Но не только любовь к умершим ведет к надежде на их бессмертие. Привязанность к ним может быть отрицательной и принять форму тайной нелюбви и ненависти. В большинстве семей существует определенный антагонизм между различными ее членами; а в некоторых семьях ожесточенные ссоры являются скорее правилом, чем исключением. Когда один из членов семьи умирает, другие, независимо от того, насколько они действительно были невинны в данном случае, могут упрекать себя за пренебрежение и суровые слова. Они могут ощущать явное чувство вины и стремиться получить возможность проявить большее чувство привязанности по отношению к родственнику, который умер. Своей преданностью памяти о родственнике и своими гимнами, воздающими похвалу его хорошим качествам, они будут стараться доказать ему, что в конце концов они глубоко его любили. Но если он как сознательное лицо нигде не существует, то их усилия будут тщетны. Поэтому они лелеют мысль, что по меньшей мере временно их родственник пережил свою смерть и может оценить их отношение.
О серьезных последствиях воздействия утраты близких свидетельствует интерес, который часто вызывает проблема бессмертия среди скорбящих родственников. Вдова или сокрушающийся родитель покупают себе целую полку книг о будущей жизни, внезапно становятся искренне религиозными или с головой уходят в спиритизм. Но по мере того, как проходит время и боль утихает, по мере того, как человек постепенно все более и более приспосабливается к своему новому положению, его озабоченность потусторонним существованием уменьшается. Так, доктор Лоутон считает, что обычный спирит присутствует на спиритических церемониях относительно короткий период, в среднем не более одного-двух лет. Таким образом, чисто временная вера в жизнь после смерти может служить в качестве психологического амортизатора или лекарства. И вообще то, чего желают многие, на самом деле является верой в бессмертие, а не самим бессмертием.
Здесь следует отметить, что ортодоксальные спиритические, католические и другие религиозные обряды в отношении умерших вовсе не всегда имеют лечебное действие. Когда опечаленных людей заставляют постоянно и бесконечно говорить об умершем, служат по его душе обедни или пытаются с ним беседовать при помощи медиумов, то все эти обряды иногда приводят к тому, что тяжелая рана, нанесенная смертью, остается все время открытой, незаживающей. Эти обряды могут толкнуть скорбящих на то, чтобы уйти от мира и его плодотворной деятельности и сконцентрировать свои мысли на памяти об умерших близких людях. Эта опасность особенно велика, когда речь идет о спиритизме с его постоянным и болезненным настаиванием на фактическом общении с личностями умерших, его вампирскими фотографиями духов и его опытами, следующими традиции эндорской волшебницы и других исторических знаменитостей по вызыванию призраков из глубин ничто. И не будет вполне здоровым постоянно испытывать жуткое чувство, что мертвые всегда здесь и, может быть, следят за каждым твоим движением. Таким образом может быть ненормально стимулирован естественный интерес к теории жизни после смерти, который является следствием смерти близкого и дорогого человека.
Когда умирает какой-нибудь выдающийся и любимый народом общественный деятель, то граждане могут невольно задуматься о потустороннем мире, независимо от того, знали они данного человека лично или нет. Смерть президента, короля, ведущего государственного деятеля или, в некоторых странах, кинозвезды заставит миллионы людей размышлять о значении смерти. Подобный же результат может быть следствием гибели большой массы людей в какой-нибудь ужасной катастрофе, как, например, в результате обвала шахты, гибели парохода в море, наводнения, пожара или землетрясения. Во время первой мировой войны, когда миллионы и миллионы людей умирали на полях сражений в Европе, было зарегистрировано, что интерес к загробной жизни сильно поднялся. «В течение целого столетия, — утверждает один обозреватель, — интерес к великим темам смерти, бессмертия и вечной жизни не был столь широко распространен и столь глубок. Война создала новые небеса; будем надеяться, что она может помочь созданию новой земли» (Кirkland W. The New Death. Houghton Mifflin, 1918, p. 9. 231). Писатель Уинифред Кирклэнд под влиянием того, что война наполнила целые народы духом, который он называет «духом новой смерти», делает удивительное заявление: «Если даже в течение жизни нескольких поколений мы будем действовать на основе нашего предположения о существовании бессмертия, то более широкие горизонты, более глубокие основы наших целей так двинут вперед человеческое существование, что эта война действительно будет стоить той цены, которую за нее заплатили» (КirkIand W. The New Death. Houghton Mifflin, 1918, p. 163), (курсив мой — К. Л.). И многие христианские священники радовались воздействию первой мировой войны, поскольку она вследствие страданий, перенесенных в ходе ее, послужила причиной оживления веры в бессмертие и другие религиозные учения.
