Но силой нельзя заставить ребенка творить. Силой нельзя заставить ребенка развиваться, расти и, следовательно, быть успешным. И самое главное — силой нельзя заставить детей нас любить.
Я всю свою жизнь внимательно наблюдал за тем, как люди применяют силу. Я применял ее сам. В принципе, от силы толку как от козла молока, за исключением случаев, когда она применяется против равной по невежеству и грубости силы, и даже тогда любовь обычно оказывается сильнее.
Вы когда-либо задумывались о неравенстве сил между родителем и ребенком? Подумайте об этом так. Предположим, у вас нет денег. Предположим, у вас нет влиятельных друзей. Предположим, вы можете жить только там, где вам говорят. Предположим, вы можете есть и спать только тогда, когда вам говорят. Предположим, вы должны спрашивать, что вам надеть, и получать разрешение, чтобы куда-то пойти. Предположим, более сильный человек может вас обругать, унизить и даже побить, если вы его разозлите. Предположим, вам даже не разрешается иметь свои интересы и увлечения — вам их навязывают. Предположим, у вас нет возможности сбежать из этого ужасного места, из этой ловушки. Вы можете брать только то, что вам дают. Это и есть неравенство сил, существующее между родителем и ребенком. Отсюда следует, что на самом деле в детско-родительских отношениях нет места спорам, потому что при таком явном перевесе одной стороны даже самое мягкое убеждение может стать принуждением, а самая убедительная, пусть даже разумная аргументация — насилием над детской психикой.
Если к ребенку постоянно применять силу, последствия будут очень и очень плачевными. Когда этот ребенок достаточно возмужает, чтобы возразить в ответ, разразится самая настоящая война, которую родители не смогут понять, потому как разве они не старались всегда заботиться о благе своего чада? Разве они не выкладывались, не выбивались из сил, не шли на жертвы, не изводились от переживаний? Но для ребенка такая забота была притеснением, тиранией — и теперь, став достаточно взрослым и сильным, он начинает проявляет враждебность, подпитываемую энергией многолетнего бессилия и гнева. Эта враждебность прорывается наружу со всей ненавистью и возмущением, которые годами хранились в душе, как отрава для крыс в подвале.
В этой войне споры бесполезны. Ни родитель не сможет добиться полемикой того, чего он хочет, ни ребенок не сможет получить то, чего хочет он, а именно свободу, уважение и любовь. На этом этапе ни одна из сторон не выиграет от словесных баталий. Проблема, конечно, в том, что есть стороны. Проблема в том, что есть спор. Единственным верным решением будет стать на сторону ребенка, постараться его понять и навсегда покончить с войной. В противном случае аргументация родителей будет ничем иным, как дальнейшим проявлением силы, а аргументация ребенка — бунтом против насилия. Сохранится противостояние сил, которое по определению и есть война.
Следим за своей речью при общении с детьми. Большинство людей следят за своей речью, так как это необходимо для их благополучия. Однако я говорил своим детям вещи, достойные сожаления. Но мои дети, будучи зависимыми от меня и сдерживаемые пятой заповедью, не могли отделить меня от моей головы или вырвать грешный мой язык. Тем не менее мы можем и должны всегда контролировать свою речь при общении с детьми, независимо от накала страстей.
Дети не в силах защититься от ругательств. И дети никогда их не забывают. Слова могут испариться в воздухе, но в дремучих закоулках памяти эхо словесных оскорблений будет по-прежнему отражаться от хрупких стен детской психики.
Мы возводим ложную защиту: «Мы, родители, иногда хватаем через край, но дети, да благословит Бог их великодушные сердечки, поймут это и простят». Тираны действительно иногда хватают через край. Они хватают через край, потому что позволяют себе это — потому что они тираны и потому что в данном случае они сильнее. Родитель, оскорбляющий своего ребенка, не оскорбляет своего начальника или патрульного полицейского. И дети не понимают, в чем дело. Возможно, это понимает социальный педагог. Или священник. В принципе, мы все понимаем, что движет тираном. Но дети не могут понять, почему их жестоко ругают и тут же заверяют, что любят. Такие издевательства естественно и неизбежно ведут к всевозможным неврозам, постоянно пополняя список психических заболеваний и расстройств.
