414
Ср. мнение о Лабзине И. Чистовича: «Оставляя в стороне крайности его мистического направления, нельзя не признать искренности и горячности его в вере и его неутомимой и самоотверженной деятельности, направленной к распространению в современном обществе понятий о живом и деятельном христианстве, к пробуждению в нем духа любви Христовой и к отвлечению его от низменных интересов к исканию царствия Божия» (Чистович И. А. Руководящие деятели духовного просвещения в России в первой половине текущего столетия. СПб., 1894. С. 155–156).
СВ. 1806. С. 1. С. 50.
Там же. С. 283.
В. Кондаков пересказывает выступление А. Ф. Лабзина в ложе «Умирающий сфинкс»: «Во время другого собрания А. Ф. Лабзин заявлял, что главная цель человека – открыть внутри себя Царство Божие. В развитии человека А. Ф. Лабзин указывал две ступени: первая – познание закона, вторая – переход от закона к благодати. Необходимость этого перехода объяснялась тем, что, получив знание, человек понимает, что без высшей помощи очиститься не может. В этом случае А. Ф. Лабзин обращался и к церковному опыту, указывая, что «в нашей Святой Церкви благодать воплощается через рукоположение и крещение» (Кондаков Ю. Е. Цит. соч. С. 48) См. также в «Сионском вестнике»: «И у нас идет как бы война между любителями внутреннего и приверженцами наружнего. Стоит только заговорить что-нибудь о внутреннем, чтобы попасть или в духоборы, или в мартинисты! Я знаю, что самого отца Восточной Церкви Исаака Сирина, переведенного на славянский язык усердными из монашествующих, другие не постыдились назвать Мартинистом, потому что в книге его содержится учение о внутренних путях освящения человека, согласное с мнениями тех, коих называют Мартинистами» (СВ. 1817. Ч. 6. С. 8).
И далее: «Итак, напрасно мечтать мы будем, что мы-то обрели истинную веру; напрасно будем поставлять наше православие таким необходимым кормилом, что и Господь не властен никого спасти, кто не будет под нашим правлением…Не станем заставлять людей верить тому, в чем они еще не уверены; остережемся полагать признаком истинной церкви то, что и чада царства тьмы иметь могут. и тогда вся ложь, как туман, исчезнет пред светом истины; религия будет святая, Церковь не смешение благочестивых с нечестивыми, но состав живых членов тела Христова, столп и утверждение истины…» (Там же. С. 35–37).
Как нет нужды, очевидно, давать подробный предварительный разбор и характеристику сочинений тоже западного, однако относящегося совсем к другой традиции автора – Иоанна Франциска Буддея, к сочинениям которого, как к рабочему источнику, свт. Филарет прибегал в своих академических штудиях и при написании первых обширных трудов – «Записок на книгу Бытия» и «Начертания Церковно-библейской истории». Интерес в данном случае состоять будет лишь в конкретном сопоставлении текстов.
Fenelon (Francois de Solignac de La Mothe) (1651–1715).
Причиной, очевидно, могли послужить высказывания свв. отцов вроде нижеследующего: «Ибо невозможно человеку соединиться с Богом и некоторым образом стать богом, если он не прекратит деятельности – будь то посредством чувства, будь то посредством мышления, – связанной с материей» (Прп. Максим Исповедник. Схолия к трактату «О божественных именах» Дионисия Ареопагита //Дионисий Ареопагит. О божественных именах. СПб., 1994. С. 33).
Dictionnaire de Theologie catholique. Т. XIII. Paris, 1937. Col. 1537.
Знаменательно, что в упомянутой выше статье из католической энциклопедии Франциск Сальский не упоминается вообще.
Bossuet (1627–1701) – епископ в Мо, известный проповедник и богослов.
Fenelon de Salignac de La Mothe F. Explication des maximes des saints sur la vie interieure // Oeuvres de Fénelon. T. 2. Paris, 1857. Р. 4.
Fénelon. Explication… Р. 7. Ср. мнение о чистой любви свт. Феофана Затворника: «Иной любит Бога, потому что имеет от Него много добра; иной любит Бога ради того, что чает от Него какого-либо добра; иной любит Бога ради того, что чает от Него всякого добра; иной любит Бога, потому что Он Бог. Делом обнаруживается любовь так, что иной делает только частью для Бога, оставляя часть и для себя; другой все делает для Бога; а иной и себя и все свое приносит в жертву Богу безусловно. Любить Бога, как Бога, с полным самопожертвованием, без всяких видов, есть чистая любовь. Лествичник говорит о себе, что хотя бы и в ад послал его Бог, он и там также неизменно будет любить Его всей душою» (Феофан Затворник, свт. Письма о духовной жизни. М., 1998. С. 46–47).
