никаких сомнений в том, что именно отношение юристов, а не комментаторов и иных богословов, точнее отражает практику мусульманских правителей и администраторов. Большинство из них не могли в отношении
зимми, как и во многих других вопросах, пойти навстречу требованиям своих религиозных советников и критиков. Правила, которые установили некоторые
улемы насчет сбора
джизьи и связанного с этим, относятся больше к истории ментальности, чем институтов. Важность такого рода вопросов возрастает во времена кризисов и поражений.
В общем, эти предписания снова и снова иллюстрируют необходимость напоминать неверному о его ущербности, а с другой стороны, предложить ему позволение — и даже искушение — об этой ущербности забыть. Такое напоминание не делается ни женщине, ни рабу.
После смерти Пророка власть ислама распространилась на обширную территорию, простирающуюся от Атлантики на западе до границ Индии и Китая, а иногда даже за пределами этих границ, на востоке. На новообретенных территориях жили крупные, значительные, устоявшиеся религиозные общины; существовали также старые устоявшиеся правовые и административные системы, регулирующие взаимодействие этих общин. Важнейшими из этих систем, фактически единственными, с которыми столкнулось исламское государство в первые века своего становления, были унаследованные от древности системы Персидской и Римской империй {14}. Подавляющее большинство новых подданных исламского государства составляли христиане различных конфессий. Ирак, хотя и входил в состав Персидской империи, был преимущественно христианско-несторианским. Сирия, Палестина, вся Северная Африка и мусульманские приобретения в Европе были частью христианской Римской империи. Во всех этих странах существовали еврейские меньшинства, иногда весьма многочисленные. В Иране тоже было и христианское, и еврейское население, но большинство иранцев исповедовали зороастризм или один из его вариантов.
В первые века исламского правления попыток насильственного прозелитизма практически не было, распространение веры осуществлялось скорее путем убеждения и поощрения. Темпы и масштабы этого процесса на основе имеющихся данных оценить трудно, и некоторые ученые утверждали, что еще до Крестовых походов немусульмане по-прежнему составляли большинство населения, однако ясно, что множество христиан, евреев и зороастрийцев приняли мусульманскую религию и стали частью исламского общества {15}.
Судьбы трех религий после мусульманского завоевания сложились очень по-разному. Хуже всех пришлось зороастризму. Доисламское персидское государство, в отличие от христианских государств, было полностью побеждено и разрушено, а все его территории и народы стали частью Исламского халифата. Зороастрийское священство было тесно связано с властной структурой Древнего Ирана. Теперь, лишенные этой связи и не обладающие ни поддержкой влиятельных сторонников за рубежом, которой пользовались христиане, ни горьким навыком выживания, которым обладали евреи, зороастрийцы оказались в состоянии упадка и безысходности. Их число быстро сократилось, и поразительно, что они практически не участвовали в иранском культурном и политическом возрождении, происходившем под эгидой ислама в Х веке и далее.
Христианство с ростом ислама и созданием исламского государства было побеждено, но не уничтожено. Процессы расселения арабов, обращения в ислам и ассимиляции с господствующей культурой постепенно превращали христиан — когда и на каком этапе, сказать невозможно — из большинства населения в меньшинство. В некоторых местах, особенно в Центральной Азии, Южной Аравии и Северной Африке [20], где христианство до появления ислама занимало значительное или даже, в последнем случае, доминирующее положение, оно исчезло полностью. Для многих христиан переход от доминирующего к подчиненному статусу со всеми его бедами был слишком невыносим, и многие спаслись от подчинения, приняв ислам и присоединившись к господствующим вере и общине. Иудаизм, напротив, выжил. Евреи больше привыкли к невзгодам. Для них исламское завоевание означало в большинстве мест лишь смену хозяев, причем зачастую смену к лучшему, а терпеть и приспосабливаться к ситуации политического, социального и экономического бесправия они уже научились. В главных странах Ближнего Востока: в Египте, Сирии, Ливане, Земле Израиля и в меньшей степени в Ираке, христианство проявило больше выносливости, чем в Северной Африке, и христианские меньшинства в массе своей выжили. Причина может быть в том, что в этих странах христиане пользовались тем же, если можно так это назвать, преимуществом, как евреи: опытом выживания. В Ираке они были подчинены господству зороастризма; в Египте и сирийских землях хотя и разделяли христианскую веру с правителями Византийской империи, принадлежали к разным сектам и подвергались дискриминации, а временами и преследованиям. Для многих приверженцев восточных церквей появление ислама и переход их страны от христианского правления к мусульманскому означали заметное улучшение их положения и большую степень религиозной свободы, чем раньше.
Дальнейшая экспансия ислама вывела власть мусульманского государства за пределы Ближнего Востока и Северной Африки, которые были также родиной христианства и иудаизма, в новые районы, где эти религии не имели никакого практического влияния. Буддисты и индуисты в Азии, анимисты в Африке к югу от Сахары и Эфиопии теперь вошли в ареал мусульманской власти. Для мусульман это были многобожники и идолопоклонники, и потому право на терпимость на них не распространялось. Им предстояло выбирать между исламом и смертью, которая в более позднее время могла быть заменена рабством — по усмотрению захватчиков.
В огромной, созданной завоеванием империи мусульмане оказались группой доминирующей, но немногочисленной. Их религия предоставила им ряд основных принципов управления населением, а от старых режимов, которым они пришли на смену, им достались традиции, обряды и даже персонал, чтобы с их помощью применять эти принципы на практике или преобразовывать их. Некоторые особенности ситуации на бывших персидских и византийских землях, составляющих отныне Исламский халифат, очень существенны для понимания мусульманской политики по отношению к другим религиям.
Самым существенным, возможно, является то обстоятельство, что в Ближневосточном регионе уже давно царил этнический и религиозный плюрализм. Правда, греческие православные хозяева Византии, как и персидские хозяева-зороастрийцы, пытались в не столь отдаленном прошлом навязать свою веру и идентичность другим религиозным и этническим группам. Но эти усилия не увенчались успехом, а возникшая напряженность и обида сыграли на руку мусульманским завоевателям и сделали их дальнейшее присутствие более приемлемым. Помимо одного незначительного и краткого эпизода, арабо-мусульманские правители не повторяли ошибок своих предшественников, а с уважением приняли традиционную, существовавшую с древности модель плюрализма. Основой было не равноправие, а как раз доминация одной группы и, как правило, иерархическая последовательность других. Равенства этот порядок не допускает, но обеспечить мирное сосуществование позволяет. Доминирующая группа, как правило, не настаивает на подавлении или поглощении других. Сначала эта группа определялась как арабы-мусульмане, затем — просто мусульмане. Доступ в нее после замены этнорелигиозного определения чисто религиозным стал открыт для всех, что в течение столетий позволило доминирующему меньшинству превратиться в подавляющее большинство.
Этому превращению также способствовала характерная для Ближнего Востока на
