Инспектор пристально посмотрел на доктора Райнхарта.
— Лучше бы вам снова проконсультироваться с вашим жребием, — сказал он. — Ни один таксист в городе не помнит, чтобы к нему садились двое крупных белых мужчин в Гарлеме ни в тот вечер, ни в какой другой за последние пять лет. Вы, как врач, отличили бы симптомы отравления стрихнином от простого опьянения. Мы знаем, что Джина и четверо ее свидетелей лгут. Мы знаем, что и вы лжете. Но мы точно знаем, что Остерфлад был убит в квартире Джины и никогда не выходил оттуда живым.
Инспектор Патт и доктор Райнхарт смотрели друг на друга.
— Ух ты! — чуть погодя, сказал доктор Райнхарт. Он подался вперед, широко раскрыл глаза, внимательный, серьезный, и с неподдельным интересом спросил: — Кто же его убил?
Дорогой док!
Жребий велел написать вам. Даже не знаю, что сказать.
Да хранит вас Жребий,
Фрэд Видмюллер,
Поркснаут[158], Техас
Через неделю после нашей с ним беседы инспектор Патт объявил всем интересующимся, что новые улики (какие именно не раскрывается) безоговорочно указывают на то, что Остерфлад, вероятно, совершил самоубийство. В частном порядке он сообщил товарищам и осведомителям, что вряд ли добьется осуждения Джины или меня. Джина не стала бы столь предумышленно убивать Остерфлада в собственной квартире в присутствии другого белого мужчины, а стрихнин, по его мнению, не является популярным способом убийства у «оскорбленных гарлемских шлюх». Кроме того, четверо ее свидетелей, хоть и было очевидно, что лгали, тем не менее могли бы вызвать тень сомнения в умах радикально-либеральных присяжных.
Доктора Райнхарта было невозможно осудить, потому что ни одно жюри присяжных, радикально-либеральное или на сто десять процентов американское, не смогло бы понять мотивацию Райнхарта. Инспектор признал, что сам не уверен, что ее понял. «Он сделал это, потому что так ему велел Жребий», — объявит окружной прокурор, и зал грохнет от хохота, причем громче всех будут смеяться адвокаты. Мир изменялся слишком стремительно, чтобы обычный присяжный, независимо от того, до какой степени он был американцем, за ним поспевал. Более того, даже инспектор Патт начал сомневаться, что это сделал Райнхарт, ибо, пусть Райнхарт был, безусловно, способен на убийство, если бы Жребий велел ему убить, он, без сомнения, не стал бы делать это так безобразно, несуразно, беспорядочно, неэстетично и неумело.
Тем не менее инспектор Патт вызвал меня на еще одну, последнюю дуэль и завершил длинную лекцию на высокой ноте:
— Когда-нибудь, Райнхарт, правосудие вас изобличит. Когда-нибудь фурии вернутся, и вы пожнете посеянное. Когда-нибудь грехи, которые вы совершаете во имя своих игр со жребием, будут извлечены на свет божий. Когда-нибудь вы узнаете, что преступление не остается безнаказанным даже в Соединенных Штатах.
— Уверен, что вы правы, — сказал я, пожимая ему руку, когда уходил. — Но разве это к спеху?
Так что моя дайс-жизнъ продолжалась. Я дал Жребию один шанс из шести, что сделаю всё возможное, чтобы вернуть Остерфлада к жизни, но этот вариант уступил другому, имевшему те же шансы: что я проведу три дня в трауре по Фрэнку и сочиню несколько молитв и притч, подобающих случаю.
