Духом Святым и огнем». Но апостол Иоанн специально подчеркивает: крестили приходящих к ним людей только апостолы, но не Сам Христос.
Иисус несколько раз в Новом Завете говорит о том, что только предстоит принять Ему и тем, кто будет Ему верен. «Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь?» – спрашивает Он у своих апостолов. И Сам же обещает им: «Чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься» (Мк. 10:38–39).
А в Евангелии от Луки Он с глубоким внутренним напряжением говорит: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк. 12:50). То, что Он пришел дать людям, еще не может быть им передано, и цена этому будет очень высока.
Омовение водой – это окончание Ветхого Завета, приготовление к Завету Новому. Новозаветное крещение, которое примут люди из рук Христа, соединит их со Спасителем гораздо крепче, чем омовение в водах Иордана. Крещение Духом Святым и огнем – это именно то, которое знаем мы, крещение в смерть Христову и Его воскресение. Но для этого Иисусу придется пройти крестный путь, умереть и воскреснуть. А пока что на берегах Иордана крестят Его ученики и ученики Иоанна, призывая пришедших к покаянию.
Выйди от меня
Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети.
Войдя в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки (Лк. 5:1–3).
А немногим ранее:
…Он, выйдя из дома, пошел в пустынное место, и народ искал Его и, придя к Нему, удерживал Его, чтобы не уходил от них (Лк. 4:42).
Он еще почти неизвестен, у Него еще и Двенадцати нет, а Ему уже не дают спокойно проповедовать: ищут, окружают, пытаются удержать: побудь, побудь еще с нами, не уходи.
И ни почтительность, ни благоговение перед Его ощутимой силой и непонятной властью не мешают слушателям тесниться к Нему и в прямом смысле хвататься за Него.
«Чтобы слышать слово Божие…» – уточняет евангелист. Не для того, чтобы что-то попросить, даже не ради исцеления – просто чтобы послушать.
Хотя просто послушать можно и на расстоянии: двумя строчками позже Иисус показывает это, прыгая в лодку и отплывая, чтобы иметь возможность обратиться ко многим, а не только к тем, кто окружил и обступил Его. Нет, им хочется именно быть ближе к Нему.
А ведь Иисус никогда не потакает страстям Своих слушателей. Не горячит их пламенной патриотической проповедью, не взвинчивает и не доводит до кипения. Он не политический лидер, «заводящий» толпу и доводящий ее до истерики. Он говорит просто и прямо, порой жестко и требовательно, но никогда – сладостно и льстиво.
Но люди при этом безошибочно чувствуют главное – и тянутся к Нему.
С Ним не страшно. И Он не страшный, хотя в Нем и власть, и сила. Нормально хотеть быть к Нему поближе: даже если слова Его обличают грех, Его доброта и любовь утешают и ободряют грешника. И как же ненормально бояться, бежать и прятаться от Него, видя в этом смирение и благоговение!
Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова.
Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть.
Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась.
И дали знак товарищам, находившимся на дру-гой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть.
Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный (Лк. 5:4–8).
Каждый раз, читая эту сцену, хочу спросить Петра: «Куда?! Куда ты Его просишь выйти? Ты ж еще не видел, что Он может ходить по воде, как ты себе вообще это представляешь – выйти из лодки посреди Галилейского озера?!»
Нет, Петр не был бы Петром, упусти он возможность сказать нечто порывистое, необдуманное и одновременно очень настоящее, верное и искреннее. Он противоречит и здравому смыслу, и самому себе: уйди, уйди от меня – и обнимает Его колени, припадает к Нему, обретенному.
Петр не бежит от Него сам, хотя уж ему-то, рыбаку, точно ничего не стоило прыгнуть в воду и отплыть хотя бы на соседнюю лодку.
Ему и страшно быть в открывшемся Свете, и вся мирская справедливость, которую он знает, требует с этим Светом расстаться, лишить себя этой благости по своим грехам. Но себя, все существо свое, не обманешь: Он нужен, так сильно нужен, что, даже прогоняя Его, хватаешься за Него, прося уйти – одновременно желаешь, чтобы остался.
Уйди, потому что я грешный и недостойный; но останься, потому что я не могу без Тебя.
При этом сама логика происходящего подсказывает, что просить Христа сейчас уйти, может, и благочестиво, но нелепо; единственно правильное – паче всякого чаяния прижаться к Нему, потому что этого и хочется, и пока Он здесь, не затонут лодки, никто не погибнет, все будет хорошо.
Вообще это очень жизненно.
«Уйди от меня», – шепчут вина, страх и стыд. Уйди, я боюсь Тебя, я недостоин, исчезни, не смотри, не видь. Я грешен, я не должен, не смею быть с Тобой. Уйди! (Хоть бы в душе все плакало «останься» и все внутри тянулось к Нему.)
Но как нелогично было Петру ради своей греховности просить Его уйти из лодки посреди озера, так же нелогично выгонять Его из своей жизни, скрываться от Него и не приступать к Нему, стыдясь своих грехов.
Свобода воли – вещь крайне относительная. Порой мы делаем то, что не хотим, делаем по доброй воле, хотя желаем совсем не этого.
Порой мы бежим от тех, от кого совсем не хотим бежать, лишь потому что считаем, будто так надо. И это «надо», принимая различные формы («я недостоин», «я провинился», «я должен освободить от себя»), висит над нами дамокловым мечом, заставляя уходить или порываться уйти, вопреки нашему сердечному желанию, но по нашей воле.
От Бога мы тоже так «уходим» – не желая этого, но добровольно: прячемся от Него из-за нашей греховности, боимся оскорбить Его своим недостойным видом. Уходим или говорим Ему «уйди», как сказал Петр в лодке.
Наша воля, в конце концов, может ошибаться: мы делаем нечто, думая, что хотим этого, но на самом деле хотим совсем иного.
И будь Бог равнодушен к нам, Он принял бы эту нашу «волю»: ведь она свободна? – свободна. Мы сами выбираем,
