и француженок во имя этой веры [ислама] нарушать законы Республики…» [140].
Вместе с получением политических прав от нового гражданина ожидается добровольное принятие основных республиканских ценностей, т.е. индивид становится полноценным гражданином, когда присоединяется к «республиканскому общественному договору», к политическому консенсусу, который исторически сложился во Франции. «Каждый гражданин Франции, независимо от его происхождения, должен принять общие для всех политические принципы, определённые Конституцией» [141], — так говорится в докладе Высшего совета по интеграции иммигрантов при премьер-министре Франции. К таким политическим принципам относится и принцип светскости (фр. laïcité), о котором будет сказано чуть позднее.
Интеграция через ассимиляцию
Первые дискуссии об отношениях между этничностью и республикой во Франции появились лишь тогда, когда стало очевидно, что принцип гражданства не способен решить проблемы, связанные с культурным, религиозным и этническим отличием иммигрантов, становящихся гражданами Республики. Взаимосвязь интеграции иммигрантов и гражданства стала обсуждаться в стране гораздо позже, чем, например, в Великобритании — только в начале 1980-х гг. Долгое время французское правительство рассматривало присутствие работающих иммигрантов как временное, не предполагая, что даже после жёсткого ограничения на въезд в страну в конце 1970-х поток иммигрантов лишь возрастёт по линии воссоединения семей. Невозможность насильственной репатриации, на которую долгое время надеялись французские власти, впервые серьёзно поставила вопрос об интеграции иммигрантов, легально проживающих во Франции. В этот период на поверхность вышло недовольство этнических меньшинств и их борьба за свои права. Выступления мусульман, которые в большинстве своём уже были французскими гражданами, стали свидетельством важности для них сохранения этнокультурной и религиозной идентичности в рамках республиканского государства.
До 1980-х гг. в политическом лексиконе европейских стран в отношении интеграции мигрантов доминировало два термина: «ассимиляция» (assimilation) и «включение» (inclusion). Термин «интеграция» и новый одноимённый практический подход стали постепенно распространяться в европейских государствах, но этот процесс не затронул Францию. Принципиальное отличие интеграции от ассимиляции в том, что интеграция допускает сохранение иммигрантами своих этнокультурных, языковых и религиозных особенностей и даже определённых связей со страной происхождения.
Из сказанного выше очевидно, что принцип гражданства во Франции напрямую связан с соответствующим пониманием нации, с республиканской моделью государства. Гражданское понимание нации придаёт гражданству открытый характер, поскольку членом нации в таком случае может стать любой индивид, вступающий в «общественный договор», т.е. признающий основные республиканские ценности и идеалы независимо от этнического, культурного и религиозного происхождения.
Однако в принципе французского гражданства присутствует сильный культурный компонент ассимиляции. С одной стороны, государственный нейтралитет к любым видам различий предполагает равное отношение ко всем граждан. В этом смысле французский принцип светскости служит логическим продолжением принципа равенства. Но он входит в противоречие с принципом свободы, утверждённым в ст. 18 Декларации прав человека и гражданина: «Каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право подразумевает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов» [142].
Светскость и ислам
Законом 1905 г. французское государство официально объявило о своём религиозном нейтралитете [143]. Принцип светскости наравне с принципами свободы, равенства и братства составляет основу французской республиканской политической системы. За прошедшее столетие церковь и государство обрели определённый modus vivendi [144]. Однако возрастающее влияние мусульманского сообщества во Франции способно поставить под вопрос универсалистский характер светскости.
С одной стороны, закон 1905 г. ознаменовал не только отделение государства от церкви, но и провёл границы для личной нравственной жизни граждан, не только мусульман, но и христиан, и иудеев. Провозглашённый во Франции принцип светскости стал манифестом постсекуляризма. Дух закона породил разрыв между осуществлением религиозного поклонения (культа) и моральным и социальным измерением религии. Спустя столетие эта ограничительная концепция религии, сводящая её в сферу сугубо индивидуальную, всё меньше принимается представителями различных религий во Франции. У мусульман, христиан, иудеев стало наблюдаться желание вернуть себе право устанавливать границы между общественным и частным, которые, казалось бы, были чётко установлены законом 1905 г.
Напомним, в случае ислама нет разделения на частную и общественную сферы жизни. Шариат признаётся религиозно-нравственным основанием поведения мусульман как в частной, так и в общественной сфере. А французская республиканская модель общества утверждает разделение между частной и публичной областями жизни, предполагающее, что вопросы религии и культуры относятся к личному делу каждого индивида. Однако образование иммигрантских общин, которые стали претендовать на защиту своих культурных и религиозных прав (например, ношение хиджаба в общественных местах), продемонстрировало, что традиционный подход Франции в области интеграции иммигрантов не может ограничиваться лишь политикой в сфере гражданства, рассчитанной на автоматическую ассимиляцию новых членов сообщества и приобщение их к республиканским ценностям.
Светская мораль, передаваемая государственной школой, сегодня подлежит переоценке. Государство во Франции стало функционировать как своего рода контрцерковь, претендующая на монополию на преобразование личности и гражданского общества посредством амбициозной политико-образовательной политики [145]. Это право государства рано или поздно будет подвергаться пересмотру со стороны различных религиозных общин. Отношения между исламом и государством на самом деле представляют собой часть общего процесса переопределения отношений между государством и гражданским обществом. Французский республиканский проект, характеризующийся исключительной связью между национальностью и гражданством, может оказаться неэффективным перед лицом растущего мусульманского населения.
Во Франции ислам является второй по численности религией и третьей по числу мест, предназначенных для богослужений, после католицизма и протестантизма. В стране насчитывается порядка 2600 мечетей. По различным оценкам, мусульманское население Франции составляет от 4 до 6 млн чел. [146], что составляет около 8% населения страны. Такое существенное расхождение в данных связано с запретом во Франции на включение в официальные опросы пунктов об этнической или религиозной принадлежности. Главным образом исследователи опираются на страну происхождения граждан с иммигрантскими корнями, выходцев из стран Африки и Магриба. При этом, по данным исследовательского центра Pew [147], независимо от масштабов иммиграции число мусульман будет только расти.
По данным исследования института Монтеня под заголовком «Французский ислам возможен», опубликованного в 2016 г. [148] и основанного на социологическом исследовании Ifop (Французского института общественного мнения), около 29% опрошенных мусульман во Франции придерживаются ценностей, противоречащих республиканским, и считают, что «исламский закон (шариат) важнее законов Республики». 70% опрошенных покупают мясо халяль, но почти треть совсем не посещает мечеть, либо приходит туда лишь несколько раз в году в дни религиозных праздников. Исходя из этих данных ясно, что степень религиозности мусульман во Франции, как и в других странах Западной Европы, подвергается влиянию постсекуляризма. Религия приобретает более выраженное и часто исключительно культурное измерение, нежели служит повседневной практикой в исполнении религиозных предписаний, либо