Ibid. Р. 8.
Ibid. Р. 9.
Ibid. Р. 13.
Fénelon. Explication… Р. 14. Хотя, конечно, «Душа, которая в этих крайних испытаниях все оставляет на Бога, никогда не оставляется Им» (Fénelon. Op. cit. Р. 15).
См.: Ibid. Р. 16.
См.: Ibid. Р. 19.
См.: Ibid. Р. 27.
См.: Ibid. Р. 28.
См.: Ibid. Р. 27.
«Мы с исполненной мужества умеренностью отвергаем наслаждение всем тем, что есть в мире самого лестного, однако ж хотим наслаждаться сим самым умерением» (Фенелон. Ч. 1. С. 116).
Фенелон. Ч. 1. С. 103. Последняя мысль часто встречается и у других представителей мистической аскетики Запада. Поэтому подчеркну ее. Согласно ей, все дело в том, чтобы стать пассивным вместилищем воли Божией. Об этом согласно говорят и Франциск Сальский: «Самые полезные для нас – те случаи унижения, которые создаются происшествиями или условиями нашей жизни, которые мы не выбирали, но которые посланы Богом, а Его выбор всегда правильней нашего. Наиболее сильные, противоречащие нашим наклонностям, часто бывают самые полезные. Наш собственный выбор портит почти все добродетели» (Франциск Сальский. О благочестивой жизни. Брюссель, 1994. С. 88); и Фома Кемпийский: «Кто не желает ничего внешнего, тот обретает внутренний мир; и кто отрекается от себя внутренно, тот соединяется с Богом. Хочу Я, чтоб научился ты совсем повергать себя в волю Мою, без ропота и прекословия [говорит Христос]» (Фома Кемпийский. О подражании Христу. М.; Минск, 1993. С. 164); и, казалось бы, далекий от них Иоганн Арндт: «Брать крест свой и следовать за Христом [означает] без всякого противоречия и досады в безмолвии принимать на себя всякую скорбь» (Арндт. Кн. 1. С. 153).
Там же. С. 98. Кажется, и свт. Игнатий не стал бы спорить с этим утверждением: («Приноси Богу молитвы тихие и смиренные, а не пылкие и пламенные» (Игнатий (Брянчанинов), свт. Полное собрание творений. Т. 1. С. 136). Однако очевиден и пункт расхождения. Он именно в отвержении (Фенелоном) и признании необходимыми (свт. Игнатием) произвольно взятых на себя скорбей: «Оставлению имения должно последовать отвержение от самого себя, в чем и заключается принятие креста или произвольное и постоянное подчинение скорбям двоякого рода, из которых составляется крест. Одни из этих скорбей попускаются Промыслом Божиим к нашему душевному созиданию, а другие мы должны возлагать произвольно сами на себя для обуздания и умерщвления страстей своих, для умерщвления в себе падшего естества» (Игнатий (Брянчанинов), свт. Полное собрание творений. Т. 2. С. 325). Хотя и здесь все не так просто: ибо принцип послушания как раз и отвергает скорби, взятые на себя произвольно, без благословения старца. Известно, впрочем, неоднозначное отношение свт. Игнатия к проблеме старчества.
«Превосходная молитва есть не иное что, как любовь к Богу. Превосходство сей молитвы не в многоглаголании заключается; ибо Богу без наших слов известно основание наших чувствований. Истинное моление есть моление сердца, а сердце молится желаниями. Итак, молиться есть желать токмо того, чего хочет Бог» (Фенелон. Ч. 1. С. 65).
Фенелон. Ч. 1. С. 93. Ср. у свт. Игнатия: «Разумный и ведущий истину исповедуется Богу не воспоминанием соделанных грехов, но терпением приключающихся скорбей» (Игнатий (Брянчанинов), свт. Полное собрание творений. Т. 2. С. 377).
«Тогда наипаче должно предаваться Богу, когда кажется нам, что Он нас оставляет. Итак, да приемлем свет и утешение Его, когда Он подает оные, однако прилепляться к ним не должно. Ежели Он погружает нас в ночь чистой веры, то да вступаем в ночь сию, в которой все скончавается» (Фенелон. Ч. 1. С. 93).
Фенелон. Ч. 2. С. 100.
