Каждая заняла свое место и прикрепила основу к навою. Потом тонкий челнок заходил между нитями. Тростник с умело выделанными зубьями поднимал шерсть на место и компоновал ткань. Обе работали быстро. Их умелые руки двигались быстро, волнение соревнования делало труд легким.
Шерсть тирского пурпура контрастировала с другими цветами, оттеняла одним другой столь искусно, что сочетание обманывало глаза. Как радуга, чья длинная дуга окрашивает небеса, образуется солнечными лучами, отражающимися от дождя, в которой цвета, соприкасаясь, кажутся одним, но на небольшом расстоянии от точки касания – совершенно различны.
Минерва нарисовала на своей ткани сцену ее соревнования с Нептуном.
Были изображены двенадцать небесных богов, Юпитер, с царственной важностью восседающий в середине. Нептун, повелитель моря, держит свой трезубец и словно только что ударил землю, из которой выскочила лошадь. Себя Минерва изобразила со шлемом на голове, с эгидой, прикрывающей ее грудь. Таков был центральный круг; а в четырех углах были представлены примеры того, как недовольны бывали боги дерзкими смертными, которые осмеливались соревноваться с ними. Это означало что-то вроде предупреждения сопернице, данного перед соревнованием, прежде чем это стало слишком поздно.
Арахна наполнила свою ткань изображениями, специально выбранными, чтобы показать слабости и ошибки богов. Одна сцена изображала Леду, ласкающую лебедя, в образе которого предстал Юпитер; другая – Данаю в медной башне, в которую заточил ее отец, но в которую проник бог в образе золотого дождя. Третья изображала юную принцессу Европу, обманутую Юпитером в образе быка. Подбодренная кротостью животного девушка рискнула взобраться ему на спину, после чего Юпитер бросился в море и уплыл с нею на Крит. Можно было подумать, что это настоящий бык – так натурально он был написан, и такой натуральной была вода, в которой он плыл. Европа, казалось, искала расширенными глазами берег, который она покинула, и звала подружек на помощь. Она выглядела так, словно дрожит от страха при виде поднимающихся волн, и отдергивает свои ноги от воды.
Арахна наполнила свой холст подобными изображениями, великолепно выполненными, но очевидно подчеркивающими ее самоуверенность и дерзость. Минерва не могла удержаться от восхищения, однако почувствовала возмущение от своего явного поражения. Она ударила по ткани челноком и разорвала ее на куски, потом дотронулась до лба Арахны и сделала так, что та почувствовала свою вину и стыд. Арахна не смогла этого вынести, пошла и повесилась.
Минерва пожалела ее, когда увидела висящей на веревке.
– Живи, – сказала она, – преступная женщина! Но чтобы ты могла сохранить память об этом уроке, продолжай висеть, как и твои потомки во всех будущих поколениях.
Она спрыснула ее соком аконита, и сразу же волосы Арахны опали, исчезли и нос, и уши. Ее тело сжалось, а голова уменьшилась еще более; ее пальцы прилипли к бокам и стали служить как ноги. Все остальное у нее – это тело, из которого она плетет свою нить, часто висящая на ней, так же, как когда Минерва дотронулась до нее и превратила в паука.
Следующий образчик старомодной галантности мы встречаем у Гаррика в стихотворении «На вышивку девы»
Арахна как-то раз в своей гордыне
Дерзнула вызов произнесть богине
И хоть в своем искусстве преуспела,
Но вскорости об этом пожалела.
Ее пример пусть для тебя уроком станет,
Малютка Хлоя, если час нагрянет
И на пути тебе придется встретить
Ту, кто в тебе соперницу приметит.
Глава XI. Хмельной бог Бахус
Славный и веселый бог вина Бахус (или же его называли Вакхом, а в Греции – Дионисом) был сыном Юпитера и Семелы. Ревнивая Юнона, чтобы удовлетворить свое чувство обиды на Семелу, придумала коварнейший план ее уничтожения.
Приняв внешность Берои, ее старой няни, она внушила девушке сомнения, а действительно ли сам Зевс приходил к ней как любовник. Вздохнув, она сказала: «Я надеюсь, что это так и окажется, но все же опасаюсь. Люди не всегда являются тем, чем кажутся. Если он действительно Зевс, пусть чем-нибудь докажет это. Попроси его, чтобы он показался во всем своем великолепии, какой он на небесах. Это положит конец сомнениям».
