я не хотел: нельзя допустить, чтобы она подумала, будто я сожалею хотя бы об одной минуте.
Мы вышли на улицу, я взял такси. Отвез её домой и быстро вернулся. Времени оставалось только на то, чтобы привести в порядок комнату, принять душ и лечь в постель.
…Один из Ангелов преградил мне путь.
– Мой меч! – потребовал я.
Ангел молчал, но смотрел на мои потемневшие доспехи так, что я понял: меча он не даст.
– Дай мой меч! – повторил я.
За его спиной Елеазар расставлял ряды. Я не собирался отступать. Ангел понял это – и колебался.
– Дай мой меч!!! – прогремел я.
Он мгновенно протянул мне оружие и занял своё место в центре. Насти не было. Справа стоял Самуил, слева – Константин, оба – монахи из Братства Гроба Господня. Я облегчённо вздохнул: снова в строю!
Едва бой закончился, и я стряхнул с себя последнего беса, ко мне подлетел Елеазар. Глаза его пылали:
– Что ты делаешь здесь?! Ты не имел права сражаться!
Я ещё весь горел битвой и, вкладывая меч в ножны, отвечал:
– Я не могу не сражаться!
– Посмотри на свои доспехи!
Доспехи на мне висели, как старые лоскуты. Елеазар сурово оглядел мой боевой «наряд»:
– Это чудо, что тебя не ранили! И ещё большее чудо, что не убили!
Это было не чудо, а мои друзья. В самом начале сражения они окружили меня плотной стеной и не давали потоку бесов прорваться ко мне. Безмолвно закрыли меня своими телами.
Елеазар кружил надо мной, гнев его стихал:
– Немедленно иди к священнику и покайся!
В тот же день я пошёл к священнику и чистосердечно признался, что люблю замужнюю женщину. Это был немолодой человек, и я понимал, что не я первый пришёл к нему с такой болью. Неожиданно для меня он перевел разговор с моих растревоженных чувств – на Настю:
– Ты можешь уберечь её, а можешь потянуть вниз. Она пойдёт за тобой и будет делать то, что ты предложишь.
– Почему?
– Потому что женщина мягче. Не захочет обидеть, ранить тебя. Женщине трудно сказать «нет» мужчине, которого она любит. Тонкий, хрупкий, немощный сосуд.
«Настя – немощный сосуд?!» – подумал я. Священник будто услышал мою мысль и ответил:
– Даже если она сильна в чём-то другом, в любви она уязвима. Ты должен её беречь. Не допускать до падений.
Это меняло всё. Как только ответственность легла на мои плечи, я внутренне собрался. Моя собственная чистота волновала меня куда меньше, нежели её!
– Ты знаешь, что за этим стоит, – продолжал священник, – покой души, согласие с Богом. Нести такой грех нелегко. Подумай о ней.
Я вышел после исповеди с просветлевшей душой. Святой отец указал мне на новый аспект наших отношений: когда я должен был забыть о себе и думать о ней. Он мог бы призывать меня к воздержанию, терпению, и ничего не изменить – я ушёл бы смятенным. Но он просто сказал: «Подумай о ней!» – и это решило всё.
Настя приняла мое решение встречаться на земле лишь в исключительных случаях очень спокойно.
– Я знала, что этим закончится, – сказала она.
– Чем – этим?
– Тем, что нам придётся держаться друг от друга на расстоянии.
О том, что послужило мне уздой, я не сказал ни слова. Но рассказал, что был на исповеди и надеюсь, что теперь Елеазар не испепелит меня своим огненным взором.
Через три дня Настя вернулась. Когда я увидел её в чистых, сверкающих, как и раньше, доспехах, то понял: по моей вине больше ни одно чёрное пятнышко не коснется её!
Бой заканчивался, когда неожиданно передо мной возник чёрный воин. Щит его был украшен причудливыми узорами, лицо – плотно закрыто шлемом, и лишь в прорезях сверкали глаза. Вся его фигура, высокая, сильная, ощутимо источала зло. Я напружинился и инстинктивно закрыл Настю. Она почти не обращала внимания на воина: в этот момент целая куча омерзительных бесов пыталась сбить её с ног. Но тёмного воина интересовала, как мне показалось, именно она. Он попытался меня оттеснить, даже сделал несколько обманных маневров, но я был предельно собран и осторожен. Наконец, он просто ударил меня щитом с такой невероятной силой, что я отлетел на несколько шагов. А воин тут же ринулся к Насте. Она обернулась – и отразила удар! Умница! Но он же намного сильнее! Доли секунды хватило, чтобы я оценил опасность и оказался рядом. Теперь он сражался с нами обоими, но – как сражался! Какая неимоверная сила удара, сколько ненависти в глазах! Что происходит?! Я не успел понять: с той стороны раздался гонг, и тьма начала отступать. Он тоже попятился, едва не рыча: от злобы, что не успел убить…
– Кто это? – в недоумении воскликнул я. – И чем ты ему так насолила?
– Не знаю, я не вижу его лица! И потом, у меня нет личных врагов.
– Похоже, он тебя хорошо знает, а ненавидит так, будто между вами что-то произошло.
Она не скоро успокоилась. Мы сидели в траве и, как обычно, обсуждали тонкости боя. На тот случай, если воин появится завтра, мы придумали особый план действий: во-первых, чтобы увидеть его лицо, а во-вторых, чтобы ни на секунду не оставлять её без прикрытия.
Ночью, оставшись один, я снова прокручивал в голове фрагменты прошедшего сражения. Некое внутреннее чувство говорило мне, что я знаю этого человека, по крайней мере, уже встречал. Но где? При каких обстоятельствах? Я опять и опять вспоминал его глаза в прорезях шлема, и вдруг понял, что он ненавидит не только её, но нас обоих!
…Елеазар внимательно осмотрел наши доспехи и указал Насте место позади ряда. Она спокойно повиновалась. Теперь она была защищена пятью воинами и мною в том числе. Мы ни слова не сказали ему о вчерашнем. Как ему удавалось всё знать?!
Бой начался, и почти сразу же перед нами возникла фигура в чёрном плаще. Воин оценил обстановку и принялся уверенно биться с одним из монахов на левом фланге. Я отгонял бесов и краем глаза наблюдал за ним. Какие точные движения, какая сила! Он сражался играючи! Мне даже почудилась усмешка на его губах. Наконец, ему надоело играть, и монах полетел в сторону. Я мгновенно занял его место. Опять этот взгляд ненависти в прорезях шлема, осторожность, липкое ощущение зла: он прощупывал меня, искал слабые стороны. Я уже знал силу его меча, а потому не нападал сам, лишь сдержанно защищался. Внезапно он ускорил темп, и мне пришлось отражать целый каскад
