— Ты веришь, что бог всемогущ. Но посмотри на его поступки. Зачем по его воле погибли десятки миллионов людей во время второй мировой войны? Германские фашисты называли себя верующими и от имени бога творили чудовищные преступления.
— Сейчас я подумала, что мы должны с тобою, Вера, поменяться именами. Не предвидели наши родители, что для меня больше подойдет имя Вера, а для тебя — имя Нехама, означающее утешение.
— Не торопись меняться. Не думай, что я не верю. Я верю в могучую силу и красоту человека, который обладает научными знаниями законов развития природы и общества. Был человек бессилен и беззащитен против сил природы, затем научился господствовать над природой, использовать ее себе на благо. Жизнь подтверждает силу научных знаний. И моя вера в такую силу не слепая.
Поразмысли и ты, Нехама, и поймешь, что тебе нужно менять веру. Учись. Учиться никогда не поздно. Научные знания исключают веру в бога и любовь к богу. Любить нужно людей, а любовь свою выражать в действии, то есть работать на благо общества, где ликвидирована эксплуатация человека человеком, нет угнетения, открыта дорога к свету и счастью в жизни.
— Завидую тебе! Ты тверда в своей вере.
— Я опять беспокою вас, Соломон Давидович. Беспокою потому, что сама очень неспокойна. Хочется поговорить с человеком образованным, более умным. Вы поймете мои переживания, посочувствуете и поможете добрым советом. Тяжело у меня на душе! Не дают покоя погубленные души моих родных. Вы помните наш разговор о несостоявшемся кадише — поминании отца моего?
— Помню. Разве тот случай все еще беспокоит вас, Рахиль Борисовна?
— Не тот, а нечто близкое ему. Ходят люди на могилы своих родных, своих друзей — верующие и неверующие. И я хотела бы почтить память своих родных на их могилах. Но их могил нет. Было у меня много родственников, а сейчас нет никого. Мы жили в западных районах нашей страны — в районах, которые первыми подверглись нашествию фашистских варваров. У поэта Переца Маркиша я читала об этом нашествии: «Звери пришли в город, а люди ушли в лес». В первые дни, даже часы этого несчастья некоторым мужчинам удалось влиться в наши воинские части, другие ушли в лес. Старики, больные, женщины, дети бежали, спасаясь от фашистского зверя. Они бежали, а несчастье их обгоняло. Бежали из Минска, а зверь был уже в Борисове. И попали наши люди хищнику в пасть. Загнали их в гетто, а оттуда, после страшных мучений и издевательств, — в газовые камеры, в крематории. Я пришла к вам посоветоваться по вопросу, по которому не могу говорить даже со своим мужем… Надеюсь, вы меня поймете?..
— Не волнуйтесь, Рахиль Борисовна, говорите откровенно все, что у вас на душе.
— Я хочу пойти… в синагогу. Хочу в дни праздника не в одиночку, а сообща с другими евреями, с еврейской общиной поминать своих погубленных родных. За много лет после войны я ни разу не была в синагоге. Не делала этого, чтобы не огорчать мужа. Но душа моя не спокойна. Мне все кажется, что я не выполняю какого-то долга перед моими родными.
— Дорогая Рахиль Борисовна! Вы знаете, что миллионы людей разных национальностей стали жертвами фашизма и миллионы не знают, где могилы их родных и друзей. Не в утешение, конечно, говорю вам это. Хочу, чтобы вы поняли, что не молитвами (в синагоге, в церкви или в мечети) мы должны отдавать долг памяти погибших. Борьбой за счастье поколений живых, борьбой против поджигателей новой войны, борьбой за мир и дружбу народов мы чтим память погибших.
— Это я знаю. Я советская женщина и вместе со всем советским народом борюсь за мир, участвую своим трудом в строительстве счастливой жизни на земле — в строительстве коммунистического общества. Но я верующая женщина. Верю в жизнь не только на земле, но и на том свете, после смерти. Не я одна и не только евреи молятся за упокой души покойного.
— А ваши родные были верующие?
— Старики — верующие; молодые, надо полагать, неверующие, а дети… невинные души. Память о них всех — верующих и неверующих, больших и малых — мне дорога.
— Скажу откровенно: вашими молитвами в синагоге вы оскверните память дорогих вам людей.
— Оскверню?! Чем? Тем, что я поклонюсь их памяти в синагоге?
— В синагоге будете читать молитву изкор?
— Да, хочу пойти на изкор.
— Что будете говорить в этой молитве?
— То, что все евреи говорят.
— Не все евреи, а только религиозные евреи — иудеи.
— Пусть так. Но что плохого вы находите в из-коре? Откровенно говоря, не знаю текста этой молитвы. Никогда ее не читала. Да к тому же не знаю древнееврейского языка, на котором эта молитва произносится. Но не в словах дело. Хочу, чтобы во время молитвы моя душа слилась с душами погибших родственников, с душами всех евреев, погибших от рук фашистов.
