из сочувствия, ведь в этом механизм сущностного отношения между людьми. Ну и, кроме того, это ведь разные вещи – наши представления о себе и обращенное к нам сочувствие. Совсем разные.
Какие отношения между нами могут быть более честными, нежели сочувствие? Так чего мы в таком случае боимся?
Со-чувствуйте! И сами, и с другим…
* * *
По большому счету, каждый достоин жить так, как он хочет и как он живет. Сомнение в данном контексте вызывают лишь два слова – «хочет» и «живет», а в остальном все абсолютно правильно.
Всякие суждения одного человека относительно другого представляются мне пустыми, хотя, несомненно, они много говорят об оценщике. Что такое это суждение? Зачем оно нужно? На что? Взять на себя роль правды, закона, общественного мнения… Но ведь ни один из нас – ни то, ни другое и ни третье. А какой смысл тогда в осуждении? Этот «праведный» гнев, «искреннее» негодование и «святое» возмущение – крики толпы на базарной площади. Право, нет ничего левее правоверного.
Если вас что-то тяготит, откажитесь, уйдите, прервите, откажите, но не осуждайте. Это право каждого жить так, как он хочет и как он живет. И у вас есть на это право! Воспользуйтесь своим правом, чужое вам и не нужно, оно – за-не-надо-бностью. Да, если человек живет не так, как хочет, или не знает, чего он хочет, – это беда. Но он нуждается в помощи, а не в осуждении. Уместно ли читать нотации заблудившемуся в лесу? Или, может быть, лучше указать ему дорогу? Если же мы не можем указать ее, имеем ли мы право на осуждение? А после того, как мы укажем ее, какой смысл осуждать?
Истинная, сущностная мораль, живая этика – рождается только и всегда между двумя – тобой и им. Осуждая, ссылаясь на некую абстрактную мораль, ты уже не один на один, это ты и еще кто-то с тобой на одного. А двое на одного… Некрасиво, правда?
Вот почему общественная мораль так часто ведет себя аморально.
* * *
Чем ближе и роднее тебе человек, тем легче нам манипулировать. И тем тягостнее, тем горше так поступать.
Едва заметная черточка на вашем лице, малюсенькая интонационная пауза, сделанная в какой-то момент, чуть-чуть изменившийся тон вашего голоса, да и многое другое – все это рычаги манипуляций близкими нам людьми. Все это превращает наши манипуляции в дело простое и незатейливое, а самое неприятное – еще и подчас спонтанное.
Но нет ничего более тягостного, чем ранить, не осознавая того, что ты ранишь, обижать, не понимая, что обижаешь, принижать, не понимая, что принижаешь, ущемлять, не понимая, что ущемляешь… Отношения подобны айсбергу, ведь нашему наивному сознанию видна лишь малая толика действительного. И когда такая манипуляция становится для них нормой – это порочный круг: мы озлобляемся, возникают непреодолимые преграды, а дальше все – разрушение.
В отношениях с по-настоящему близкими для вас людьми доверьтесь чувству, поступайте так, как велит вам не то что сердце, а самые-самые сокровенные ваши желания. И ни в коем случае не разлагайте ваши отношения с другим человеком на элементы. А если уж случилось… то расскажите ему все, раскайтесь. И только тогда, даже если и были эти манипуляции – «невинные» и непреднамеренные, – они потеряют всякую силу. Помните: главное – это отношение, то, что между вами.
Берегите тех, кого вы любите.
* * *
Относительно нехорошо лишь принимающее одиночество, всякое же иное неизбежно губительно.
В современном мире – шумном, летящем на бешенной скорости – только сумасшедший не почувствует себя одиноким. Формальность и множественность наших отношений с окружающим миром толкают нас к пропасти одиночества, а то словно отторгает нас от мира.
Человек урбанизированного мира – зол. «Всему есть предел», – говорит он, потому что мир давит на него. Говорит и прячется. Но отшельничество не делает его счастливым. Еще больше он жаждет тепла и поддержки, нежели человек прежнего мира. Но на какую поддержку и помощь мы можем рассчитывать, находясь за бетонными стенами нами же воздвигнутого одиночества? Одиночество – это, своего рода, perpetuum mobile, оно себя само воспроизводит, провоцирует и продвигает.
Но человеку чуждо одиночество, он страдает от этого, поэтому он злится на мир, который понуждает его к одиночеству. Но ведь именно в этом мире, и только в нем, есть то, что может спасти нас от одиночества. Если же мы дадим себе слабину, позволим себе разозлиться на мир за наше страдание, одиночество уже никогда не покинет нас, ибо злое одиночество, как и злая собака, никого не подпустит к хозяйской «запретной зоне». Одиночество должно стимулировать нас к открытости – вот в чем его миссия, если мы поймем это, только в этом случае от него будет какой-то толк.
Ознакомительная версия.
