к западному христианству. Выяснилось, – еще начиная с Петра, а теперь и окончательно, – что особняческое существование окончено, ибо культурные потенции греко-российского Православия исчерпаны, и, если мы не выищем новых путей, нам остается либо прозябание православного Востока, которое, впрочем, для нас также исключено, либо безбожие «интернациональной» цивилизации, с которой, уже с Петра и в особенности теперь, мы бессильны бороться.
Светский богослов. Но почему вы так решили вдруг, что Православие себя исчерпало? Да и в суждениях ваших о нем явное противоречие. У вас выходит, что Православие есть какой-то сплошной провинциализм, религиозно-исторический тупик, а вместе с тем ведь и вы не отрицаете, – да и еще бы попробовали отрицать, – что оно явилось в истории основой русской государственности и культуры.
Беженец. Это понятно. «Греко-российское Православие» есть истинное христианство только в исторически ограниченной форме. Оно имеет поэтому всю творческую силу, которая присуща христианству, но эта сила оказалась ограниченной благодаря этой своей исторической скорлупе. Россия велика и долго могла жить в себе и собою, не ощущая своих собственных границ, но, когда это стало невозможно, оказалось, что московская вера остается или непримирима к истории и хочет неподвижности и, вследствие бессилия и испуга, может только анафематствовать, – или же не менее бессильно и рабски приспособляться (вот как теперь, явно для всех, «Живая Церковь», а в сущности – и вся Русская Церковь начиная с Петра), и жизнь все более теряет церковную основу. Русская Церковь выпестовала русскую монархическую государственность и в ней для себя самой раковину; теперь эта раковина разбита другими, нецерковными силами, и моллюск – простите грубое, но точное сравнение – остался без раковины. На мгновение показалось, что он может жить по-старому и без нее, но скоро выяснилось, что это уже невозможно. Настоящее время страшно ответственно для Церкви, потому что на духовные блага существует растущий спрос, и нужна действительно живая Церковь, чтобы духовно повести народ. Скажите по совести, способна на это теперешняя Русская Церковь, как она есть, помимо всех этих преследований и гонений, которые только затемняют картину? Батюшка, скажите вы свое мнение: да или нет?
Приходский священник. Нет!
Беженец. Вот я и думаю, что нет. И, конечно, не потому, что и не может быть, потому что наступили времена Антихриста и прочее, Антихрист-то Антихристом, а Царствие Божие должно проповедоваться в мире. И я думаю, что в России наступило теперь действительно лето благоприятное для религии, только бы оказались люди веры на высоте призвания, ибо жатвы много, делателей мало, а главное – они слабы, неуверены в себе, в своей правде и силе, а потому и нерешительны. И на самом деле они не решили, куда им держать свой внутренний курс, где друг и враг. Если быть последовательным и верным своему «греко-российству», то нужно благочестиво взирать на фанариотов да пандосов и ориентироваться по турецкой чалме, <…> лохмотья которой прикрывают доселе восточное Православие. В западном же мире видеть сплошную ересь. Или же занять принципиальную позицию старообрядчества с его поп possumus [101] ко всему, что не носит печати Московской Руси XVI века. Так ведь и то и другое есть только лицемерие и ложь, которую, даже при искреннем желании, бессильны мы осуществить в жизни, и, потому беспринципно, духовной контрабандой, (и потому безбожно), начиная с Петра, мы общаемся с Западом. Или же нужно эту ложь извергнуть и внутренне преодолеть своего рода религиозным западничеством, попросту говоря, соединением Церквей, которое и явится положительным смыслом дела Петрова и запоздалым его довершением!
Светский богослов. Вся эта ваша программа есть простая иллюзия, потому что Католичество в своей исторической оболочке, если хотите, еще более устарело, чем Православие, которому присуща свобода, а потому и гибкость и приспособляемость. Дело Католичества кончено. Руководящее значение в истории сейчас принадлежит протестантским странам, да и в католических странах Католичество бессильно и гонимо, кто же этого не знает. Надо смотреть открытыми глазами и видеть, что в мире происходит общее отпадение от веры, в известном смысле закономерное, ибо предуказанное в слове Божием, и в наиболее варварских и жестоких формах оно проявляется и в России. И этот кризис веры совсем не означает, что Православие изжито, – нет, оно отвергнуто, как и все христианство, яростию антихристовою.
Беженец. С антихристовыми силами Церкви приходится считаться во все времена своего существования, с начала и до конца, и однако этим все-таки нет основания прикрывать слабости исторических Церквей. Церковь должна сознавать себя побеждающей в силе и правде своей и стремиться к победе, а не мириться с поражением, как с чем-то неизбежным. Разумеется, вы правы, что и протестантизм, и индифферентизм, и атеизм теперь распространены, но они не имеют в себе силы и состоятельности и царство их разделяется на ся. И сейчас остается справедливым, что есть единая истинная единящая сила и в западном мире – Церковь Христова, и ей, может быть, не в далеком будущем предстоят новые победы и завоевания.
Светский богослов. Старое пророчествование, но уже по новому адресу, опять dacapo [102]…
Беженец. Нисколько, просто учет положения. Протестантизм религиозно разлагается, если уже не разложился, и он не в состоянии насытить и удержать жаждущие души надолго, с этим и вы должны согласиться. Разумеется, здесь приходится считаться и с вековыми предрассудками, как и у нас, например, в Англиканстве, и вообще с англиканским упорством, а все-таки все религиозно живое, если не разбредается по теософским и антропософским лощинам, должно собираться в католическое лоно, и Папа снова будет призван в духовные владыки христианского мира, и сие буди, буди!
Светский богослов. Это уже прямое переложение пророчествований Достоевского о Третьем Риме и о Белом царе, которые, ничтоже сумняся, перекладываются по адресу Рима Первого.
Беженец. Нисколько не перекладываются, до того мы еще дойдем. Итак, восстановление православного церковного общения с Римом означает не прорубленное в стене московского староверческого терема окно, чтобы через него наводнить интернациональной дешевкой весь терем, а затем его и сломать, но открытое, религиозное, честное соединение со всемирной, всенародной Церковью. Для России это будет духовное освобождение от религиозного национализма «греко-российства» и тем самым внутренним преодолением безбожного Интернационала христианской всенародностью. Но и для самой Западной Церкви, для всей Церкви Христовой, соединение Церквей будет великое торжество, которое явится источником новых сил. Ведь только подумать: что может дать духовное возрождение великого русского народа, который находится сейчас в цепях духовных, в стране греха и безбожия, но таит в себе великие и не явленные еще духовные силы, которые он показал в великих своих святых угодниках… Поистине это
