Ознакомительная версия.
Врожденная, безусловная потребность в страдании, в отрицательных эмоциях наряду с положительными – вот что все вышесказанное значит. Человек хочет наслаждения – и одновременно вместе с ним получает страдание. И до, и после, и кроме, и вместо – по-всякому.
С точки зрения диалектики – нет одного без другого, любая медаль имеет две стороны, нет наслаждения без страдания. Ясно.
С точки зрения устройства центральной нервной системы человека – это означает необходимость страдания, стремление к страданию. Слово «страдание» можно заменить оборотом «отрицательные ощущения». Отрицательные ощущения наряду с положительными от природы входят в главнейший, базовый механизм центральной нервной системы – в механизм осуществления размножения.
Не бойтесь страданий. Не будет вам от них избавления, потому что они есть часть вашей сущности. Вы все в жизни должны испытывать, вы на самом деле к этому и стремитесь. Еще раз повторим: сама способность испытывать страдание уже есть причина к тому, чтобы их испытывать. Через все ощущения центральной нервной системы реализуется инстинкт жизни – полной жизни, реализации всех своих способностей и возможностей, которые все в конечном итоге и сводятся к ощущениям.
Вот поэтому и для этого несовпадения сексуальных пиков. Если рассматривать на уровне человека как такового и смысла его жизни. Вот в этом смысл несовпадений.
Мужчина может быть привлекателен своей силой, храбростью, могуществом, властью, славой. Богатство также привлекательно – не только тем, что сулит возможность разнообразных удовольствий и комфорта; и не только тем, что одаренная богатством женщина ощущает себя избранной, ценной, более значительной в жизни, чем другие; но и тем, что богатство – во многом эквивалент и даже синоним силы, мужества, власти, всемогущества. Любят хозяина и переделывателя жизни, всемогущего повелителя мира, а если в цивилизованном обществе он иногда приобретает вид денежного мешка – что ж, такова одна из особенностей цивилизации и ее условностей. Женщина может искренне любить неказистого богача – не за богатство, любят ведь не за что-то, – а потому, что за этой «маской» – истинный повелитель мира. Суть важнее маски. Поэтому столько сказок о любви к чудовищу, которое на самом деле – заколдованный принц: в любом чудовище женщина может разглядеть заколдованного принца.
Мужчина переделывает мир посредством себя и своей страсти. Женщина переделывает мир посредством мужчины и той страсти, которую она ему внушает.
Поэтому женская красота как способность уже самим своим видом внушать страсть мужчине всегда так ценилась и воспевалась, и здесь к слову «красота» никаких спецэпитетов обычно не прибавляется. А от мужчины красота менее требуется, или не требуется вовсе, как выразился Бальзак – «Если мужчина чуть красивее обезьяны, он уже красавец», и есть «спецопределение» «мужская красота», что подразумевает выражение силы и мужества, но отнюдь не миловидность черт.
Женщина вселяет страсть мужчине самою собой, от нее не требуется для этого никаких поступков и возможностей. Мужчина вселяет страсть женщине скорее своими возможностями и поступками, его сила, храбрость и власть существуют не сами по себе, но в своих проявлениях в окружающем мире.
Но есть тип соблазнителя и дон-Жуана, который может ничего не представлять из себя в жизни, но «сосредоточиться» исключительно на внушении страсти женщинам самим своим видом, манерами, речами, использованием знания женской психологии.
В аспекте различия полов дон-Жуан – это женский тип отношения к противоположному полу. Женский в том смысле, что он не может дать партнеру ничего, кроме себя самого, и успешно ограничивается этим. Характерно, что у мужчин такой тип «пустоцвета-соблазнителя» вызывает высокомерное презрение. Он может понять и признать справедливость любовной неудачи, если любимая предпочла ему героя, силача, или богача («увы, она предпочла деньги, конечно, тут мне с ним не тягаться»), или человека бедного, но благородного и справедливого («он лучше меня…»), или явного красавца («что ж, ее можно понять… он эффектней, с ним лучше»). Но если она сходит с ума по явной же во всем заурядности, причем не она первая, да эти бабы кретинки, в нем же ничего нет!!!
Правильно, ничего нет. Он даже в постели-то может быть не шибко. Кроме одного: способности внушать женщине страсть! А ей того и надо, она же не рассудком выбирает объект любви.
Дон-Жуан – это своего рода трутень-имитатор, он подсекает женщину на том уровне, на котором людей и влечет друг к другу – на уровне страсти. А семья, дети, преобразование мира, свершение дел, реализация себя? Увы, здесь он бесплоден. Нет, ребенка сделать, конечно, может. Но-но-но: он всегда не тот, за кого себя выдает. Подсознание женщины обманывается им, как окунь обманывается блесной.
Он не дает ничего, кроме самой страсти.
Строго говоря, по природе он не мужчина – он блестящий эрзац, суррогат, фаллоимитатор для тела, души и сознания.
