Но это не все упоминания плащаницы в Евангелиях. Матфей пишет: «Взяв Тело Иисуса, Иосиф Аримафейский обвил его чистой плащаницей» (27:59).
Наука может усомниться: зачем апостолам, увидевшим воскресшего Учителя, какие-то погребальные свивальники, да еще вымоченные в алоэ и смирне? К тому же, добавит наука, прикосновение к ритуальным одеждам покойника оскверняло верующего иудея, делало его нечистым и, согласно библейскому законодательству, лишало на время возможности общаться с единоверцами. Так написано и в Числах, и в Левите, и у Иезекииля. Наука может добавить, что последователи Иисуса были правоверными иудеями.
А перед нами все та же легенда. Легенда трагической гибели и чудесного воскресения. Согласно евангельскому рассказу, само погребение Иисуса Христа вызвало переполох среди книжников и фарисеев, которые побежали к местным властям, чтобы предупредить о возможном подвохе со стороны апостолов, требуя стражи для гроба Иисуса (Евангелие от Матфея, 27:62-66). Так что можно представить, какое волнение вызвала бы весть о воскрешении Христа. Апостолы не смогли бы исполнить библейские предписания не прикасаться к погребальным пеленам. Прикоснулись, унесли, чтобы слухи не дошли до местных властей. Тем паче что пелены эти они могли считать священными, но отнюдь не с тела покойного — ведь их Учитель воскрес.
О плащанице же вроде бы замолчали...
Но людям нужны реликвии!
Продолжение легенды о плащанице
В Рэде был ярмарочный день. И стар и млад устремился со всех ног на базарную площадь. Совсем юный еще Жан-Пьер де Вуази с интересом посматривал на фокусы бродячих жонглеров. Толпа в восторге хлопала в ладоши и улюлюкала. Люди барона следили за пестрой рыночной сумятицей. Огромное количество нищенок заполоняло в такие дни базарную площадь и весь городок Рэде, многие с детишками на руках. Правую руку они вытягивали, прося подаяния, и жалобно молили о сострадании.
По одежде в Жане-Пьере де Вуази и его кузенах мигом признали господ и почтительно уступали дорогу. И только три бродячие ва- гантки заступили им путь. Одна из комедианток казалась слегка потрепанной райской птахой, порастерявшей былое великолепие на опасных дорогах человеческого мира.
— Посмею ли я предсказать судьбу высокородному господину?— спросила она Жана-Пьера.
— Отчего же нет? Предсказывай!— хмыкнул баронский сынок, слегка одурманенный выпитым красным вином. Его кузены вложили несколько медяков в протянутую руку комедиантки.
— И я могу честно открыть вам даже плохую судьбу, боль и страдания? Или же вы ничего не пожелаете узнать о темных сторонах вашей будущей дороги жизни?— спросила бродячая предсказательница.
Облачко неуверенности мелькнуло по беззаботному лицу Жана-Пьера, но он тут же бросил на гадалку гордый, надменный взгляд.
— Я не боюсь судьбы,— возразил он.
— Хорошо! Хорошо! — улыбнулась гадалка.— Многие говорят смело и высокомерно, а потом дрожат, когда все им откроется.
Жан-Пьер шумно вздохнул в гневе:
— Да как ты смеешь говорить со мной так, женщина? Перед тобою рыцарь!
Несмотря на свои слова, юный сын аристократа чувствовал себя неуютно. И только присутствие двух кузенов мешало ему отступить.
— Силы космоса мощным потоком устремятся на землю, я чувствую их сегодня особенно остро,— пронзительным голосом произнесла вагантка.— В этот самый момент мы находимся под светлым благословляющим лучом Черной Сары, покровительницы всего странствующего люда. Чувствуешь, благородный господин, как ее сила изливается на нас?
Мужчины молчали, не зная, кто эта святая, прозываемая Черной Сарой, а женщина таинственно улыбалась. Затем она схватила правую руку Жана-Пьера, внимательно, даже жадно вгляделась в ладонь и наконец продолжила, пропевая все слова звенящим голосом:
— Я вижу дальнюю дорогу пред тобой, благородный господин, исполненную заблуждений и познания, долгий путь, что приведет тебя сначала в неведомые земли и к чужим людям и народам, а позднее на долгие одинокие годы— в царство души и призраков. Но я вижу, что, несмотря на все удары судьбы, все идет по божественному, предопределенному плану. Твой долгий путь описывает огромные кульбиты, которые в конце приведут к тому, кто предопределял все повороты твоей судьбы.
