«Двоюродный брат Ростиславичей, Ярослав Изяславич Луцкий, пришедший со всею волынскою землею, искал для себя старейшинства и киевского стола, чего добивался также Святослав Всеволодович Черниговский, старейший князь в ополчении. Самого Андрея здесь не было, чтобы решить этот спор своею могучею волею; а все эти князья, сами того не сознавая, только затем и явились под Вышгород, чтобы дать возможность Андрею назначить в Киев такого князя, какого ему будет угодно».
Затянувшееся «стояние» давало возможность поостыть и задуматься. Ярослав Изяславич, рассорившись со своим явным конкурентом в борьбе за киевский престол Святославом Всеволодовичем, переметнулся к Ростиславичам и увел свое войско, чтобы, соединившись с Рюриком Ростиславичем, ударить по вчерашним союзникам. В то же время стало известно, что на помощь Ростиславичам идут галичане. Вчерашний перевес в силе растаял как дым. Со своей стороны большая часть союзников Боголюбского не имела ни поводов, ни охоты продолжать войну, как теперь говорят, «до победного конца». Смоленцы и вовсе пришли к Вышгороду не по своей воле. Новгородцы охладели к делу, которое уже не обещало быстрой выгоды. Ополченцам из полоцкой земли было совершенно безразлично, кто будет сидеть в Киеве.
Все это вместе с тем, что сам Боголюбский так и не присоединился к войску, а также с тем, что слухи сильно преувеличивали усиление противной стороны, привело к тому, что в стане осаждающих поднялась паника. И ночью, даже не дождавшись рассвета, войска их бежали в таком беспорядке, что многие ратники утонули, переправляясь через Днепр. Увидев это, Мстислав с дружиной сделал вылазку, погнался за ними, овладел их обозом и захватил много пленных. За эту победу над войсками двадцати князей со всех концов русской земли вышгородский князь в дальнейшем назывался не иначе, как Мстиславом Храбрым.
В летописях в память об этом неудачном походе остались такие строки: «Так-то, князь Андрей какой был умник во всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием: распалился гневом, возгородился и напрасно похвалился; а похвалу и гордость дьявол вселяет в сердце человеку».
Неисповедимы пути Господни – не прошло и года, как Ростиславичи сами обратились к Андрею с предложением помочь вернуть Киев Роману. Однако Боголюбский промедлил с ответом. А внезапная смерть не позволила ему определиться с решением.
Но что же оставил после себя Андрей Боголюбский?
Вот что об этом писал Костомаров:
«При всем своем уме, хитрости, изворотливости Андрей не установил ничего прочного в русских землях. Единственным побуждением всей его деятельности было властолюбие: ему хотелось создать около себя такое положение, в котором бы он мог перемещать князей с места на место, как пешки, посылать их с дружинами туда и сюда, по своему произволу принуждать дружиться между собою и ссориться и заставить их всех волею-неволею признавать себя старейшим и первенствующим. Для этой цели он довольно ловко пользовался неопределенными и часто бессмысленными отношениями князей, существовавшею рознью между городами и землями, возбуждал и разжигал страсти партий; в этом случае ему оказывали услуги и новгородские внутренние неурядицы, и неурожаи новгородской земли, и давнее отчуждение полоцкой земли от других русских земель, и родовая неприязнь Ольговичей и Мономаховичей, и неожиданные вспышки вроде ссоры Ростиславичей со Мстиславом Изяславичем, и более всего те дикие противогражданственные свойства еще неустановившегося общества, при которых люди не умеют согласить личные цели с общественными, и легко можно расшевелить страсти надеждою на взаимный грабеж: все это, однако, были временные средства и потому имели временный характер. Кроме желания лично властвовать над князьями, у Андрея едва ли был какой-нибудь идеал нового порядка для русских земель. Что же касается до его отношений к собственно Суздальской-Ростовской волости, то он смотрел на нее как будто на особую землю от остальной Руси, но которая, однако, должна властвовать над Русью. Таким образом он заботился о благосостоянии своей земли, старался обогатить ее религиозною святынею и в то же время предал на разорение Киев со всем тем, что было там исстари святого для всей Руси. В какой степени оценила ею заботы сама суздальско-ростовская земля, показывает его смерть… Властолюбивый князь, изгнавши братьев и тех бояр, которые недостаточно ему повиновались, правил в своей земле самовластно, забывши, что он был избран народом, отягощал народ поборами через своих посадников и тиунов и по произволу казнил смертью всякого, кого хотел. Ужасные варварства, сообщаемые летописями об епископе Феодоре, его любимце, достаточно бросают мрачную тень на эпоху Андреева княжения, если бы даже половина того, что рассказывалось, была правда. Андрей, как видно, час от часу становился более и более жестоким».