И вот первого января настал третий ежегодный «День судьбы», определявший для меня долгосрочную роль на весь год. Жребию были даны такие варианты:
(1) в этом году я женюсь на Линде Райхман, Терри Трейси, мисс Рейнголд или случайно выбранной женщине (я чувствовал, что, если мне не удастся заключить с кем-нибудь дайс-брак, нуклеарная семья[159] может оказаться в опасности);
(2) я на год брошу дайс-жизнъ и начну какую-нибудь совершенно новую карьеру (на этот уже не пугавший меня вариант я был вдохновлен статьей Фьюджи Ариши об «Увядании Жребия», которую прочел в тот день);
(3) я «начну революционную деятельность против прогнившего истеблишмента этого мира, чтобы вскрывать лицемерие и несправедливость, устыдить несправедливых, будить и поднимать угнетенных и, в общем, вести нескончаемую войну против преступления, а именно: крушить общество столь же радикально, как я пытаюсь крушить общество в себе» (месяцем или двумя раньше я прочел, что Эрик Кеннон и Артуро Джонс создали подпольную революционную группу, и, вспомнив об этом в тот день, я почувствовал себя героем: я не был уверен, какие именно действия подразумевались под моими словами, но само их звучание наполнило меня чувством гордости, когда я сидел на ковре гостиной и готовился бросить Жребий);
(4) в течение года я буду работать над книгами, статьями, романами и рассказами о том, что прикажет Жребий, и завершу как минимум две книги (мне не нравилось, как велась работа, связанная с рекламой наших Дайс-Центров и Фонда ДАЙС-ЖИЗНИ, и я смутно представлял, как я все кардинально изменю);
(5) я продолжу свою разнообразную деятельность по продвижению дайс-жизни во всем мире, причем как именно я буду это делать, определит Жребий (именно этим мне больше всего хотелось заниматься: и Линда, и Джейк, и Фред, и Лил — все они время от времени были частью нашей команды, а дайс-жизнь без других подобных тебе часто одинока); и
(6) я проведу весь год, задавая варианты только на один день, и на самом деле (цитируя вдохновенную риторику моего «Дня Судьбы»), «заря каждого дня приносит новое рождение, а другие это игнорируют и стареют». (Этот последний вариант совершенно меня пленил, поскольку я всегда считал долгосрочные варианты своего рода обузой: они стремятся вогнать тебя в рамки шаблона, пусть даже это шаблон Жребия.)
Но Жребий, испытывая меня, выбросил «четверку»: я весь год работаю над различными писательскими проектами. Два последовательных решения Жребия вскоре определили, что я должен буду в течение года завершить «автобиографию на 200 000 слов ровно» (так у меня появилось это дурацкое занятие, мешавшее мне жить почти весь год) и что я буду трудиться над другими произведениями по выбору Жребия в подходящее время (а именно, когда этого захочется Жребию и мне).
Конечно, писательство едва ли можно считать занятием на полный рабочий день, и я продолжал по случайному выбору видеться с друзьями, от случая к случаю работать в Дайс-Центрах и дайс-группах, время от времени читать лекции, по прихоти играть случайные новые роли, время от времени делать упражнения со Жребием и — в общем и целом — вести очень приятную, стабильную, последовательно непоследовательную, случайную, спорадическую, непредсказуемую жизнь по воле Жребия.
После чего, естественно, вмешался Случай.
РЕЛИГИЯ ДЛЯ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
представляет
[Камера показывает одного за другим пять человек, сидящих на возвышении перед аудиторией человек из пятидесяти.]
Отец Джон Вулф, старший преподаватель теологии Фордэмского университета[160]; раввин Эли Фишман, председатель Экуменического центра по созданию объединенного общества; доктор Элиот Дарт, преподаватель психологии Принстонского университета, известный атеист; доктор Люциус М. Райнхарт, психиатр и вызывающий споры основатель Религии Жребия.
— Добро пожаловать в прямой эфир на очередную свободную, открытую, непринужденную и абсолютно импровизированную дискуссию в нашей серии о Религии для нашего времени. Наша тема сегодня:
ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ РЕЛИГИЯ ЖРЕБИЯ БЕГСТВОМ
ОТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ?
[Камера показывает миссис Виплтон.]
— Ведет нашу сегодняшнюю программу миссис Слоун Виплтон, бывшая кино- и телеактриса, жена известного финансиста и представителя высшего общества Грега Виплтона, мать четверых замечательных детей. Миссис Виплтон также является председателем Комитета по религиозной терпимости Первой пресвитерианской церкви. Миссис Виплтон.
Она вспыхивает улыбкой и говорит с энтузиазмом:
— Благодарю вас. Добрый день, леди и джентльмены. Сегодня у нас очень интересная тема для дискуссии — тема, о которой, я уверена, вам всем хочется узнать побольше: религия Жребия. Для ее обсуждения мы пригласили очень известных людей. Доктор Райнхарт [камера ненадолго перемещается на доктора Райнхарта, он весь в черном — толстый черный свитер и костюм — из-за чего смахивает на священнослужителя. Он постоянно жует большую нераскуренную трубку] является одной из самых спорных фигур прошедшего года. Его статьи и книги по теории Жребия и дайс-терапии шокировали психиатрический мир, а его публичные чтения из «Книги Жребия» шокировали мир религиозный. Он получил Особое Порицание от Американской ассоциации практикующих психиатров. Тем не менее доктор Райнхарт и его религия собрали вокруг себя множество людей, и некоторые из них не имеют отношения к психиатрическим больницам. В прошлом году доктор Райнхарт и его последователи начали открывать Дайс-Центры под названием Центры по экспериментам в полностью случайных средах, и через них прошли тысячи людей. Некоторые сообщают о глубоко религиозных переживаниях, тогда как другие испытывают тяжелейшие срывы. Как бы ни расходились мнения, все согласны, что доктор Райнхарт — очень неоднозначная личность.
