Так. (Точка). Теперь Вы получили направление на работу старшего преподавателя кафедры престижного Киевского педагогического института имени А.М. Горького. Так. (-Точка). Посмотрите, как много Советская власть сделала лично для Вас, бывшего попа.
П. П. провел рукою по ряду жирных аккуратно начертанных точек; жестом пригласил меня самому посмотреть внушительное скопление точек-благодеяний и после артистически выдержанной паузы сказал:
— Видите! Так почему же после всего этого Вы хотите, чтобы мы Вас приняли ещё и в КПСС?
В ряд уже написанных точек П. П. в заключение дописал жирный черный кружочек и поставил после него косую линию. У меня невольно вырвался ехидный вопросик:
— Помилуйте, уважаемый Петр Платонович. Неужели Вы в один ряд ставите получение квартиры и вступление в КПСС?
П. П. с недоумением уставился на меня, а потом сгреб все свои бумаги, сунул их в папку, встал и молча вышел из аудитории.
Старшим преподавателем, доцентом, и.о. заведующим кафедрой я проработал в Киевском педагогическом институте с января 1964 по октябрь 1969 года. В 1965 году коммунисты кафедры, а потом и математического факультета рекомендовали меня кандидатом в члены КПСС.
Моё прошлое и настоящее в райкоме КПУ под руководством старых ветеранов партии три месяца проверяли партийные, комсомольские, советские органы (в том числе, конечно, органы КГБ). Ветераны партии были, в целом, доброжелательны ко мне. Их представитель докладывал результат своих исследований членам бюро райкома партии, рекомендовал принять меня кандидатом в члены КПСС. После ничего не значащих выступлений некоторых членов бюро, секретарь райкома сказал:
— Как мы все слышали, поступило предложение принять Дулумана Евграфа Каленьевича (далее он зачитал мое заявление и анкету) кандидатом в члены КПСС. Прошу голосовать. Кто — за?
Члены бюро РК КПУ подняли руки. Один из них замешкался, опустив голову. Это был мой старый знакомый П. П. Председательствующий обвёл взглядом голосующих и несколько уставился на Петра Платоновича Удовенко. П. П еще немного подумал, медленно и невысоко тоже поднял свою руку "за". Секретарь райкома подложил, для протокола, процедуру:
— Кто — против. — И опять посмотрел в сторону П.П. — Против нет.
— Кто воздержался? — Воздержавшихся нет.
— Итак, единогласно принимается решение о принятии Дулумана Евграфа Каленьевича кандидатом в члены КПСС.
Секретарь поздравил мета со вступлением и сказал краткое партийное наставление. Через год я стал полноправным членом КПСС. После этого никаких особых "палок в колеса", о которых можно было бы говорить в тексте этого сообщения не было.
В 1969 году меняя перевели на работу в Институт философии Академии наук Украины старшим научным сотрудником, потом избрали/назначили заведующим Отделом научного атеизма. Два года был председателем местного профсоюзного комитета Института философии, три раза избирался членом партийного бюро. В 1974 году защитил диссертацию "Религия как социально-исторический феномен" и был утвержден в научной степени доктора философских наук, а потом и в звании профессора. В 1982 году перешёл на работу профессора кафедры философии Украинской сельскохозяйственной академии. В 1998 году меня отправили на пенсию (тогда в 450 гривен, что равнялось, примерно, 80 долларов). В поисках работы был почасовиком в Академии адвокатуры при КГУ, потом в новообразованном, перестроечном, Киевском гуманитарном педагогическом институте. Три года был заместителем директора Одесского филиала Кредобанка, директором которого был мой ближайших друг и одногрупник по Одесскому кредитно-экономическому институту. В 2003 году был принят профессором на кафедру философии Киевского политехнического института, где работаю и сейчас.
Доктор философских наук,
кандидат богословия Дулуман Е. К.
30 июля 2011 года
2. Почему я перестал верить в бога
(Этот рассказ был опубликован в виде брошюры в 1957 г.)
2.1. Лекция в колхозе
Года два назад в летнюю пору я выступал с лекцией в колхозе имена Татарбунарского восстания на Одессщине. В обеденный перерыв колхозники собрались у силосорезки. Слушатели устроились поудобнее на сваленных у самых силосных ям кучах зеленой массы.