Война с переходным возрастом. Это, пожалуй, самая разрушительная из всех детско-родительских войн, и многие дети никогда от нее не оправляются. Итак, вы хотите знать, как выиграть спор с подростком шестнадцати-семнадцати лет, который больше не в полной вашей власти? Слишком поздно. Даже если вы и выиграете словесную баталию, спор, вы сможете добиться лишь ухода ребенка из дома или мощных, деструктивных протестов. Настоящие победы в отношениях одерживают задолго до наступления переходного возраста. Их одерживают безусловной любовью, уважением и доверием. Их одерживают позицией адвоката и друга своего ребенка. Условная любовь дарится с ожиданием будущих уступок или подчинения. Безусловная же любовь не ожидает что-либо взамен. Ребенка любят, независимо от его реакции или поведения. И ребенок это чувствует.
Любовь порождает любовь, а сила порождает монстров.
Наша потребность спорить. Иногда нам следует задаться вопросами: «Зачем мне нужно спорить с этим ребенком? Что я чувствую? Я чувствую страх за ребенка — или за себя? Я хочу, чтобы ребенок делал то, что я говорю, ради его блага — или ради своего?» Ребенок может вовсе не гореть нашим желанием быть звездным футболистом или чирлидером. Он может не желать пойти по стопам отца и стать банкиром, юристом или врачом. Возможно, он хочет заниматься музыкой или быть альпинистом. Или путешествовать по миру. В любом случае он должен реализовывать свои желания, а не желания родителей. Насаждать ребенку свои интересы и устремления равносильно тому, что пытаться выращивать томаты на стеблях кукурузы.
Мы, родители, утверждаем, что хотим, чтобы наши дети были успешными ради их же блага. Но я утверждаю, что мы чаще всего радеем о собственном благе. Нам больно, когда наши дети плохо себя ведут. Мы страдаем, когда они попадают в неприятности или в тюрьму. Мы стараемся избежать собственной боли — боли от их неудач. Так что мы хотим, чтобы наши дети были успешными главным образом потому, что хотим быть успешными родителями.
Мне вспоминается спор, который затеял один из моих друзей со своим сыном. Его беспокоило то, что парень собирается пойти работать, чтобы содержать свою первую любовь и заниматься серфингом, вместо того чтобы поступить в колледж и, соответственно, готовить себе успешное будущее. Я нашел аргументацию отца практически идеальной.
— Меня кое-что беспокоит, — начал он.
— Что именно?
— Твое решение насчет колледжа.
— Уффф, я уже устал от того, что все пытаются указывать мне, что делать, — ответил сын. Он был честен.
— Здесь я с тобой солидарен, — сказал мой друг. — Решение принимать тебе. Как говорится, ты сам отвечаешь за свою жизнь.
Теперь спор переключился на вопрос ответственности. По словам моего друга, в этот момент он боялся, что сын просто встанет и уйдет. Но он продолжил гнуть свою линию. Он рискнул. «Я сказал своему сыну, что восхищаюсь его готовностью принимать важные решения. Многие его сверстники отказываются брать на себя ответственность за свои обязанности, и я сказал ему об этом». То есть отец занял сторону сына. И парень остался и выслушал его. «Я сказал своему сыну, что очень горжусь им, но что на самом деле хотел бы поговорить не о нем, а о себе. Я спросил его, как он на это смотрит».
Я на секунду прервал рассказ отца вопросом: «И что сын ответил?»
«Он ответил: “Почему бы и нет?”»
Это был важный момент спора — получение разрешение высказаться. Когда Другой позволяет нам высказаться, его негласная обязанность — выслушать нас.
