мнению, были совершенно незаслуженными. М., конечно, полностью раздавлен и горько жалуется в одном обществе за столом, но говорит, что его уважение к Гете нисколько не пострадало. Я стараюсь затем выяснить обстоятельства времени, которые кажутся мне неправдоподобными: Гете умер в 1832 году, следовательно, его нападки на М. должны были случиться раньше, когда М. был еще совсем молодым человеком; должно быть, ему было лет восемнадцать. Но я не знаю точно, какой у нас теперь год, и потому все вычисления прерываются. Впрочем, эти нападки содержатся в известной работе Гете «О природе».
Бессмысленность этого сновидения покажется еще ярче, если я сообщу, что М. – молодой делец, которому чужды всякие поэтические и литературные интересы. Но, приступив к анализу этого сновидения, я сумею доказать, что за мнимой бессмысленностью кроется определенная система.
Сновидение черпает свой материал из трех источников:
1. М., с которым я познакомился в одном обществе за столом, обратился ко мне однажды с просьбой обследовать его старшего брата – у того проявились признаки нервного расстройства. При разговоре с больным случилась неприятная сцена, заключавшаяся в том, что пациент без всякого повода стал нападать на брата и намекать на его юношеские похождения. Я спросил больного о дне его рождения (дата смерти Гете во сне) и заставил его выполнять различные вычисления, чтобы обнаружить ослабление памяти.
2. Один медицинский журнал, на титульной странице которого стояло также и мое имя, поместил прямо-таки «уничтожающую» критику совсем молодого обозревателя по поводу книги моего друга Ф. из Берлина. По этому поводу я говорил с редактором, который выразил искреннее сожаление, но отказался опубликовать возражение. После этого я прекратил отношения с журналом и в своем письме высказал редактору надежду, что наши личные отношения от этого случая не пострадают. Данный случай, собственно, и является источником сновидения. Нелицеприятная оценка статьи моего друга произвела на меня глубокое впечатление: эта работа, по моему мнению, содержала фундаментальное биологическое открытие, которое лишь теперь – спустя много лет – начинает справедливо оцениваться специалистами.
3. Одна пациентка поведала мне недавно историю болезни своего брата, который впал в помешательство с криком «Natur, Natur!» («Природа!» – Ред.). Врачи думали, что восклицание это относится к прекрасной книге Гете и указывает на переутомление больного от занятий. Я заявил, что мне представляется более обоснованным следующее: восклицание «природа» нужно понимать в том «естественном» сексуальном смысле, который известен и людям малообразованным. Тот факт, что несчастный впоследствии изуродовал себе половые органы, подкрепил, как кажется, мое предположение. Когда произошел первый припадок, этому больному было 18 лет.
За моим «я» в сновидении прежде всего скрывается мой столь скверно встреченный критикой друг («я стараюсь выяснить обстоятельства времени»). Книга моего друга посвящена именно исследованию ряда вопросов о длительности жизни; между прочим, автор рассуждает и о жизни Гете, которая длилась очень значительное с точки зрения биологии количество дней. Однако мое «я» уподобляется затем паралитику («не знаю точно, какой нынче год»). То есть сновидение изображает моего друга паралитиком, изобилуя при этом нелепостями. Скрытые же мысли гласят иронически: «Конечно, он – сумасшедший дурак, а вы – гении и больше всех понимаете, но не вернее ли будет обратное?» Случаев обратного отношения в содержании сновидения достаточно; так, например, Гете нападает на молодого человека: это, конечно, нелепица, ибо в наше время всякий молодой человек не затруднится с критикой великого Гете.
Я мог бы сказать, что каждое сновидение исходит исключительно из эгоистических побуждений. Мое «я» во сне не только замещает моего друга, но изображает также и меня самого; я отождествляю себя с другом, судьба его открытия представляется мне образцом того, как будет принято мое собственное открытие, когда я выступлю с теорией, подчеркивающей роль сексуальности в этиологии психоневрозов (ср. намеки на юного больного и его возглас «Природа»). Быть может, меня ожидает такая же критика, и я заранее смеюсь над нею.
Вскрывая далее свои скрытые помыслы, я постоянно нахожу насмешку и издевку в качестве дополнения к нелепостям в сновидении. Случайная находка в Лидо близ Венеции расколотого черепа овцы, как известно, навела Гете на мысль о так называемой позвоночной теории черепа [252]. Мой друг хвалится, что, будучи студентом, поднял настоящую бурю для изгнания одного старого профессора, который, имея в прошлом заслуги – между прочим, и в указанной выше области сравнительной анатомии, – сделался затем, вследствие старческого слабоумия, неспособным к преподаванию. Поднятая другом ажитация помогла предотвратить беду, которая грозила случиться в силу того, что в немецких университетах не установлен возрастной предел для академического преподавания. Увы, с возрастом, что многие знают, человек глупеет. Несколько лет я имел честь служить в одной больнице при старшем враче, который, будучи давно уже дряхлым и с десяток лет заведомо слабоумным, продолжал занимать свою ответственную должность. Здесь мне вспоминается находка в Венеции и порожденное ею уничижительное прозвище [253]. Мои молодые коллеги по больнице тогда сочинили на мотив популярной в ту пору песенки свою: «Гете этого не ведал, Шиллер слов не измышлял…»
VII
Мы еще не закончили рассмотрение работы сновидения. Помимо уплотнения, смещения и зрительного воспроизведения психического материала, необходимо также обозначить дополнительную функцию работы сновидения, пусть даже она проявляет себя далеко не во всех снах. Я не стану подробно описывать эту часть работы сновидения, просто отмечу, что о ее сущности можно составить представление, если предположить – может быть, не совсем верно с точки зрения фактов, – что работа сновидения воздействует порой на сны уже после их возникновения. Речь о том, что составные элементы сновидения располагаются в таком порядке, при котором они образуют достаточно свободную целостность – общее сновидение как таковое. В результате сновидение приобретает нечто вроде фасада, который, конечно, не везде прикрывает содержание, но обеспечивает начальное, предварительное толкование, которому способствуют вставки и легкие изменения. Подобная обработка сновидения становится возможной лишь благодаря тому, что выполняется она не слишком скрупулезно и вообще обнаруживает явное непонимание скрытых помыслов. Прежде чем приступать к анализу сновидения, следует отбросить эти попытки толкования.
Мотив для такой работы сновидения видится особенно прозрачным: это стремление сделать сновидение более внятным. Содержание сновидения должно трактоваться точно так же, как наша нормальная деятельность трактует содержание любого восприятия: прилагаются известные готовые представления, а элементы содержания в ходе такого приложения и в целях понятности расставляются в определенном порядке. При подобной расстановке велика опасность искажения восприятия; в самом деле, если элементы не удается связать с чем-то уже знакомым, расстановка приводит к диковиннейшим недоразумениям. Для нас непривычно лицезреть ряд чуждых зрительных образов или долго внимать незнакомым
