На доставку донесения о находке пилота царю ушло какое-то время. Царь немедленно приказал направить научную экспедицию для сбора данных. Лишь в конце декабря 1917 г., согласно статье, две поисковые группы в составе 150 пехотинцев, саперов и других специалистов добрались до места после месяца изнурительного пути. В конце концов, закаленные, не боявшиеся зимы русские добрались до озера и ковчега. Они пересекли «дикие и непроходимые места», бросив вызов свирепым снежным и ледяным бурям. Пришлось прокладывать тропу и вырубать ступеньки к месту нахождения объекта. Они перенесли невероятные трудности — спали на снегу, голодали и замерзали, им не хватало еды, которую доставляли с запозданием.
Но суровые невзгоды были тут же забыты, говорилось в статье, когда они, наконец, добрались до цели своего поиска. Когда перед ними предстал огромный корабль, воцарилась благоговейная тишина, и «без какой-либо команды все обнажили головы, почтительно глядя на ковчег. Каждый знал, чувствовал сердцем и душой», что действительно видит перед собой ковчег. Многие «крестились и шептали молитвы», сообщал очевидец. Все почувствовали себя как в церкви. Руки археолога дрожали, когда он сорвал крышку с фотоаппарата и сделал снимок старого судна.
Поисковая партия убедилась в том, что корабль был «огромных размеров». Измерения показали, что он имел около 500 футов в длину, около 83 футов в ширину в самом широком месте и около 50 футов в высоту. Эти измерения, переведенные в двадцатидюймовые локти, «вполне пропорционально» соответствовали размеру ковчега, описанного в Книге Бытия (6, 15).
Вся корма судна вмерзла в лед. Однако через сломанный люк в передней части судна исследователи проникли сначала в верхнее помещение — «очень узкое, с высоким потолком». «С обеих сторон располагались комнаты разного размера — маленькие и большие».
Там также было «очень большое помещение, как бы разделенное мощной изгородью из больших стволов деревьев», возможно, «стойла для огромных животных» типа слонов, гиппопотамов и т. п. Вдоль стен помещений «располагались клетки — рядами от пола до потолка, и на них виднелась ржавчина, оставшаяся от железных прутьев». Там было множество подобных помещений — несколько сотен. Невозможно было «точно сосчитать их, так как нижние помещения и даже часть верхних были заполнены твердым льдом. Посередине корабля проходил коридор». Конец этого коридора был «заполнен сломанными перегородками». «Ковчег был покрыт, — говорилось далее, — изнутри и снаружи чем-то темно-коричневым», напоминавшим «воск или лак». Дерево, из которого был сооружен ковчег, прекрасно сохранилось за исключением (1) отверстия на носу и (2) дверного проема по борту судна. Там была пористая древесина, которая легко ломалась.
Анализ древесины показал, что она похожа на кедр и лиственницу из семейства кипарисовых деревьев, «которые не гниют».
«Во время осмотра окрестностей озера… на одной из горных вершин были найдены остатки сгоревшей древесины «и некое сооружение из камней», похожее на жертвенник. Куски дерева, найденные вокруг этого сооружения, были аналогичны тому, из которого был построен ковчег». Был ли то «алтарь Ноя», задавался вопросом автор статьи, или он был сооружен позже другими людьми? Никто не может ответить на этот вопрос. В опыичие от истории Росковитского, первой ставшей достоянием гласности, этот очень похожий, но значительно более подробный рассказ свидетельствовал, что описания и измерения ковчега внутри и снаружи, вместе с фотографиями, чертежами и образцами древесины, были немедленно отправлены со специальным курьером в ставку Верховного главнокомандующего, «как и было приказано императором».
«Но Судьба уготовило иное», заканчивалась статья. Увы, но пока поисковая партия прорубала себе путь сквозь лед, снег и скалы к ковчегу и занималась столь важной работой, в движение пришли иные силы. К тому времени, когда курьер собирался в путь со всеми этими ценными, задокументированными научными доказательствами существования ковчега, уже свершилась большевистская революция. По слухам, говорилось в статье, курьер был перехвачен и расстрелян, а жизненно важная информация, подтверждавшая Слово Божье, попала со временем в руки самого Троцкого.
История сохранила для нас лишь некоторые намеки на судьбу остальных ста пятидесяти участников экспедиции. Два пехотинца — Шиллерофф и Георгсен добрались, похоже, целыми и невредимыми до северо-запада США. Археолог также остался в живых и рассказал эту историю брату — офицеру белой армии. Об остальных не сохранилось никаких сведений. Все ли результаты экспедиции были вручены несчастному курьеру или какой-нибудь прозорливый участник экспедиции изготовил дубликаты столь ценных документов? Удалось ли со временем кому-либо из беженцев, сумевших спастись во время бурных событий на их родине, передать копии этих документов в надежные руки?