— Каждый разумный человек не может не думать над тем, что он делает или намеревается делать. Значит, разумный человек не может произносить слова моления, смысл которых он не понимает. Вот молитвенник, прочитайте текст молитвы изкор, и вы…
— Нет-нет, не хочу осрамиться. Я не только на древнееврейском, но и на идиш не сильно грамотна. Всю сознательную жизнь работаю в коллективе, где говорят по-русски. И газеты читаю, и радио слушаю только на русском языке.
— И все-таки хотите пойти в синагогу?
— Вера у меня нерусская.
— Нет русской веры, так же как нет и еврейской веры. Есть христианская религия, есть иудейская религия.
— Вы лучше знаете. Кто идет в церковь, а кто в синагогу. Каждый придерживается своей религии. В Советской стране каждый свободен верить в своего бога.
— И не верить ни в какого бога.
— У нас много безбожников. Я пришла к безбожнику, которого искренне уважаю. Но у этого безбожника в книжном шкафу хранится молитвенник. Странно! В наследство, вероятно, получили от отца или матери? Молитвенник наследовали, а от наследства веры отцов отказались. Не попрекаю вас. Я понимаю: в другое время живем и по-другому люди мыслят. Но когда тяжело на душе, ищешь утешенья в вере.
— Или в водке. Есть и такие. И вера в бога и водка туманят сознание, но выхода из тяжелого положения не указывают.
Что касается наследства, то никто не хочет наследовать болезни своих родителей. От здорового, передового, прогрессивного наследства мы не отказываемся. Советская молодежь свято хранит революционные традиции своих отцов, как лучшее наследство.
Что касается молитвенника, то я его храню, чтобы иметь возможность сказать Рахили Борисовне: читайте, пожалуйста, вот эту молитву и подумайте над тем, что читаете. Вы просите меня читать… Читаю и перевожу: «Да поминет бог душу отца моего, по имени… отошедшего на тот свет, ради милостыни, которую я обещаю за помин его души. В вознаграждение за это да будет душа его приобщена к лону бессмертия к душам Авраама, Исаака и Иакова, Сарры, Ревекки, Рахили и Лии и других праведников и праведниц, пребывающих в раю. Аминь!».
Вслед за этими, так сказать, индивидуальными поминаниями следует родовое поминание: «Да поминет бог души всех моих родственников и родственниц, как со стороны отца, так и со стороны матери, как тех, кто умер своей смертью, так и тех, кто убит, зарезан, задушен во имя бога, ради милостыни, которую я обещаю за помин их души.
В вознаграждение за это да будет…».
Дальше повторяется то, что сказано в первом поминании.
Таково содержание молитвы изкор. Скажите по совести: выражает эта молитва ваши чувства, ваши думы? Вы хотите пойти в синагогу просить бога, чтобы он поминал души ваших родственников, и обещаете ему, господу богу, плату за это в виде милостыни — 30–50 копеек. В вознаграждение за милостыню всевышний должен приобщить души погубленных им людей к лону бессмертия праотцов. Плата небольшая. Но вы же должны спросить бога: за что, за какие грехи он, творящий суд над людьми, осудил стариков, женщин, детей к мучительной смерти? Если не перед богом, то перед самой собой вы должны поставить этот вопрос. В этом же молитвеннике есть молитва унсане тойкеф, которую верующие читают в Новый год. Знаете ее?
— Сама никогда ее не читала. Но помню, что мать моя с трепетом душевным говорила об этой страшной молитве.
— Прочитать вам?
— Нет, лучше расскажите содержание.
— В молитве унсане тойкеф перечисляются всевозможные казни, к которым всемогущий бог может приговорить человека в день Нового года. Читаю из молитвенника: «В день Нового года записывается и в Судный день подписывается приговор: кто будет жить и кто умрет, кто погибнет в огне и кто в воде; кто умрет от меча и кто будет растерзан зверем; кто умрет с голоду и кто от жажды, кто погибнет в бурю и кто будет удавлен…».
— Страшная молитва!
— В этой молитве нет только перечня всех ужасов гетто, не упоминаются газовые камеры. Они, по-видимому, еще не известны были богу и авторам молитвы. Вы верите, что без воли божьей ничего на свете не возникает и не уничтожается. Значит, додумался бог и до газовых камер, и по божьей воле фашисты истребили миллионы людей разных возрастов и наций. Следовательно, он, всемогущий бог, сделал Гитлера исполнителем приговора, который вынесен этим людям богом в Новый год и подписан в Судный день, предшествовавший годам войны. Он, всемилосердный, обрек детей на удушение в газовых камерах, обрек за грехи отцов. Этого бога вы будете молить, чтобы он приобщил души приговоренных им к мучительной смерти людей к лону праотцов.