Хотя реакции на смерть других людей в соответствии с индивидуальным темпераментом значительно между собой отличаются, не следует сомневаться, что очень часто наиболее тяжелая скорбь постигает нас тогда, когда наши близкие бывают скошены преждевременно или когда их кончина внезапна и совершенно неожиданна. Часто эти два условия — внезапной смерти и смерти преждевременной — совпадают. Когда мы читаем в нашей утренней газете, что девять молодых и здоровых студентов колледжа внезапно гибнут во время сна от угарного газа, нас глубоко трогает как ужасная внезапность несчастного случая, так и безграничные неосуществленные возможности, которым был положен конец вместе со смертью этих молодых людей. Мы чувствуем также, какое невыразимое горе переживают их семьи, гордившиеся этими прекрасными сыновьями и братьями, преданными им в течение долгих лет и воспитанными с любовью, заботой и самопожертвованием только для того, чтобы смерть украла их, когда они только что собирались вступить в мир и проявить свои способности. К этому нужно прибавить чувство отчаяния, охватывающее эти семьи, которые лишены были возможности даже проститься, сказать последнее слово любви своим близким или сделать какой-нибудь жест, выражающий их привязанность к ним. С другой стороны, если мы возьмем совсем другой случай, когда старик преклонных лет, достигший высоких почестей, мирно умирает в силу естественного старческого упадка сил, мы едва ли почувствуем, что смерть жестока и ужасна. Фактически мы можем ощутить, что смерть осуществила свойственную ей и благодетельную функцию.
В результате этого мы должны будем отнести широко распространенную реакцию на преждевременную смерть к числу наиболее важных мотивов, порождающих веру в бессмертие. Ужасно представить себе, что как первая, так и вторая мировая война привели каждая к гибели среди солдат и мирного населения миллионов человек, большая часть которых находилась в молодом или цветущем возрасте. В настоящее время в США около девяноста пяти тысяч человек каждый год теряет жизнь в результате несчастных случаев, около шестнадцати тысяч человек совершают самоубийство. Каждый год более двухсот пятидесяти тысяч детей умирает, не достигнув пятнадцати лет. Не менее половины всех смертей в Америке падает на молодой и средний возраст, то есть до шестидесяти пяти лет включительно.
Но поскольку США в отношении низкого уровня смертности и по продолжительности жизни занимает одно из первых мест в мире, то положение в большинстве других стран соответственно еще хуже. Эти различные количественные показатели ясно говорят, почему у людей является обычным ощущение того, что смерть мошеннически отнимает у наших друзей, семей и всего человечества значительную часть опыта, который по праву им принадлежит. Если бы каждый человек, родившийся в США или других странах, жил до семидесяти или восьмидесяти лет, то исчез бы один из наиболее могучих факторов, ведущих к вере в бессмертие.
Смертные ищут в бессмертии много различных видов вознаграждения, помимо тех, которые нами были уже упомянуты. Один человек может желать другого существования прежде всего потому, что он потерпел неудачу в любви, другой потому, что никогда не был как следует признан социальной верхушкой, третий потому, что его жажда знания осталась неудовлетворенной. Этот последний мотив часто играл большую роль среди людей высокого ума и научных способностей; например, он, несомненно, играл большую роль в возникновении у Платона заинтересованности в бессмертии. Среди религиозных людей желание достигнуть более ясного видения бога и быть вместе с Христом, несомненно, было искренним и могучим элементом в их надежде на вечную жизнь. Иногда жажда знания после смерти принимает форму чистого любопытства по поводу того, что будет происходить на земле; у многих имморталистов имеется причудливое представление, согласно которому из другого мира, как с сиденья на спортивной арене, они будут смотреть вниз на земной шар и наблюдать разносторонний прогресс людей и наций, друзей и любимого дела.