В принципе это можно считать патологией, искажением и перекосом в распределении энергии: он самореализуется и самоутверждается исключительно через внушение страсти женщинам. Он добивается их не силой, не славой, не деньгами, не доблестью, – он добивается их «напрямую» самим собой. Потому мы и можем говорить о женской психологии этого типа.
Разумеется, были политики и спортсмены, герои и артисты, ученые и черт-те кто, которые норовили иметь ровно столько женщин, сколько могли, а могли много, потому что толпы мотыльков слетались на огонь их деяний и славы, и вообще – им было чем поразить женщине воображение. Но дон-Жуану нечем поразить ее воображение! Сейчас мы не имеем в виду легендарного красавца, храбреца, дворянина и дуэлянта. Мы имеем в виду зауряднейшего по всем показателям человека, который примечателен только своим необыкновенным и целенаправленным успехом у прекрасного пола.
Он – любит?.. О… Он ведет себя именно так, как нужно вести, причем с несколькими в один день, путаясь в плотном графике. Он лишь изображает любовь, и его искренняя радость – это радость тщеславия и самоутверждения плюс среднее сексуальное удовлетворение.
Чудовище умильно врет, что оно – заколдованный принц.
За маской нет лица.
Женщина остается благодарной ему за то, что он дал ей познать страсть. Горя полно, но и счастье было.
Страсть, страсть, страсть! вот что потребно человеку. Не в том дело, чтоб ты был герой, а в том, что к тебе чувствуешь.
Дон-Жуан – это зеркало страсти, где женщина видит отражение собственной потребности. Это зеркало приближается осторожно, приоткрывается постепенно, настраивается умело, – и жаждущая душа получает именно те ощущения, какие ей нужны. Тем более что нужно всем практически одно и то же, надо лишь знать диапазон и правильно перебирать отмычки.
У Александра Грина есть рассказ о том, как мужчина в день свадьбы, кануна счастливой жизни с любимой девушкой, просто отошел от нее, приблизился к двери, спустился в сад, через калитку вышел на улицу, и продолжал идти… пока не вышел из города, и дальше, и дальше. Жизнь спустя, одинокий без любимой, не зная, прожил он свою судьбу или чужую, он признается рассказчику, что в тот решающий миг счастливого вечера он вдруг просто подумал: а что будет, если я отойду? если выйду в сад? и, следуя этому странному импульсу «наперекор себе», холодея от ужаса содеянного, ушел навсегда.
Это классический, чистый пример того, как человек делает то, чего делать не хочет. Искушение как чувство противоречия себе самому. Дуализм стремления к счастью и несчастью одновременно, а примечательность и незаурядность случая в том, что человек сознает и фиксирует обнаженное решение дилеммы в сторону несчастья. Аргументы, рациональные мотивы здесь отсутствуют.
Поскольку человеку свойственно во всем искать рациональные мотивы и по возможности просто раскладывать все по полочкам разума, искал он всегда и объяснение феномену искушения. Самое общее и простое объяснение носит форму нехитрого аргумента «а вот потому», и все тут. Раз следовать искушению, и даже вообще испытывать его, противоречит нашим интересам как мы их понимаем – так это Дьявол нас толкает, Дьявол нас искушает злом. Вводится такая нехитрая условная величина «дьявол» – и как бы налепив такую этикетку на явление, можно успокоиться: ну, мол, теперь все ясно.
Есть некий внешний фактор, вот такое имя мы ему дали. Но это объяснение для тех, кто думать не любит и не умеет, а хочет на все иметь простые готовые ответы.
«Искушение святого Антония» – один из любимых мотивов христианской теософии. Отшельник Антоний хочет аскетизма и праведности, а ему мерещатся женщины, пиры и прочие соблазнительные вещи, аж молиться не успевает. Это его Дьявол, естественно, искушает.
Искушение – едва ли не главный исходный мотив романов Достоевского, признанного одним из гигантов духа мировой литературы. Сам Достоевский вечно терзался греховными страстями к деньгам, игре и малолетним девицам, и подавлял эти искушения с переменным успехом. Но если «Игрок» – это описание гибельного следования искушению без особого анализа мотивов, то все суперзнаменитое «Преступление и наказание» – это постоянное выяснение рациональной мотивации искушения – будучи нищим, хлопнуть ростовщицу и разжиться чуток деньжатами на жизнь. Автор раскладывает простые аргументы «за» и «против» и в конце концов решает спор в пользу совести и Евангелия. То есть на чисто моральном уровне. Мы также против убийства старушек и за моральные ценности, но нас интересует анализ на уровне научного, логического понимания – каковому пониманию подлежит и сама мораль. Категорический императив мы оставляем Канту – он плох тем, что ничего не объясняет и пониманию предмета никак не способствует. «Нельзя, потому что нельзя», – это для детей младшего дошкольного возраста.
Ознакомительная версия.