«Кто предопределял все повороты твоей судьбы...» Что же могут значить эти таинственные и темные слова?
— Все, что с тобой случится, уже предсказано. Но тех, кто предопределил все повороты твоей судьбы, ты потеряешь... И лишь в конце жизни поймешь, что был свидетелем чуда...
Первые последователи Христа молились своему Богу «в Духе и в Истине», как написано в Евангелии от Иоанна (4:23-24). Они «поют Христу, как Богу», заметил Плиний Младший. До III века у христиан не было ничего, никаких обрядов и предметов поклонения — только крещение в воде и возложение рук. Церковные власти того времени не выносили еще театральщины. Целый ряд церковных авторитетов — Тертуллиан, Ириней Лионский, Юстин Мученик-Философ — громогласно заявляли, что христианской вере не нужны зримые предметы поклонения. Но близилась эпоха Средневековья. Эпоха, когда чудо должно стать вещественным.
Люди Средневековья мыслили иначе, ими владели иные фантазии, и верили они тоже совершенно иначе, нежели первые христиане или же мы с вами. Те люди нуждались в моральной опоре. И находили ее во всевозможных реликвиях, старались повсюду изыскивать, хранить и почитать вещи, относимые к временам Христа или же эпохе первых апостолов. Тогда Бог становился чуть ближе, чуть более реален.
Средневековье буквально все пропитано верой в чудесное. Подобно тому как индейцы охотились на скальпы белых людей, в Средневековье охотились на реликвии. Впрочем, реликвии далеко не всегда были достойными доверия. Существовало огромное количество «кусочков креста», на котором распяли Иисуса. И если сложить их все вместе, получилось бы самое малое три огромных распятия. Точно так же дела обстоят и с «гвоздями», которыми прибивали Иисуса к кресту, с «терновым венцом», надетым на его голову, «яслями из хлева Вифлеемского». Существовали даже «пеленки младенца Иисуса», «губка», которую подносили к губам распятого Христа.
Особенно забавными кажутся «молочные зубы» Иоанна Крестителя, выставляемые в Венском Хофбурге, или слегка подсохшие капли «молока Девы Марии», а также «перо из крыла архангела Михаила», демонстрируемое Католической церковью. Мусульманские торговцы Средневековья быстро смекнули, что именно ищут в Святой земле крестоносцы и паломники: контакта с эпохой, в которую жил и действовал Иисус Христос. А потому с великой радостью мошенники торговали «святым товаром» — всевозможными реликвиями. То, что одновременно появилось несколько копий Лонгина и чаш Христа, приводило к смущению и совсем не святым ссорам между христианскими общинами, приходами и целыми городами, но в самом факте преклонения перед реликвиями ничего не меняло.
В результате в церквях Востока и Запада накопилось 30 «туловищ святого Григория», 18 «голов святого Филиппа», 2 «туловища святой Анны», 8 «голов», по 6 «рук и ног святого Андрея Первозванного». С VI столетия церковники начали обретать «головы Иоанна Крестителя» и выставлять их на поклонение. Таким образом накопилось 7 «подлинных голов» Крестителя.
И даже сегодня, в начале XXI века, «кусочки» некоторых святых все еще развозятся и демонстрируются по всему земному шару.
В принципе, в столь сильном интересе к реликвиям виновата святая Елена, мать римского императора Константина. Если уж на то пошло, именно Константин является настоящим основоположником сегодняшнего христианства. Именно он в 325 году созвал знаменитый Никейский собор. Многие решения — ив том числе по вопросу, был ли Иисус богом или человеком, — принятые на соборе, диктовались императором. И это при том, что сам Константин на протяжении всей своей жизни не считал себя христианином, а исправно поклонялся культу бога Солнца. Только на смертном одре он принял крещение по христианскому обряду, скорее всего, для «подстраховки» в загробном мире.