Семеле была внушена мысль попытаться это сделать. Она попросила Зевса исполнить ее желание, не сказав, какое именно. Зевс дал свое обещание и скрепил его нерушимой клятвой рекой Стикс, ужасной для самих богов. Она открыла ему свое требование. Бог мог остановить ее, пока она говорила, но она была быстрее него. Слова сорвались, и он не мог отказаться ни от своих слов, ни от ее просьбы. В глубоком горе он покинул ее и вернулся в высшие сферы. Там он облачился во все свое великолепие, не надев лишь все свои страхи, которыми он победил гигантов, но только те, что были известны среди богов как его малые доспехи. Облаченный в них, он вошел в комнату Семелы. Ее смертная натура не смогла вынести великолепия божественного света и она… обратилась в пепел.
Зевс взял наследника Бахуса и отдал его под опеку нисийских нимф, которые вынянчили его и воспитали, и за заботу были вознаграждены Юпитеров, будучи помещены на небо как созвездие Гиады. Когда Бахус вырос, он открыл выращивание винограда и метод получения его прекрасного сока; но Юнона наслала на него безумие и повела его как странника по всем областям страны.
Во Фригии богиня Рея исцелила его и научила своим религиозным ритуалам, и он отправился в путь через Азию, обучая людей виноградарству. Самой знаменитой частью его странствий был поход в Индию, который, как говорят, длился несколько лет. Вернувшись с триумфом, он стал знакомить со своим культом в Греции, но встретил сопротивление некоторых царей, которые страшились его введения из-за беспорядков и безумия, которые он приносил с собой.
От редактора. У прекрасного русского поэта Аполлона Майкова есть замечательные стихи, посвященные богу Вакху:
В том гроте сумрачном, покрытом виноградом,
Сын Зевса был вручен элидским ореадам.
Сокрытый от людей, сокрытый от богов,
Он рос под говор вод и шелест тростников.
Лишь мирный бог лесов над тихой колыбелью
Младенца услаждал волшебною свирелью…
Какой отрадою, средь сладостных забот,
Он нимфам был! Глухой внезапно ожил грот.
Там, кожей барсовой одетый, как в порфиру,
С тимпаном, с тирсом он являлся божеством.
То в играх хмелем и плющом
Опутывал рога, при смехе нимф, сатиру,
То гроздия срывал с изгибистой лозы,
Их связывал в венок, венчал свои власы,
Иль нектар выжимал, смеясь, своей ручонкой
Из золотых кистей над чашей среброзвонкой,
И тешился, когда струей ему в глаза
Из ягод брызнет сок, прозрачный, как слеза.
Когда Бахус достиг своего родного города – Фив, Пенфей, царь города, который не признавал нового культа, запретил исполнение его ритуалов. Но, когда стало известно, что Бахус приближается, мужчины и женщины, но, главным образом, последние, молодые и старые высыпали, чтобы встретить его и присоединиться к его триумфальному маршу.
Напрасно Пенфей протестовал, приказывал и угрожал.
«Идите, – сказал он своим слугам, – и схватите этого бродягу-главаря и приведите его ко мне. И он у меня быстро сознается в ложном притязании на небесное происхождение и откажется от своего фальшивого культа». Напрасно ближайшие друзья и мудрейшие советники возражали и просили его не противостоять богу. Их возражения только еще более разгорячили царя.
Но вот вернулись слуги, которых он послал схватить Бахуса. Их прогнали вакханки, но им удалось взять одного пленника, которого со связанными руками представили царю. Пенфей, гневно глядя на него, сказал: «тебя быстро можно предать смерти, чтобы твоя судьба будет предупреждением остальным; но, хотя я и не доволен промедлением в твоем наказании, говори, скажи нам, кто ты и что это за новые ритуалы, которые ты осмелился прославлять».
Пленник, не устрашившись, отвечал: «Меня зовут Акет; моя страна – Македония; мои родители были бедными людьми, но оставили мне рыболовные удилища и сети и свое рыбачье ремесло. Ему я и следовал некоторое время, пока, устав от пребывания на одном месте, не выучился искусству кормчего и определению пути по звездам. Случилось так, что, плывя в Делос, мы причалили к острову Диа и высадились. На следующее утро я послал людей за свежей водой, а сам поднялся на холм, чтобы наблюдать ветер; когда мои люди вернулись, они принесли с собой хорошую, как они думали, добычу – мальчика утонченной внешности, которого нашли спящим. Они рассудили, что это благородный юноша, возможно, царский сын, и они могут получить за него щедрый выкуп. Я рассматривал его одежду, походку, лицо. В нем было что-то, как я чувствовал, сверхчеловеческое. Я сказал своим людям: «Я не знаю, какой бог скрывается под этой формой, но, определенно, это так. Прости нас, милосердный бог, за насилие, которое мы над тобой совершили, и дай удачу нашим начинаниям». Диктис, один из моих матросов, что лучше всех взбирался на мачту и спускался по веревкам, и Меланфей, мой рулевой, и Эпопей, главный в матросском крике, все как один воскликнули: «Оставь свои молитвы о нас».
