– В Европе меньшинством считается этническая группа, которая приходит извне. Но христиане и мусульмане на Ближнем Востоке происходят из одной и той же культуры, причем христиане – исходная популяция. Большинство здешних мусульман – это бывшие христиане, в какой-то момент переменившие свою религию. Мне не нравится такое определение, потому что из-за него у христиан может возникнуть присущий меньшинствам комплекс неполноценности.
Наконец Рахеб отодвигает свое кресло от компьютерного экрана, и я спрашиваю, считает ли он, что Запад волнует ситуация с палестинскими христианами.
– Я думаю, что им это совершенно безразлично, – звучит ответ. – Европейские церковные власти хотят только использовать нас для своих целей. Мы служим лишь подпиткой их ненависти к мусульманам.
Митри Рахеб – это всего лишь один из примеров людей, с которыми мне предстояло нередко сталкиваться в дальнейшем как среди местных клириков, так и среди западных посредников в организации межрелигиозного диалога. Когда им задаешь вопрос об отношениях между христианами и их мусульманскими соседями, все они тут же принимают обиженный вид. «Мы братья, – заявляют некоторые из них. – Все проблемы – от Израиля».
Разница между этими двумя странами велика. Минуя пограничный пост при въезде на Вифлеемские холмы, проезжая мимо лагерей беженцев, туристических достопримечательностей, миротворческих организаций и богатых кварталов, вы наконец покидаете израильский оазис и попадаете в арабский мир. Тут сразу заметен другой тип мышления, в котором больше доброты, гостеприимства и суетности, – как среди богатых, так и среди бедных. Наряду с этим здесь чувствуешь угнетенность, отчасти оттого что длительная война против израильтян не принесла с собой ничего кроме поражения и страданий, а еще потому что все в палестинском обществе – от любви до политики – находится в той или иной степени под строгим контролем властей. Право на свободу – дефицит в арабских общинах, не исключая и эти территории, хотя палестинцев не отнесешь к народностям, претерпевающим самые суровые ограничения.
Проходя через пограничный контроль Автономии, я чувствую исходящий от палестинских мужчин гнев, который буквально витает в воздухе, скрываясь под маской самоиронии, и проявляется как минимум в виде горечи, накопившейся у них на протяжении многих десятилетий бесплодных усилий. Эта стена, воздвигнутая израильтянами в 2005 г. с целью предотвратить пересечение границы террористами, каждый раз напоминает им об их унижении. В таких городах, как Вифлеем, людям никогда не дают позабыть о том, что вокруг идет война.
Не подлежит сомнению и тот факт, что одна из причин великой миграции – Израиль. Израильские солдаты чуть не лишили жизни Митри Рахеба и его семью.
2 апреля 2002 г. Израиль оккупировал Вифлеем и начал охоту на террористов, организовавших теракт в Иерусалиме несколько дней назад. Его совершила одна смертница из лагеря беженцев Дехейше близ Вифлеема. Это событие произошло в начальный, мрачный период второй интифады, последовавший за 1990-ми, полными оптимизма и надежд на мирное сосуществование, которые испытывали обе нации. После процесса в Осло всем казалось, будто закон сможет естественным образом успокоить и свести на нет многовековый конфликт. За эти годы палестинцам удалось получить определенную степень автономии в крупных городах, в том числе и в Вифлееме.
Осенью 2000 г. идиллии наступил конец. Горечь вылилась в терроризм смертников, причем любые серьезные попытки Израиля его искоренить потерпели крах. Незадолго до этого Митри Рахебу и его семье довелось стать свидетелями последствий израильской борьбы с терроризмом, когда в израильском городе Нетания один из сторонников ХАМАСа расстрелял 28 гостей, собравшихся на пасхальный обед.
Только в марте 2002 г. было убито 100 гражданских лиц Израиля. Премьер-министр Ариэль Шарон оккупировал большую часть Западного берега. В итоге у Палестинской автономии было изъято все, что было ею приобретено в результате подписанного в Осло соглашения. В Рамалле были захвачены офисы Арафата. Теперь пришла очередь Вифлеема.
