что омывшегося человека.
Еще совсем недавно практически все христиане были крещены во младенчестве, и только в редких случаях происходило крещение обратившихся к христианству взрослых. Семь десятилетий насильственного богоборчества в России сделали крещение взрослых людей вновь и обычным, и актуальным. Мы как бы вернулись в первые века христианской проповеди, когда среди гонений и преследований сознательные взрослые люди избирали путь ко Христу в Его Собрание.
Но очень возможно, что таинство Крещения и в древности не требовало обязательного волевого согласия. Есть свидетельства, что и в самой ранней Церкви практиковалось крещение маленьких детей, хотя, быть может, не всюду и не слишком часто. Слова Иисуса «пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» [Мф. 19:14] — очень ясное указание, что для детей открыто Царствие Божие, а иначе как через Крещение в Царствие Божие войти невозможно. В Деяниях и посланиях апостолов много раз говорится о крещении целых «домов» (oiKog), то есть всей семьи, скорее всего — не только взрослых, но и детей [например, 1 Кор. 1: 16].
Киприан, епископ Карфагенский, писал от имени Собора в 252 году епископу Фиду: «Что же касается дела о младенцах, которых, по словам твоим, не должно крестить во второй или третий день со дня их рождения, а должно сообразоваться с законом древнего обрезания и рожденного, как ты думаешь, ни крестить, ни освящать прежде восьмого дня, то это обстоятельство представилось нам на нашем Соборе совершенно иначе. Никто не согласился с твоим мнением об этом деле; напротив, все мы за лучшее почли ни одного родившегося человека не лишать милосердия и благодати Божией...
Если и величайшим грешникам, много грешившим прежде против Бога, когда они потом уверуют, даруется отпущение грехов, и никому не возбраняется прощение и благодать, то тем более не должно возбранять это младенцу, который, едва родившись, ни в чем не согрешил, а только, произойдя по плоти от Адама, воспринял заразу древней смерти через самое рождение и который тем удобнее приступает к принятию отпущения грехов, что ему отпускаются не собственные, а чужие грехи» [Письмо 46].
Обратим внимание, что епископ Киприан вовсе не обсуждает вопрос, крестить или не крестить младенцев, он только возражает против перенесения в Церковь иудейского обычая восьмого дня (там обрезывать — здесь омывать от грехов). Крестить можно в любое время, утверждает святитель. Святитель Григорий Богослов призывал: «У тебя есть младенец? Не дай времени усилиться повреждению; пусть освящен будет в младенчестве и с юных ногтей посвящен Духу... Ибо лучше без сознания освя- титься, нежели умереть незапечатленным и несовершенным»[136]. А в 418 году Собор в Карфагене в 124-м правиле вовсе осудил тех, кто (в данном случае идет речь о последователях Пелагия) отвергает необходимость крещения «малых и новорожденных от материнской утробы детей», так как им не нужно еще очищаться от ими совершенных грехов, поскольку таких еще нет. Собор объясняет, что Крещение очищает их от того, «что они заняли от ветхого рождения».
Крещение младенцев в первоначальной Церкви происходило не потому, что младенец желал быть со Христом (он не мог еще иметь подобного желания), но потому, что этого желало сообщество верных христиан, в котором родился ребенок. Община давала ему как бы авансом пребывание в Царствии Божием и обещала делать все возможное, чтобы воспитать ребенка настоящим христианином. Отсюда и обычай восприемничества от купели. Родители могли быть еще очень молодыми, даже новоначальными христианами, но кто-то из уважаемых членов Собрания принимал на свои руки младенца, обещая, что позаботится о его христианском воспитании в Церкви. В нашей русской традиции такие восприемники называются крестными. В лучшем случае они дарят крестнику подарки на именины, но учат Царствию Божию крайне редко. А жаль.
Упраздняется ли свободная воля омываемого в купели младенца волей общины? Отнюдь нет. Христиане уверены, что человеку заведомо лучше быть в Царстве Божием, чем в уделе сатаны. Но если, повзрослев, человек решит порвать со Христом, он всегда сможет это сделать — «к свободе призваны вы, братия» [Гал. 5: 13].
Человек родился во Христе и стал в некотором смысле Христом. Потому что Иисус Христос — это не кто-то вне христиан; Иисус Христос — это Тот, кто в христианах. И более того, Иисус Христос действует здесь, на земле, через христиан. Они — Его руки, Его ноги, Его язык, Его глаза, Его тело — это христиане. А когда христиане плохи, то и мир Христов не строится. «Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет!» [1 Кор. 6: 15]. Поэтому Царство Божие может строиться в земном мире, но только тогда, когда христиане готовы это делать и делают, и идут путем Христовым.
«Каждая человеческая жизнь всегда может возобновиться во Христе, как бы ни была она отягчена грехами; человек всегда может отдать свою жизнь Христу, чтобы Он вернул ее Ему свободной и чистой. И это дело Христа простирается на все человечество за видимыми пределами Церкви. Всякая вера в торжество жизни над смертью, всякое предчувствие воскресения косвенно являются верой во Христа.»[137] и потому — прологом к купели омытия.
Тело Христово
Церковь — это Тело Христово, об этом прямо говорит апостол Павел. Учение о Церкви как о Теле Христовом — это учение апостола Павла. И все мы члены этого Тела, говорит он. Иисус Христос — глава, а мы члены единого Тела. И у нас разные функции в этом Теле, ведь и в обычном человеческом теле у разных органов разные функции. Но один орган не может жить без другого, и все тело всегда терпит ущерб, когда плохо функционирует какой-нибудь орган. Так же точно и Церковь, Тело Христово, — собрание, экклесия — функционирует хорошо, когда его органы функционируют хорошо [см.: 1 Кор. 12: 12-28].
А для чего она функционирует? Цель Церкви одна: привести людей к Богу. Всех. Но не просто привести к Богу, как детей приводят в школу, но привести так, чтобы все люди достигли обожения, чтобы все люди стали в Боге одно с Богом. Это — единственная цель Церкви. «Конечная цель Церкви — соединение каждой человеческой личности с Богом», — указывает Владимир Лосский[138]. Так же как в земном браке муж и жена становятся «одной плотью», не переставая каждый быть особой личностью, так же и в Церкви каждый христианин должен стать одним духом со Христом, не переставая при том быть собой.