Среди присутствовавших было много верующих: баптистов и православных христиан. И, конечно, название лекции — "В чем вред религии" — не очень обрадовало их. Начало лекции они встретили настороженно, а через несколько минут послышалась язвительные замечания в мой адрес: "Еще молокосос, чтобы учить нас!", "А видел ли он библию хоть издалека?", "Да он не сможет отличить богородицу от святой троицы…"
Скрепя сердце приходилось эти реплики пропускать мимо ушей. Но они произносились всё громче. Мог вспыхнуть ненужный спор. Разговоры, появившиеся как незаметный журчащий ручеек, ширились и могли превратиться в бурный поток, отгораживающий лектора ог слушателей. Надо было искать выход.
Неподалеку от меня лежала большая ветка клена. Я поднял ее и обратился к колхозникам с вопросом:
— Что это такое, товарищи?
— Клен, — нехотя ответили голоса.
— Да, клен, дерево, — подтвердил я. — А это? — Я поднял лежащий у ног кустик сурепки.
Бурьян, сурепка, — последовал ответ.
Среди вас, — продолжал я, — много верующих.
Думаю, что все они легко отличают сурепку от клена, кустик однолетнего растения от дерева. Многие из вас вчера были в церкви….
Недовольная часть слушателей, рассеянно внимавшая моему повествованию, подняла головы. "Куда это ты гнешь?" — так и читал я по их недоуменным, но уже заинтересованным лицам.
— Как вы помните, — увереннее заговорил я снова, — в церкви читали из евангелия известную каждому верующему притчу о зерне горчичном, в которой Христос уподобляет царство божие горчичному зерну.
— Вроде бы вы там были, товарищ лектор, — не то с ехидством, не то с одобрением бросил реплику сидящий ближе всех старичок с лукавыми смеющимися глазами. На него зашикали. А я, приободренный, продолжал:
— Для верующих библия, евангелие — святые книги; все, что сказано там, якобы является несомненной правдой, глубокой мудростью. Христос, по их убеждению, — всеведущий и всезнающий бог. Но если бы они поближе познакомились с Христом, — пусть даже с таким, каким его описывает библия, то они легко увидели бы, что сплошь и рядом верующие в непогрешимость Христа оказываются намного умнее своего бога.
Теперь я видел, что присутствующие хотя и с недоверием, но внимательно слушали меня.
— Можно не сомневаться, что все из вас, — продолжал я, — безошибочно отличают дерево от сорной травы. А вот Христу это было не под силу. В самом деле: ведь в притче о горчичном зерне он умудряется в одном предложении сделать три грубейшие ошибки. Христос говорит, вы это слышали вчера в церкви: "Зерно горчичное есть меньшее из всех семян" на земле, но когда вырастет, становится деревом, так что прилетают птицы и укрываются в ветвях его". Давайте разберем ошибки Христа.
Первая ошибка Иисуса: зерно горчицы не является самым маленьким на земле. Даже зерно мака в несколько раз меньше зерна горчицы. А зерна таких растений, как повилика, омела, и того меньше. Вторая ошибка Христа: горчица совсем не дерево, я однолетнее растение. Она, как известная здесь всем сурепка, принадлежит к семейству крестоцветных. И, наконец, третья ошибка "сына божьего": горчица совсем маленькое растение (до 50 см) и, конечно, укрыться в "ветвях его" никакие птицы не могут. Вот какими нелепостями засоряет сознание верующих так называемое священное писание!
— Почему же в евангелиях так много подобных несообразнозностей — продолжал я. — Да только потому, что Иисуса Христа никогда не было. Он — вымышленная личность. Евангельские рассказы, так много раз повторяемые церковниками, настолько же доказывают существование Христа, насколько сказки доказывают существование жар-птицы, конька-горбунка или ковра-самолета. Много нелепостей в евангелиях встречается еще и потому, что сочинители сказок о Христе, — а таковых было очень много, — сами были невежественными людьми. Какие сочинители, такие и сочинения!
Я привел еще ряд подобных примеров из учения религии. Колхозники задавали множество волновавших их вопросов. Постепенно лекция перешла в беседу, а затем в открытый задушевный разговор. Я превращался то в слушателя, то в рассказчика. И если бы не хозяйский глаз председателя колхоза Василия Захаровича Тура, наш разговор, возможно, продолжался бы до вечера.
И все же после лекции колхозники не расходились. Снова посыпались вопросы, только уже в иной, дружеской форме. Всех интересовало: кто я? где живу? кто мои родители?
— Откуда вы" товарищ лектор, так хорошо знаете религию, библию? — спрашивали они. — Почему вы читаете лекции именно о религии, а не о чем-нибудь другом?