В лютеранский центр старого города, где проживал Рахеб с женой и двумя дочерьми, вошли массивные танки. Их дом находился как раз на полпути между израильскими танками и местом, облюбованным палестинскими снайперами. Тринадцать часов, укрываясь от пуль, семья Рахеба припадала к полу в собственном доме, пока снайперы не решили найти новые точки для обстрела.
Сыну одной из проживавших по соседству семей прострелили голову, а его пожилая мать истекала кровью, но помощи ждать было неоткуда. В другом доме вылетевшая из дула танка граната пробила стены спальни и вылетела наружу. В течение нескольких часов новости распространяли ложные слухи о том, что монах – на арабском это слово звучит как рахеб – убит в своей церкви. Все подумали, что речь идет о Рахебе Митри, и в адрес семьи посыпались соболезнования.
Это был худший день в его жизни [25]. Он был уверен, что для него и его семьи настали последние времена. Когда он наконец смог выйти и посмотреть, что случилось с его новым центром, перед его глазами предстали руины.
Он рассказывает, как спустя несколько дней, когда к месту разрушенного центра вернулись 12 израильских солдат, он вышел к ним в своем священническом облачении и попытался поговорить. Однако, когда он появился рядом со своим офисом, где мы находимся во время нашей беседы, солдат это только разозлило. Он сказал, что им стоило бы вести себя должным образом и позвонить священнику, чтобы тот пригласил их зайти. Это разозлило их еще сильнее, и в итоге его захватили в плен и продержали нескольких часов.
Только под давлением со стороны международных СМИ солдаты в конце концов отпустили Рахеба и оставили центр, который перед этим подвергся осквернению с их стороны. Митри Рахеб впоследствии перестроил его, сделав таким, каким он предстает на сегодняшний день.
Почему палестинские христиане видят в израильтянах самую большую угрозу в этом городе, понять нетрудно. Помимо множества других историй Митри Рахеб рассказывает, как израильские солдаты на одном из контрольно-пропускных пунктов Вифлеема в течение нескольких часов не пропускали его тестя, которому нужно было попасть в израильскую больницу в Иерусалиме. Он был на грани смерти из-за сердечного приступай когда наконец попал туда, жизнь старика спасти не удалось.
Подобный опыт отрезвляет, похожие эпизоды могут припомнить большинство палестинцев. Возможно, это также объясняет, почему палестинские христиане с подозрением относятся к западным наблюдателям, которые, по их мнению, пытаются вбить клин между палестинскими христианами и мусульманами: все палестинцы, вне зависимости от религиозной принадлежности, прошли опыт израильской жестокости. Подобно Рахебу многие христиане считают, что как только речь заходит о внутренней палестинской борьбе, Запад тут же забывает об ответственности израильтян.
После прочтения его книги у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что презрение пастора по отношению к израильскому государству вполне чистосердечно. Он прямо заявляет, что, несмотря на свою ненависть к нацистам, израильтяне ими «тайно восхищались и желали сравняться с ними по мощи. Испытываемое европейскими евреями чувство незащищенности превратилось в синдром безопасности. Безопасность стала золотым теленком еврейского государства. Будучи палестинцами, мы платим высокую цену за израильскую оккупацию» [26].
Мне начинает казаться, будто его гнев переходит в ненависть. Однако от Рахеба не скрыто и лицемерие по отношению к Израилю со стороны Запада, который, по словам пастора, гладит его по головке и предлагает ему свою горячую дружбу. На память приходит многотысячная демонстрация американских христиан, свидетелем которой я был за день до этого, попав в Иерусалиме на улицу царя Давида. Они несли плакаты, провозглашавшие их вечную преданность еврейской нации. Правые американские христиане, несомненно, одни из ближайших друзей Израиля. Однако американцам почему-то мало что есть сказать по поводу своих единоверцев по другую сторону Стены.