Как уже говорилось выше, построив на месте явления ему Богоматери село Боголюбово, Андрей со временем сделал его своей постоянной резиденцией и жил там практически безвыездно. Однако именно это место, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности, и стало местом его смерти.
Во многом князь сам был виноват в том, что с ним произошло. Неудачный поход на Киев не прибавил ему популярности, скорее наоборот, лишь усилил напряженность в отношениях с боярством. Не доверяя «своим», разогнав отцовых бояр и собственных родственников, Андрей окружил себя иноземцами, надеясь, что будучи здесь чужими, они будут служить ему более верно. Он ошибся, как ошибались многие до него и многие после.
И основу заговора составили его собственные родственники и верные слуги Кучковичи – те самые, которые когда-то помогли ему украсть чудотворную икону. За какую-то провинность Андрей приказал казнить одного из братьев своей первой жены. Брат казненного, Яким Кучко, подозревая, что следующим под горячую руку может попасть кто-то еще из родственников или даже он сам, собрал приятелей из числа Андреева окружения, включая упомянутого ключника Амбала, выходца с Кавказа, и кого-то еще из иноземцев.
Убийство свершилось. Жестокое и неблагородное. Но вот что пишет об этом Н.И. Костомаров, опираясь на летописи того периода:
«Между тем оказалось, что убийцы совершили поступок, угодный очень многим. Правление Андрея было ненавидимо. Народ, услыхавши, что его убили, бросился не на убийц, а напротив, стал продолжать начатое ими. Боголюбцы разграбили весь княжий дом, в котором накоплено было золота, серебра, дорогих одежд, перебили его детских и мечников (посыльных и стражу), досталось и мастерам, которых собирал Андрей, заказывая им работу. Грабеж происходил и во Владимире […]
Весть об убиении Андрея скоро разошлась по земле: везде народ волновался, нападал на княжеских посадников и тиунов, которые всем омерзели способами своего управления; их дома ограбили, а иных и убили […]
Несомненно, что ненависть к Андрею не была уделом одной незначительной партии, но была разделяема народом. Иначе нельзя объяснить того обстоятельства, что тело князя оставалось непогребенным целую неделю, и народ, услыхавши о насильственной смерти своего князя, обратился не на убийц его, а на его доверенных и слуг. Но, с другой стороны, если поступки этого князя, руководимого безмерным властолюбием, возбудили к себе злобу народа, то все-таки его деятельность в своем основании согласовалась с духом и характером той земли, которой он был правителем. Это всего яснее можно видеть из последующих событий и всей истории Ростовско-Суздальского края до самого татарского нашествия».
А так оценивал деятельность Боголюбского В.О. Ключевский:
«От всей фигуры Андрея веет чем-то новым; но едва ли эта новизна была добрая. Князь Андрей был суровый и своенравный хозяин, который во всем поступал по-своему, а не по старине и обычаю. Современники заметили в нем эту двойственность, смесь силы со слабостью, власти с капризом […].
Проявив в молодости на юге столько боевой доблести и политической рассудительности, он потом, живя сиднем в своем Боголюбове, наделал немало дурных дел: собирал и посылал большие рати грабить то Киев, то Новгород, раскидывал паутину властолюбивых козней по всей Русской земле из своего темного угла на Клязьме. […] Прогнав из Ростовской земли больших отцовых бояр, он окружил себя такой дворней, которая в благодарность за его барские милости отвратительно его убила и разграбила его дворец. Он был очень набожен и нищелюбив, настроил много церквей в своей области, перед заутреней сам зажигал свечи в храме, как заботливый церковный староста, велел развозить по улицам пищу и питье для больных и нищих. Отечески нежно любил свой город Владимир, хотел сделать из него другой Киев, даже с особым, вторым русским митрополитом […] Со времени своего побега из Вышгорода в 1155 году Андрей в продолжение почти 20-летнего безвыездного сидения в своей волости устроил в ней такую администрацию, что тотчас по смерти его там наступила полная анархия: всюду происходили грабежи и убийства, избивали посадников, тиунов и других княжеских чиновников, и летописец с прискорбием упрекает убийц и грабителей, что они делали свои дела напрасно, потому что где закон, там и несправедливостей много. Никогда еще на Руси ни одна княжеская смерть не сопровождалась такими постыдными явлениями. Их источника надобно искать в дурном окружении, какое создал себе князь Андрей своим произволом, неразборчивостью к людям, пренебрежением к обычаям и преданиям. […] Современники готовы были видеть в Андрее проводника новых государственных стремлений. Но его образ действий возбуждает вопрос, руководился ли он достаточно обдуманными началами ответственного самодержавия или только инстинктами самодурства. […] В трудные минуты этот князь способен был развить громадные силы и разменялся на пустяки и ошибки в спокойные, досужие годы…»
