Филолая, которая, помимо традиционных для пифагорейской медицины причин болезней (недостаток или избыток тепла, холода и пищи), отводила главную роль состоянию желчи, крови и флегмы (A.L. XVIII = 44 А 27). См.: Manetti D. Doxographical Deformation of Medical Tradition in the Report of the Anonymus Londinensis on Philolaus, ZPE 83 (1990) 215-233.
Palm. Op.cit, 110 ff; Pohlenz. Op.cit, 80 ff; Sigerist. Medicine, 317; Goltz. Op. cit, 275 ff.
О роли пифагорейцев и особенно Эмпедокла с его учением о четырех элементах см.: Schöner Ε. Das Viererschema in der antiken Humoralpathologie. Wiesbaden 1964, 4 ff, 13 f, 55.
Pl. Res. 406 a-c; см.: Jüthner. Op.cit, 9 ff; Schumacher. Medizin, 81 ff. Отождествление Геродика из Селимбрии с книдским врачом Геродиком (Grensemann Η. Knidische Medizin. Teil I. Berlin/New York 1975, 14 f) ошибочно; см.: Kollesch J. Knidos als Zentrum der frühen wissenschaftlichen Medizin im antiken Griechenland, Gesnerus 46 (1989) 11-27.
Grensemann. Op.cit., test. 6a-b.
A.L. IV,31 ff = Grensemann. Op.cit., test. 8. Не объясняется ли влиянием Алкмеона та странная роль, которую играет голова в учении Еврифона? Ведь именно Алкмеон считал недостаток или избыток пищи главной непосредственной причиной болезней, а мозг — одним из мест их возникновения (24 В 4). Сходной доктрины о роли головы в пищеварении придерживался некий Тимофей из Метапонта, в пересказе учения которого также встречается выражение τους κατά τήν κεφαλήν τόπους (A.L. VIII,9 ff). Об этом Тимофее больше ничего неизвестно, но его происхождение из Метапонта говорит о том, что он стоял к кротонской диететике даже ближе, чем Еврифон. Еще один приверженец этого учения, некий Алкамен из Абидоса, полагал, что пищевые «остатки», подымаясь к голове, затем распределяются ею по всему телу и вызывают болезни (A.L. VIII,6 ff). Из краткого упоминания о Еврифоне в этом же пассаже можно понять, что и он приписывал голове роль вспомогательного органа в распределении пищевых «остатков». Не связано ли это с открытием Алкмеона решающей роли мозга в жизнедеятельности человека? См. ниже, IV,5.3.
Если даже принять хронологию Еврифона (род. ок. 500 г.), предложенную Гренземаном (Grensemann. Op.cit., 197 ff), то и в этом случае он оказывается младше Каллифонта, Демокеда и Алкмеона и ровесником Иккоса. Однако эта датировка явно слишком ранняя. Из биографических данных следует, что: 1) Еврифон был старше, чем Гиппократ (род. ок. 460 г.) и вместе с ним лечил македонского царя Пердикку, правившего около 450-413 гг. 2) Платон-комик (писал между 425 и 390 гг.) высмеивает поэта Кинесия (вторая половина V в.), которого Еврифон лечил с помощью прижигания (Grensemann. Op.cit., test. 3-4). Таким образом, время деятельности Еврифона следует отнести к середине и второй половине V в.
О влиянии на Еврифона новых диетических методов, идущих из Италии, см.: Lorenz G. Antike Krankenbehandlung in historisch-vergleichender Sicht. Heidelberg 1990, 174 ff. В целом о связи западногреческой и книдской медицины см.: Palm. Op.cit, ПО ff. В более ранней работе Гренземан также отмечал влияние Алкмеона на развитие идей книдской школы (Grensemann Η. Die hippokratische Schrift 'Über die heilige Krankheit'. Berlin 1968, 27 f), но после критики Жуанна (Jouanna J. Hippocrate. Pour une archeologie de Vecole de Cnide. Paris 1974, 510 n. 1) ограничился одним беглым упоминанием о нем (Knidische Medizin, 53).
Так, например, в трактатах «О болезнях» и «О внутренних болезнях» основой терапии служит диететика; о лекарствах в нашем понимании почти ничего не говорится (Goltz. Op.cit, 109 f, 202 ff; 286 ff). Гейдель справедливо называл диететику «основой гиппократовской медицины» (Heidel. Medicine, 121).
О пифагорейском влянии на этот трактат см.: Wellmann Μ. Die pseudohippokratische Schrift Περί άρχαίης ίητρικής, AGM 23 (1930) 299-305; ср.: Festugiere A.-J. Hippocrate. LAncienne medicine. Paris 1948.
О классификации растений на «холодные» и «горячие» см. ниже, IV,5.2.
Вельман считал автора трактата «О священной болезни» пифагорейским врачом (Wellmann, Schrift, passim). Это, разумеется, преувеличение, но его близость к Алкмеону несомненна (Grensemann. Schrift, 27 f).
Edelstein. Hippocratic Oath; Sigerist. Medicine, 98, 231, 300 f.
De Vogel, 235 f; Carrick P. Medical Ethics in Antiquity. Dordrecht 1985, 110 f, 134 f.
Очень вероятно, что занятия Менестора ботаникой начались с лекарственных растений, в которых он пытался обнаружить интересующие его качества, а затем распространились и на другие виды растительного мира. Ср.: Singer Ch. Greek Biology and Its Relation to the Rise of Modern Biology, Ch. Singer, ed. Studies in the History and Method of Science. Oxford 1922, 22.
О развитии этого понятия Феофрастом см.: Hoppe. Op.cit., 142 ff.
Объяснение филлоболии, предложенное Менестором, сохранялось до конца античной эпохи: Capelle. Op.cit, 283 ff.
Так, например, его объяснение филлоболии в первую очередь конституцией растений основано, вероятно, на том, что в Средиземноморье вечнозеленые и сбрасывающие листву растения перемешаны друг с другом, так что опадение или сохранение листьев осенью не может быть выведено исключительно из климатических факторов (Senn. Entwicklung, 29).
Hist pl. 1,2.4. См.: Hoppe. Op.cit, 140, 142 ff.
См. выше, II,1.
Edelstein L. History of Anatomy in Antiquity, Ancient medicine, 252 f.
Singer Ch., Underwood E. A. A Short History of Medicine. 2nd ed. Oxford 1962, 4.
См., например, одну из новейших работ: Staden Η. von. Herophilus. The Art of Medicine in Early Alexandria. Cambridge 1989, 138 ff.
Kudlien F. Antike Anatomie und menschlicher Leichnam, Hermes 97 (1969) 78-94; idem. Anatomie, RE Suppl. 11 (1969) 38-48.
Kudlien.
