де Бовуар убрала несколько деталей, но добавила философский аспект, а также мелодраматический финал с убийством. Сартр также позже изобразил те же события в виде одной из нескольких повествовательных нитей в первом томе своей серии «Дороги свободы» [36].
Отличия между их романами показывают разницу в их философских и личных интересах. Произведение Сартра было масштабным исследованием свободы, в котором любовная интрига занимает место среди других нитей. Бовуар интересовали связывающие людей властные линии желания, наблюдения, ревности и контроля. Она больше концентрировалась на центральных персонажах и превосходно исследовала, как эмоции и переживания находят отражение в теле, например, в болезни или странных ощущениях, как в случае, когда голова главной героини тяжелеет, когда она пытается заставить себя чувствовать то, чего не чувствует. Бовуар получила за эти части похвалу от Мориса Мерло-Понти, который специализировался на феноменологии воплощения и восприятия. Он открыл свое эссе 1945 года «Метафизика и роман» диалогом, процитированным из «Гостьи» [37], в котором (похожий на Сартра) герой Пьер говорит (похожей на Бовуар) главной героине Франсуазе, что он поражен тем, как метафизическая ситуация может затронуть ее «реальным» образом:
«Но ситуация вполне реальна, — отвечает Франсуаза, — на карту поставлен весь смысл моей жизни».
«Я не говорю, что это не так, — говорит Пьер. Просто эта ваша способность вкладывать душу и тело в воплощение идеи — исключительна».
Это замечание можно отнести и к самой де Бовуар. Сартр излагал идеи в «Тошноте», но никогда не мог достичь в прозе правдоподобия, присущего де Бовуар, — возможно, потому, что она глубже чувствовала эти идеи. У нее был своего рода дар: удивляться миру и самой себе; всю свою жизнь она виртуозно поражалась происходящему. Как она написала в своих мемуарах, удивление вдохновляло писать прозу: она работала в те моменты, когда «реальность больше не могла восприниматься как должное».
Сартр завидовал этому ее качеству. Он пытался довести себя до такого же состояния, уставившись на стол и повторяя: «Это стол, это стол», пока, по его словам, «не появлялось робкое возбуждение, которое я бы назвал радостью». Но ему приходилось себя заставлять. Оно не овладевало им так, как де Бовуар. Сартр считал ее талант удивляться одновременно самым «подлинным» видом философии и формой «философской нищеты», что, возможно, означает, что она вела в никуда и не могла быть достаточно развита и осмыслена. Он добавил в фразе, которая отражает его тогдашнее видение Хайдеггера: «Это момент, когда вопрос преобразует вопрошающего».
Но больше остальных Симону поражала вот какая вещь: безмерность ее собственного невежества. После ранних дебатов с Сартром она любила повторять: «Я больше не уверена, что я думаю, и можно ли сказать, что я вообще думаю». Она, очевидно, искала мужчин, способных привести ее в подобную растерянность, — и таких было немного.
До Сартра ее помощником в этом деле был Морис Мерло-Понти. Они познакомились в 1927 году, когда обоим было по девятнадцать: она училась в Сорбонне, а Мерло-Понти — в Высшей нормальной школе, где учился и Сартр. В том году Бовуар обошла Мерло-Понти на общих экзаменах по общей философии: он занял третье место, а она — второе. Их обоих обошла другая женщина: Симона Вейль. После этого Мерло-Понти подружился с де Бовуар, потому что, по ее словам, он очень хотел встретиться с женщиной, которая его обошла. (Очевидно, он был менее увлечен довольно грозной Симоной Вейль — да и сама Вейль окажется не в восторге от де Бовуар, пресекая ее попытки дружеского общения.)
Результаты Вейль и де Бовуар были тем более выдающимися, если учесть существовавшие для женщин ограничения: Высшая нормальная школа в 1925 году, когда Бовуар начинала получать образование, оставалась закрыта для женщин. Набор студенток открывали только на один год — это было в 1910-м, а затем закрыли до 1927-го. Вместо Высшей нормальной школы Бовуар посещала ряд женских учебных заведений, которые были неплохи, но ожиданий от них было меньше. Впрочем, это было не единственное ограничение, с которым сталкивались женщины: Бовуар подробно исследует эти моменты в своей книге «Второй пол» в 1949 году. А пока ей оставалось только усердно учиться, искать выхода в дружбе и гневаться на ограниченность моральных норм своего буржуазного воспитания. Ее мнение на этот счет разделяли и другие: Сартр, тоже дитя буржуазии, восставал против нее не менее радикально. Мерло-Понти был выходцем из аналогичной среды, но реагировал на нее иначе. Он мог вполне счастливо существовать в буржуазном окружении и в то же время вести автономную жизнь в других местах.
Независимости Симоне де Бовуар удалось достичь лишь с боем. Она родилась в Париже 9 января 1908 года и выросла в основном в городе, но социальная среда казалась ей провинциальной, поскольку там бытовали устаревшие представления о женственности и благочестии. Ее мать, Франсуаза де Бовуар, навязывала дочери эти принципы; отец был спокойнее. Бунтарство Симоны началось в детстве, усилилось в подростковом возрасте и не прекратилось во взрослой жизни. Ее пожизненная преданность работе, любовь к путешествиям, решение не заводить детей и нетрадиционный выбор партнера — все это говорило о полной верности свободе. Она представила свою жизнь в этих терминах в первом томе автобиографии «Воспоминания благовоспитанной девицы» [38], а позже, в мемуарах о смертельной болезни матери «Очень легкая смерть» [39], она продолжила размышлять о своем буржуазном происхождении.
Впервые Симона познакомилась с Морисом Мерло-Понти через своего друга, когда только начинала самостоятельную студенческую жизнь. Она записала свои впечатления в дневнике, назвав его «Мерло-Понти». По ее словам, он был привлекателен как внешне, так и по характеру, хотя она опасалась, что он несколько самолюбив. В своей автобиографии (где она называет его псевдонимом «Прадель») Симона описала его «светлое, довольно красивое лицо, с густыми темными ресницами и веселым, откровенным смехом школьника». Он сразу же понравился ей, но это было неудивительно. Мерло-Понти всегда нравился всем, едва они с ним знакомились. Он понравился даже ее матери.
Мерло-Понти был примерно на два месяца старше де Бовуар, он родился 14 марта 1908 года и намного спокойнее относился к себе. Он преодолевал социальные ситуации с непринужденным самообладанием, которое (как он сам считал), скорее всего, было результатом очень счастливого детства. По его словам, в детстве он чувствовал себя любимым и поощряемым, ему никогда не приходилось напрягаться для одобрения, поэтому его нрав остался веселым на всю жизнь. Порой Мерло-Понти мог быть раздражительным, но, как он сам сказал в радиоинтервью 1959 года, он почти всегда оставался в гармонии с самим собой —