а последствия однажды возникшей дисморфофобии могут оказаться страшнее, чем сравнительно безопасная, хотя и дорогая пластическая операция.
Еще больше тревог вызывают у мальчиков их половые органы. Поскольку пенис – главный символ маскулинности, мужчины всегда придавали большое значение его габаритам. Это, пожалуй, единственное свойство, в оценке которого мужчины самокритичны и склонны считать свое «достоинство» меньшим, чем достоинство соседа. В интернет-опросе 52 031 гетеросексуальных мужчин и женщин 66 % мужчин оценили свои пенисы как средние, 22 % – как большие и 12 % как маленькие. Хотя 85 % женщин удовлетворены размерами пениса своего партнера, размерами собственного пениса удовлетворены лишь 55 % мужчин; 45 % хотели бы, чтобы он был больше, а 0,2 % – меньше. Характерно, что мужчины, оценившие размеры своего пениса выше среднего, более благоприятно оценивают и свою внешность в целом (Lever, Frederick, Peplau, 2006a).
У мальчиков, которые еще не знают, как «он» будет практически работать, тревог гораздо больше. Пока на моем сайте был раздел вопросов и ответов, подростки буквально заваливали вопросами, каков «нормальный» размер пениса, и надо ли мальчику ложиться на операцию, если его «инструмент» не прямой, как логарифмическая линейка, а почему-то смотрит в сторону. Точно такие же вопросы задают мальчики во всем мире. Популяризация этой темы в массовой культуре, включая рекламу операций по увеличению «мужского достоинства», способствует усилению мальчишеских тревог, которые, в свою очередь, порождают психосексуальные проблемы: если у тебя маленький или некрасивый член, какая женщина тебя полюбит? Действуя как самореализующийся прогноз, страх и пониженная самооценка «размеров» вполне эффективно превращают физически здорового нормального мальчика в потенциального сексуального неудачника.
Хотя на сознательном уровне «размеры» тревожат мальчиков с точки зрения их будущей сексуальной успешности у женщин, на самом деле их главной референтной группой в этом, как и во многих других вопросах, являются другие мальчики, с которыми они себя сравнивают. «Размер» не анатомическая, а статусная категория.
Немало тревог вызывает у мальчиков волосяной покров. Разные культуры неодинаково относились к волосатому мужскому телу (отчасти это связано с расовыми особенностями). В Древнем Египте и античной Греции волосатость считалось неэстетичной, египтяне свое тело брили. В классической живописи, а также в эротических изданиях и рекламных роликах до недавнего времени мужское тело изображалось гладким и безволосым, это помогало ему выглядеть более молодым и одновременно менее агрессивным. Однако в реальной жизни депиляция (удаление волос на теле) считалась нормальной лишь для женщин. Наличие волос на лице и теле традиционно считается признаком маскулинности и ассоциируется с вирильностью и сексуальностью. В последние годы коммерческая реклама и изобразительное искусство «реабилитировали» волосатых мужчин. Недавнее исследование в Калифорнии и Новой Зеландии показало, что чистая, безволосая мужская грудь нравится женщинам больше, чем волосатая (Dixson et al., 2003), но это не общее правило. Тем не менее, мужчинам, ориентирующимся на юношеские образцы, волосатое тело не нравится, они предпочитают выбривать живот, грудь и лобок, считая, что после этого их тело выглядит не только более чистым, но и более сексуальным, скульптурным и мускулистым. Эта практика распространена и в некоторых видах спорта, например, у пловцов и бодибилдеров.
Неопределенность нормативных критериев ставит в трудное положение мальчиков-подростков. С одной стороны, появление волос на лобке и под мышками – желанный признак половой зрелости, повышающий самооценку мальчика и его престиж у сверстников. Подростки украдкой, но очень внимательно разглядывают своих сверстников. Так было всегда.
«Кадеты быстро разделись донага и босиком подходили по очереди к доктору… Такой подробный осмотр производился обыкновенно в корпусе по четыре раза в год, и всегда он бывал для Александрова чем-то вроде беспечной и невинной забавы, тем более что при нем всегда бывало испытание силы на разных силомерах – нечто вроде соперничества или состязания. Но почему теперь такими грубыми и такими отвратительными казались ему прикосновения фельдшера к тайнам его тела?» – пишет Куприн в романе «Юнкера».
И еще другое: «…один за другим проходили мимо него нагишом давным-давно знакомые и привычные товарищи. С ними вместе сто раз мылся он в корпусной бане и купался в Москве-реке во время летних Коломенских лагерей. Боролись, плавали наперегонки, хвастались друг перед другом величиной и упругостью мускулов, но самое тело было только незаметной оболочкой, одинаковой у всех и ничуть не интересною.
И вот теперь Александров с недоумением заметил, чего он раньше не видел или на что почему-то не обращал внимания. Странными показались ему тела товарищей без одежды. Почти у всех из-под мышек росли и торчали наружу пучки черных и рыжих волос. У иных груди и ноги были покрыты мягкой шерстью. Это было внезапно и диковинно» (Куприн, 1958. Т. 6. С. 165–166).
Безволосый юноша выглядит более голым и беззащитным, чем его сверстники. Кроме того, волосы – знак взрослости. Недаром в древних обрядах мужской инициации и в современном хейзинге практикуется ритуальное сбривание волос на теле посвящаемого или жертвы, которые тем самым лишаются мужского статуса и низводятся до положения маленького допубертатного мальчика. Однако некоторых подростков обильные волосы на руках и ногах поначалу смущают, побуждая воздерживаться от ношения безрукавок и шортов. В некоторых случаях это может быть одним из признаков дисморфофобии.
Несмотря на общность некоторых телесных проблем, мальчики и девочки решают их по-разному. Исследователи полагают, что мальчики значительно реже девочек получают негативную информацию о своем теле, чаще всего – со стороны сверстников, в форме шуток или при буллинге, и спокойнее реагируют на нее. Впрочем, не исключено, что мальчики, как это вообще им свойственно, принижают значение получаемой ими отрицательной эмоциональной информации и преуменьшают свою телесную озабоченность, потому что это «немужское» качество. Хотя 14-16-летние австралийские мальчики отрицают, что СМИ влияют на их телесный имидж, и предпочитают не обсуждать эти темы, говоря, что «образ тела – это для девочек», некоторые мальчики говорят, что телесный облик для них важнее, чем они признают (Hargreaves, Tiggemann, 2006).
Возможно, дело не столько в содержании переживаний, сколько в характере дискурса. Современный мужчина должен, с одной стороны, постоянно работать над своим телом, а с другой – не признаваться в «неподобающем» интересе к нему. Молодые англичане избегают разговаривать друг с другом о своем теле и внешности, зато много и охотно говорят о разных способах модификации своего и чужого тела. Такая коммуникативная стратегия позволяет мужчине поддерживать чувство, что он «хозяин» своего тела, но за тривиальными разговорами о том, надо ли ходить в качалку или протыкать нос, скрывается озабоченность нормативной маскулинностью (Gill, Henwood, McLean, 2005). Между прочим, это вполне традиционная, старая мужская стратегия, воплощенная и в классическом изобразительном искусстве:
