Есть также дополнительные мотивировки веры в бессмертие, которые в целом могут быть названы философскими. Английский гегельянец Бернард Бозанкет, например, придерживается мнения, что «стремление к продолжению жизни по сути дела, есть стремление к удовлетворительной целостности... То, о чем мы действительно заботимся, это не простое продолжение нашего „личного“ существования, но или сопутствующее этому продолжению освобождение, какое-то утверждение наших главных интересов, или какое-то устранение постоянной неудовлетворенности» (Bosanquet В. The Value and Destiny of the Individual. London, 1913, p. 274-275). С этой точкой зрения тесно связано представление, что только в случае, если есть бессмертие, жизнь имеет «смысл». Это просто другой способ выражения того, что, если нет бессмертия, жизнь ничтожна или неразумна, и, как было указано в предыдущей главе, такие заявления влекут за собой очень далеко идущие метафизические и этические предположения. Они явно связаны со всей философией ценности, которая обладает сомнительным достоинством и представляет собой немногим более чем рационализацию слишком человеческой тенденции требовать космического статуса для человеческих желаний и идеалов. Говоря словами Джона Дьюи, имморталисты стремятся к верному, твердому, постоянному в противоположность неизвестному, меняющемуся, непрочному. Или, выражаясь словами доктора Гораса Каллена, они хотят совершенной свободы, то есть «гладкого и непрерывного потока поведения; перехода желания в исполнение, мысли в действие, действия в факт» в царстве, где «опасность, зло и неудовлетворенность не существуют» (John Dewey and others, p. 434). Таким образом, становится очевидным, что тщетность какого-нибудь человеческого побуждения, стремления или идеала может иметь значение в том смысле, что она приводит к вере в потустороннее существование. Это особенно верно в отношении более эгоистичных и самоутверждающих действий, хотя интерес к потусторонней жизни не обязательно означает эгоизм.
Точно так же, как плохое здоровье является одним из главных краеугольных камней современной религии, известной под именем «Христианская наука», оно может стать и одним из главных стимулов возникновения веры в потустороннее существование. В небесах больной, хромой и слепой будут иметь приобщенные к вечному блаженству и совершенные тела, более уже не связанные с недостатками земного развития и не зависящие от усилий медицинского экспериментирования. Человек, ставший на этом свете навсегда инвалидом, на том свете будет подниматься каждое утро с энергией молодого атлета, готовый к бегу на длинные дистанции; нервнобольной будет чувствовать и проявлять только силу, уверенность в себе и спокойствие; согнувшийся, больной старик, медленно соображающий и с притупленными ощущениями, будет ходить, как в пору расцвета сил, прямой, красивый и быстрый. Таковы обещания рая. Эти обещания распространяются не только на тех, кто определенно болен, но и на всех, кто родился с каким-нибудь уродством или приобрел его. В великом потустороннем мире не будет горбунов; если человек потерял ногу, он может быть уверен, что бог вернет ему на небесах гораздо лучшую ногу. Даже те, кто просто имеет некрасивую наружность, могут ожидать известного улучшения ее в царстве бессмертия.
Большинство мотивов, поддерживающих верование в будущую жизнь, которые я приводил, могли бы воздействовать на любое человеческое существо, независимо от его положения в жизни и принадлежащей ему доли в богатствах этого мира. Но чрезвычайно важно помнить, что огромные массы людей с самого начала истории, кроме того, были склонны верить в потустороннюю жизнь просто в результате бедственного экономического и социального положения, в котором они по большей части находились. Пораженные бедностью, лишенные самых необходимых рйенных средств, под тяжестью изнурительного труда, они имели множество оснований для того, чтобы искать убежища и вознаграждения в видениях потустороннего мира. Отрезанные от богатых царств искусства и культуры, не имея доступа к образованию и возможности продвинуться в жизни, будучи всегда самыми многочисленными жертвами кровавых войн, которые постоянно поражали человечество, эти массы легко неестественно становились добычей галлюцинаций о блаженном потустороннем существовании, в котором все будет исправлено. И массы жадно слушали поучения царей, священников и других хранителей status quo, в которых говорилось, что, если они будут покорными и смиренными на земле, они получат замечательное вознаграждение на небе. Приведем в связи с этим остроумное замечание К. Маркса: «Ипотека крестьянина на небесные блага является гарантией для ипотеки буржуа на крестьянские земли» (Маркс К., Энгельс Ф., Соч. Т.7, с. 55).
Хотя целый ряд религиозных проповедников из среды аристократии, особенно в новейшее время, несомненно, относился с иронией к своим собственным проповедям, нет основания думать, что большинство их не было искренне набожно. Мало того, сама их искренность позволила им с полным сознанием занимать ту позицию, что поскольку достойные люди среди угнетенных и страдающих масс во всяком случае получат соответствующее вознаграждение в раю, то не имеет смысла особенно бороться за улучшение их условий здесь. Хитроумное изменение этой позиции — теория, состоящая в том, что поскольку цель существования заключается в развитии характера, то несчастливые и тяжелые переживания этой жизни являются просто неподражаемым методом, дарованным богом в целях развития и укрепления души.
Простой народ наряду с другими выдумками верил и религиозной басне относительно ужасных наказаний в потустороннем мире для тех, кто не выполняет установленных норм поведения и кто, полный излишнего самомнения, осуждает установившиеся эксплуататорские обычаи. Однако боязнь возмездия за могилой не означает ослабления веры в бессмертие; напротив, глубоко затрагивая наши эмоции, она может способствовать усилению этой веры. Как было уже сказано выше, в течение долгих периодов истории преобладающим чувством по отношению к будущей жизни было чувство страха, а не чувство надежды и радости. Поскольку предписания церкви всегда составляли для значительного большинства рабочих и крестьян главную часть их образования, их внимание сосредоточивалось то на значении небес, то на значении ада — в зависимости от того, что было выгодно церкви. Вообще говоря, грубое давление авторитета и традиции было одной из главных причин веры в бессмертие.
Решительное изменение экономической и социальной системы, которое сделало бы мир более здоровым и безопасным местом для жизни, имело бы далеко идущее воздействие на прочность и распространение веры в потустороннюю жизнь. Более рациональный социальный порядок, по моему мнению, быстро привел бы к решительному упадку идей бессмертия. Здесь мы имеем превосходную иллюстрацию, поддерживающую экономическую интерпретацию истории, согласно которой экономические силы и отношения имеют решающее влияние на такие важные элементы культурной надстройки, как религия. Это не означает, что в каком-то государстве, как своего рода экономической утопии, желание верить и вера в такую значительную религиозную идею, как идея бессмертия, автоматически и полностью исчезнет. И там все еще будут существовать стимулы для этой веры, внутренне присущие биологической и психологической структуре человеческих существ. Все еще будет существовать личная неудовлетворенность в связи с такими причинами, как недостигшее своей цели честолюбие и безответная любовь. Все еще будет существовать преждевременная смерть от несчастных случаев и болезней.
Но неудовлетворенность имела бы место в ином плане, не связанном с трудностями, возникающими в результате беспокойства и заботы об удовлетворении основных потребностей достойного существования. Психологическая и эмоциональная уверенность будет расти вместе с экономической уверенностью, в то время как преданность великим целям нового общества оттеснит личные неприятности и фрейдистские комплексы на задний план. Не может быть сомнения, что подчеркивание со стороны современной [буржуазной] цивилизации значения индивидуализма и экспансия «я» имели тенденцию способствовать развитию психологических черт, увеличивающих стремление к увековечению самих себя. Однако в обществе, основанном на сотрудничестве всех людей, делающем упор на коллективные усилия, развивалась бы тенденция способствовать альтруистическим, а не эгоистическим побуждениям человека. Каждому внушался бы идеал осуществления общественно полезной деятельности, а не деятельности, имеющей чисто личное значение. В этом в высшей степени усовершенствованном обществе будущего возросшая свобода от болезней, войны и насилия вообще привела бы к соответствующему уменьшению смертности в результате преждевременной смерти. В конечном счете при таком общественном порядке многие из наиболее могучих факторов, которые в прошлом и настоящем заставляли и заставляют людей искать сверхъестественного утешения в потусторонней жизни, были бы сведены к минимуму.
