тогда как на европейском уровне нет ни регистрации, ни каких-либо процедур официального признания. Рекомендации гарантируют открытый и регулярный диалог на основе взаимного обсуждения выбираемых тем для семинаров и консультаций [202]. Основными темами конференций и семинаров в рамках Еврокомиссии стали обсуждение будущего Европы, общих ценностей, прав человека, толерантности, противодействия терроризму и экстремизму на религиозной почве, антисемитизму, исламофобии, с 2015 г. в центре внимания диалога ЕС и церквей – беженцы и проблемы миграции. Между тем следует отметить, что риторика чиновников, ответственных за реализацию политики диалога, практически не включает в себя упоминания христианских церквей. В десять приоритетов Еврокомиссии на 2014–2019 гг. религия напрямую не включена (религия является частью «Справедливости и защиты фундаментальных прав»). В политической программе (2014 г.) Жан-Клода Юнкера как председателя Еврокомиссии религия упоминается только один раз в контексте требования о недопустимости дискриминации.
Между тем 2010-е гг. стали периодом активизации диалога европейских институтов и церквей, выработки новой религиозной политики Евросоюза. Взаимные подозрения, нежелание учитывать позицию церквей по моральным вопросам и по вопросу о «христианских корнях» Европы сменились целенаправленным желанием использовать идеологический потенциал церквей для укрепления общеевропейской солидарности. С одной стороны, представители Еврокомиссии, так же как и европейские чиновники 1990-х, требуют от религиозных лидеров соответствия их взглядов и действий правам человека, принципам толерантности и солидарности. С другой стороны, стараются мобилизовать христианское наследие в качестве основы для сплоченности европейцев, в том числе «новых» европейцев, иммигрантов и беженцев, представителей других религий. Об этом свидетельствуют и встречи на высшем уровне, и заявления руководителей ЕС. Заместитель председателя Еврокомиссии Франс Тиммерманс подчеркивает, к примеру, что он сохранил связи с католической верой, еще в отрочестве он получил конфирмацию в Риме, а его дядя был священнослужителем в Конгрегации Отцов Св. Духа в Ватикане. Во время встречи с церковными лидерами Тиммерманс сделал акцент на «иудео-христианском наследии»: «Когда мы говорим об этом наследии, значит ли это, что мы гордимся им и хотим, чтобы оно было основой для диалога с другими? Или же мы делаем это, потому что хотим исключить из нашего сообщества тех, кто не обладает этим наследием, и создать разделения? <…> Мое христианское наследие ничего не значит для меня, если оно исключает других… Я был воспитан иезуитами и францисканцами. Возможно, поэтому сейчас я социалист. Я говорю, как вы, выгляжу, как вы. Совсем не опасен. Я научился тому, что вера не является чем-то абсолютно определенным. Это открытость к людям разных взглядов». Тиммерманс прямо убеждает католических прелатов переформатировать понимание наследия, в том числе в духе энциклик папы Франциска: «Если вы хотите, чтобы Европейский союз обрел второе дыхание, надо рассматривать наше наследие как открытое приглашение, а не что-то из прошлого. Если мы этого не сделаем, то это приведет к тоске по прошлому, которая быстро станет новым опиумом для народа. Такая ностальгия как хорошее вино: оно прекрасно, когда пьешь один-два бокала, но не целую бутылку вина. Догмы, которых мы придерживаемся как католики и христиане, это фонарные столбы, освещающие путь. И используйте их так, но не будем пьяницами, которые держатся за столбы, как за догмы, и не движутся вперед». Тиммерманс прямо повторяет основные идеи из речей папы Франциска о беженцах – о том, что главной угрозой является «дегуманизация» в отношении к другим людям. Христианство учит тому, что надо смотреть на мир глазами другого, даже если это африканский беженец в лодке на Средиземном море [203].
Между тем основное внимание в рамках ЕС уделяется защите прав христиан за пределами Европы, а не в странах ЕС, а также противоборству «языку вражды» в отношении разного рода групп. К примеру, во время специального Общеевропейского дня борьбы с языком вражды против мусульман 21 сентября (European Action Day countering Hate Speech against Muslims) Тиммерманс уже более обтекаемо говорит о «культурных, религиозных и гуманистических корнях ЕС, которые вдохновляют и продвигают общие ценности и права человека» [204]. Практическое воплощение религиозной политики Евросоюза оставляет открытыми вопросы: во-первых, о двойных стандартах в отношениях к историческим церквям, носителям христианского наследия, к другим религиозным традициям (ислам) и к религиозным меньшинствам (это индуисты, буддисты и т. д., мусульман уже сложно назвать «меньшинством»); во-вторых, неясно, в какой степени европейские чиновники готовы прислушиваться к церковным структурам и их требованиям (например, о корректировке программ сексуального просвещения), а также допускать присутствие религиозных институтов в публичной сфере до уровня, адекватного поддержанию общеевропейской солидарности.
Стоит отметить и другие каналы воздействия церквей на национальные правительства и политику ЕС. Христианские лидеры также достаточно активны в рамках ОБСЕ (защита прав христиан в мире, за пределами ЕС), религиозные меньшинства активно пользуются инструментами правовой защиты согласно Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в рамках практики Европейского суда по правам человека. На национальном уровне в каждой из стран – членов ЕС действуют общественные и общественно-политические организации и движения, которые лоббируют интересы церквей, сотрудничая с политическими партиями, оказывая влияние, прежде всего, на социальную политику (как Консервативное христианское содружество в Великобритании или Общество св. Эгидия в Италии). Косвенным политическим влиянием обладают международные католические мирянские организации, которые имеют социально-миссионерскую и культурную направленность, – это «Католическое действие», «Communione e Liberazione», «Фоколяры», «Неокатехуменат», «Опус деи». Своим собственным влиянием обладают и католические ордена (в особенности Орден иезуитов, бенедектинцы, доминиканцы, Орден слова (вербисты), салезианцы, специализирующиеся на работе с молодежью и т. д.). Таким образом, несмотря на то, что религиозная политика ЕС основана скорее на игнорировании религиозного фактора, церквям предоставляются другие пути, прежде всего, для проявления гражданской активности верующих, межцерковных и околоцерковных объединений.
В рамках дискуссий о кризисе религиозности часто упускается целый ряд важных тенденций, которые способны в корне изменить понимание движущих сил религиозного развития Европы на современном этапе. С одной стороны, кризис понимается как упадок исторических христианских церквей, прежде всего, потеря влияния на широкое общественное сознание и формальное уменьшение количества приходов. С другой стороны, кризисом считается приватизация религии, понимаемая как отчуждение от религиозных институтов и переход религии только в частную жизнь человека.
Вместе с тем на фоне самых разнообразных проблем, стоящих перед европейскими странами, такими как миграция, исламизация, размывание основ традиционных религий, стоит говорить не о кризисе, а о религиозном возрождении. Многие явления, которые считаются маргинальными или радикально фундаменталистскими, а также движения за пределами исторических церквей, широкая социально-политическая деятельность исторических и новых церквей и общин часто игнорируются при оценке религиозной ситуации в целом. Однако всплеск самых разных движений, распространение религиозных идей и гражданская роль христианских, мусульманских и других общин свидетельствуют, что Европа