В кратких выдержках из святоотеческих творений мы старались, как в фокусе, собрать лучи святоотеческой мысли, освещающие христианское учение о собственности и милостыне. Лучи эти — чистые и согревающие. Древняя православная Церковь, в которой они сияли, выступает перед нашими глазами вестницей той любви и правды, которые принесены на землю Христом Спасителем и являются светом христианской жизни, призванным светить миру. В этом свете мы видим картину той истинной жизни, какой и должны жить члены Церкви Христовой. Бог — Отец всех людей, дающий им все обильно для наслаждения; мир весь — отображение Божественной любви, приносящей людям свои дары; все люди — братья, призванные жить в отчем доме, пользоваться сообща всеми дарами отеческой любви без обиды друг друга, но разделяя между собой и скорби, и радости на пути своего странствования в горнее отечество. Так учили в Церкви ее великие служители. В жизни, конечно, было не то. Не только весь мир нехристианский не мог и постигнуть начал новой жизни во Христе, но и самая христианская жизнь была далека от своего идеала, особенно когда начала охладевать «первая любовь». И среди христианского общества не было истинно братских отношений, видны были яркие картины неправды земной, слышны были неумолкающие стоны обиженных и обездоленных в мире — в этом доме общего Отца. И все сердца, страдавшие от недостатка братской любви, все жертвы человеческой злобы и неправды, все души, задыхавшиеся в атмосфере начал мирской языческой жизни, все алчущие и жаждущие правды — все они, как цветы к солнцу, тянулись к Церкви, у нее искали и помощи, и защиты, и утешения в своей скорби, у нее просили хлеба жизни и воды живой, текущей в жизнь вечную. И Церковь помогала им, утешала их, кормила голодных, одевала нагих и согревала озябших; делала все это, но делала и еще большее этого: насыщала и напояла людей духовно, светила миру светом истинным, согревала его теплом вечной правды и любви. И у Церкви могло не хватить хлеба земного, чтобы всех насытить, но у нее было всегда достаточно хлеба духовного, слова Христовой истины, которым истинно жив человек. Выходил пастырь Церкви ко всем жаждавшим истины учить их, и радостными ударами отвечало скорбящее сердце на речи эти. Говорил этот пастырь, что наше истинное жительство на небесах, что земные состояния людей — это только театральные маски, которые нужно будет сбросить каждому, когда пробьет последний час его жизни. Говорил этот пастырь, что все в этом мире — не наше собственное, но принадлежит небесному нашему Отцу, перед лицом Которого все мы — дети и наследники, почему нам и приличнее всего поделить все поровну, как братьям. И когда обращался пастырский взор в сторону богатых, горячим обличением звучало слово провозвестника Христовой истины. Слово это говорило о поругании правды Божией на земле и призывало, призывало горячо и неустанно к милости и любви. А когда этот пастырский взор обращался в сторону бедных и обиженных в этом мире, звучало слово отеческой ласки и утешения. Слово это говорило о том, что придут дни, когда воссияет в мире свет правды Христовой, и что будет праведное воздаяние всем. Грозные обличения богатых сливались с ободряющим утешением бедных; горячие призывы к милости и правде переходили в предостерегающий голос отеческой любви, ревнующей о спасении духовных детей. Церковь была истинной матерью для верующих: матерью, тем существом, которое для детей является носительницей любви, самоотверженной защитницей, источником всего чистого, греющего, ласкающего, к которой дети простирают свои руки, лаской и заботами которой живут. Такова и была древняя Вселенская православная Церковь в учении о ней ее пастырей и учителей. И когда последние говорили, что «кому Церковь не мать, тому Бог не отец», они знали, что говорили. Церковь была проводником любви Христовой и света Его истины в жизнь мира, и кто отвергал эту любовь и отворачивался от этого света, тот отвергал и дело Христово и не хотел взирать на Его чистый небесный лик...
Пятнадцать веков протекло с того времени, как учили в Церкви последние из тех ее отцов, учение которых по вопросу о христианском отношении к собственности мы изложили. Мир жил эти века своей жизнью; и теперь, так же, как и в дни святоотеческого учительства, нет правды на земле в отношениях между христианами, и дивными кажутся нам слова Евангелия Христова о братстве людей, как детей одного Отца. И теперь, так же как и в первые дни христианства, миллионы обездоленных в мире идут к Церкви и через нее приносят в жертву Богу свои сокрушенные сердца, ожидая здесь утешения и просвещения. Наша русская православная Церковь есть часть великого вселенского целого и должна являться носительницей тех идей, какими жила древняя Церковь. К ней, русской православной Церкви, протянуты не только руки просящих, но устремлены сердца, любящие правду и тоскующие по ней. И наша Церковь должна быть вестницей правды Христовой, должна исповедовать Его истину, обличать мир в том, что нет правды в его жизни, и указывать миру единый путь жизни во Христе и Его слове вечной истины. И если наше богословие и проповедь в храме призваны быть слугами Церкви и содействовать ее возрастанию в мире, то они должны исповедовать и проповедовать истину Христову во всей ее чистоте и лучезарной красе, а не извращать ее в угоду началам, господствующим в нашей наличной жизни. Нами было кратко указано на ложь того пути, каким идут, в общем, современные нам богословие и проповедь в уяснении христианского взгляда на вопросы об отношении христианина к собственности и помощи нуждающимся. Коренная ложь эта в том, что за норму христианских отношений принимаются не те идеальные начала жизни, какие были возвещены миру Господом Иисусом Христом, но начала, фактически господствующие в нашей, языческой по духу, жизни. Поэтому и оказалось возможным дойти до такого ослепления, чтобы от имени Церкви Христовой советовать хранить и умножать свое богатство в то время, как братья умирают с голоду, и жить в роскоши тогда, когда великое множество людей не имеют и крова. Так учить, значит, поистине, подавать алчущим правды камень, вместо хлеба; и нужно ли удивляться, что когда такие учители говорят: «Церковь — мать наша», — то, хотя они говорят истину, но в их устах уныло звучит она, и не ощущается в их речи всего тепла этого образа — материнства Церкви. И есть лишь один надежный путь для нашей русской богословской мысли сохранять верность Христу — это прислушиваться более к голосу предания Вселенской Церкви, чем к голосу предания человеческих обычаев; усваивать значение вечной правды слову Евангелия, а не меняющимся человеческим установлениям и мнениям. Русская богословская мысль, если она желает быть верной заветам древней Церкви, должна на пути своего исповедания и пропове- дания Христовой истины идти в мир со знаменем, на котором были бы начертаны великие слова псалмопевца, обращенные им к Богу: «правда Твоя — правда вечная, и закон Твой — истина».
ПРИЛОЖЕНИЕ. Архиепископ Василий (Кривошеин). ПРЕПОДОБНЫЙ СИМЕОН НОВЫЙ БОГОСЛОВ И ЕГО ОТНОШЕНИЕ К СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
Мне хотелось бы рассмотреть в настоящей статье несколько характерных мест из «Огласительных Слов» пр. Симеона Нового Богослова[1006], в которых отражается отношение этого духовного писателя и мистика к политической и социальной действительности своего времени и оценка ее им. Пр. Симеон Новый Богослов не был политическим писателем, интересы его всецело сосредоточены на вопросах духовной жизни, вполне естественно поэтому, что прямых политических высказываний у него не встречается. Тем не менее даже говоря о духовной жизни или об отношениях между человеком и Богом, пр. Симеон Новый Богослов любит пользоваться образами и примерами, заимствованными из общественной жизни, и в этих образах часто проглядывает его отношение к ее явлениям. Так, например, повторяя вслед за апостолом Павлом (1 Кор. 1, 27-28), что «оставив мудрых и сильных и богатых мира, Бог избрал по неизреченной Своей благости немощных и немудрых и бедных мира»[1007], Симеон Новый Богослов делает следующее противопоставление между Божественным и земным царством: «Люди отвращаются их (т. е. немощных, немудрых, бедных), земной царь не переносит их вида, начальствующие от них отворачиваются, богатые их презирают и, когда встречают их, проходят мимо, как будто бы они не существовали, и общаться с ними никто не считает желаемым, а Бог, Которому служат бесчисленные множества ангелов, все содержащий словом Своей силы, Кого великолепие непереносимо для всех, не отказался стать отцом и другом и братом этих отверженных, но захотел воплотиться, чтобы стать подобным нам по всему кроме греха и сделать нас причастниками Своей славы и царства»[1008]. В этом отрывке из Второго «Огласительного Слова» интересно не только яркое описание, как «богатые» с отвращением и презрением относятся к «немощным и бедным», и как «царь» даже «не переносит их вида», но и само противопоставление «земного царя» небесному Царю, Богу, Который в отличие от земного не отказался обнищать и стать человеком, подобным нам, нашим братом. Как видно отсюда, пр. Симеону Новому Богослову была чужда мысль, будто бы «земной царь» является образом Бога на земле, и что земное царство есть отражение Царства Небесного. Наоборот, земное царство со всеми его порядками представляется ему противоположностью Царству Божиему.