Ведь ходили упорные слухи о том, что некоторые документы о той находке попали со временем в Женеву и были отданы на сохранение в университетскую библиотеку.
Загадкой остаются и две выцветшие фотографии, удивительно похожие на описания русской находки. На одной можно разглядеть похожее на баржу судно, на другой — сложенный из камней алтарь. Но мы, кажется, опять забегаем вперед.
Дополнительный пафос этой трагической главе в истории страны царей придает волнение, которое охватило императорское окружение после получения во дворце сообщения о находке летчика. Новость широко обсуждалась — и то, как выглядел с воздуха обнаруженный объект, и озерцо на горном склоне, в котором он находился, и то, как заинтересовавшийся парь приказал немедленно отправить экспедицию на место и изучить найденный объект. Во дворце уже предвкушали результаты. Однако еще до того, как курьер с фотографиями и подробными описаниями пустился в путь, разразилась революция. Некоторые домочадцы спаслись, но самому царю не суждено было увидеть результаты экспедиции, которую он приказал организовать.
Как ни странно, но человек, проливший столь важный дополнительный свет на эту историю, никогда не слышал ни о Шиллероффе, ни о Георгсене, ни даже о полковнике Александре Кооре, который, как позже узнал Каммингс, был автором статьи в «России». И все же его рассказ поразительно совпадает с сообщениями из других, прежде уже известных источников, даже если они и стали известными лишь двадцать пять лет спустя.
С переводом заметки из «России» в 1945 г. путь поиска вдруг расширился до еще более волнующих пределов. Русский автор, как неохотно сообщил ныо-йоркский редактор, проживал в городе Сиэтле, штат Вашингтон. Захочет ли этот неизвестный помочь в дальнейшем поиске? Не обладает ли он дополнительной, пока еще не раскрытой информацией, которая подтвердит подлинность уже собранных сообщений?
Глава 5
НАДПИСЬ В КАРАДЕ И ПОТОП
Пока серебристый лайнер стремительно несся в западном направлении над горами и равнинами США, одного нетерпеливого пассажира попеременно терзали тревога и надежда. Что удастся найти в Сиэтле — прекрасном городе, расположенном на расстоянии целого континента от Восточного побережья, где Эрил Каммингс только что сделал столько поразительных открытий, касающихся горы Арарат и ковчега? Ждет ли его такой же прием, как и в редакции «России» в Нью-Йорке? Или русский генерал окажется дружелюбнее и отнесется с пониманием к той необычной задаче, которая привела Каммингса к нему? Был ли он на пороге нового, столь важного для его поиска открытия?
Восьмидесятилетний русский генерал армии Александр Яковлевич Ельшин оказался сердечным, отзывчивым джентльменом. Этот доблестный, удостоившийся многих наград ветеран двух великих войн считался «великим гуманистом и ученым». Он был почетным членом Американской международной академии в Вашингтоне и Научно-исследовательского университета Андраса (Индия). Но оказалось, что не Ельшин написал статью в «России», как он, в конце концов, признался, убедившись в искренности и добрых намерениях своего нового знакомого, но охотно представил Каммингса истинному автору — полковнику Александру Коору, близкому другу и бывшему сослуживцу по царской и белой армии.
К заслуге полковника Коора следует отнести более подробную техническую информацию (которой он охотно поделился) о районе горы Арарат и о существовании ковчега. Будучи командиром войск, которые охраняли Араратский перевал в последние годы Первой мировой войны, он собрал обширный фактический материал, позволивший ему написать статью для «России» и к тому же лично знал родственников некоторых участников экспедиции по поиску ковчега. Он также воевал с большевиками, в конце концов, скрылся вместе с женой в Манчжурии и со временем получил убежище в США.
Вскоре эти бывшие офицеры русской армии и их семьи подружились. Поскольку и генерал Ельшин, и полковник Коор были лично знакомы с участниками царской экспедиции, они оба очень обрадовались, узнав, что столь важный проект по исследованию библейской темы получил продолжение. Полковник Коор сразу же предложил неоценимую помощь, поделившись собственными знаниями и результатами многолетних исследований. На протяжении нескольких месяцев он сообщил множество важных для поиска данных, что свидетельствовало о его глубокой заинтересованности.
